После капитализма

Автор работы ("С. Платонов" – псевдоним) преждевременно (в 1986 году) умер, и она осталась незаконченной.

С одной стороны, об актуальности этой книги можно судить хотя бы по тому, что, будучи изданной, она в одночасье стала библиографической редкостью. Но, с другой стороны, при этом все же следует учитывать то, что общество с момента написания книги претерпело кардинальные изменения – и хотя автор и предвидел многое из того, что произошло за этот период, но все же некоторые важные тенденции общественного развития, он, на мой взгляд, не сумел выделить и правильно интерпретировать.

В связи с этим у меня и возникла идея на основе этой крайне незаурядной и интересной книги написать новую работу, которая отвечала бы на поставленные в ней вопросы с учетом реалий сегодняшнего дня. Хотя в своей работе я прямо позаимствовал многие основополагающие идеи автора и даже без изменений перенес названия ряда разделов, немало моментов было все же творчески переосмыслено. Кроме того, добавлено много принципиально нового.

Данная работа теоретического характера посвящена главным образом анализу переходного периода от капитализма к социализму, особенностям той переломной эпохи, когда капитализма в его классическом понимании уже нет, а социализма еще нет. В ней, в отличие от работы С. Платонова, описавшего в основном механизм достижения высших стадий развития общества, сделан акцент на описании перехода от капитализма к социализму – отсюда и разница в названиях. Здесь описаны возможные формы организации общества в этот период, динамика их развития и преобразования из одного качественного состояния в другое – но, кроме этого, в общих чертах также обозначены пути построения коммунизма и дальнейшие перспективы развития цивилизации.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

СУЩЕСТВУЕТ ЛИ КАПИТАЛИЗМ?

Прежде чем намечать пути дальнейшего общественного развития, крайне важно правильно ответить на вопрос: в каком обществе мы сейчас живем?

Многие характерные черты нашей современной действительности дают основание утверждать, что широко распространенное мнение, будто нынешнее эксплуататорское общество – это капитализм, нуждается в серьезном критическом переосмыслении. Поэтому возникает вопрос: что собой представляет эта новая социальная система? Классический "свободно-рыночный" капитализм? Очевидно, уже нет (как это будет обосновано ниже). Тогда что же? Империализм? Государственно-монополистический капитализм? Или нечто иное? Попробуем в этом разобраться.

Так, наиболее распространенное на сегодняшний день суждение заключается в том, что эксплуататорское общество современного образца – это государственно-монополистический капитализм (ГМК). Однако на самом деле мы здесь сталкиваемся с ситуацией, когда термин, характеризующий конкретное кратковременное состояние капитализма, пытаются поставить в соответствие нынешнему обществу, которое на самом деле от ГМК качественно отличается.

Следует напомнить, что ГМК как особая форма функционирования капитализма возник в ходе Первой мировой войны в ряде участвующих в ней промышленно развитых стран. ГМК, использовавшийся для решения вполне определенного спектра задач, характеризовался чрезвычайной степенью мобилизации производительных сил и элементами централизованного управления частным капиталом. Но после окончания войны режим "чрезвычайного управления" экономикой, характерный для ГМК, быстро уступил место "обычному" империализму.

Тем не менее, эта фаза развития капитализма продолжалась недолго. Фактически она была фазой его заката и перехода в качественно новое состояние. Как убедительно показал в своей работе С. Платонов, капиталистический способ производства в его классическом смысле, а следовательно, и последняя общественная формация на основе частной собственности, изжили себя уже в течение полутора десятилетий после окончания Первой мировой войны.

Конец капитализму положил всемирный экономический кризис 1929-33 гг. (так называемая "Великая Депрессия"), после которого в развитых странах утвердился качественно новый строй. Его главный механизм функционирования заключается в том, что правящая финансовая элита, действуя согласованно и широко привлекая для достижения своих целей государственный аппарат и различные механизмы тайной власти, осуществляет планомерное присвоение и подчинение ранее стихийно складывавшихся общественных отношений. Следует особо подчеркнуть: не только производственных, но и общественных в широком понимании этого термина: целенаправленное формирование общественного сознания, контроль за средствами массовой коммуникации, планирование политической деятельности. И, что еще особенно важно подчеркнуть, весь этот процесс осуществляется на научной основе.

Этот новый строй, в сущности, реализует функцию, близкую к функции социализма, описываемой классической теорией, – "освоение" стихии производственных и прочих общественных отношений, привнесение научного подхода в управление общественными процессами – и поэтому такой строй, в самом деле, уже нельзя назвать капитализмом в его привычном смысле.

Новый строй обладает способностью, которой "классический" капитализм не обладал в принципе – он в состоянии сознательно выявлять и на научной основе разрешать общественные противоречия, не доводя их развитие до фатальности, и поэтому ему фактически уже не угрожают многие противоречия, неразрешимые в рамках капитализма. "Верхушка" этого общества – в развитых странах это финансовая элита – согласованно осуществляя управление инвестиционным циклом в масштабе всей экономики и монополизируя высшие формы экономической (прежде всего, банковско-финансовой) деятельности, фактически становится единым корпоративным собственником средств производства. Стихия частного капитала уступает место жесткому планированию с широким привлечением механизмов внеэкономического принуждения. Таким образом, эта система, как и социализм, в определенном смысле постепенно устраняет частную собственность, но только ей на смену приходит не общественная собственность, как при социализме, а кланово-корпоративная. Субъектами собственности и экономическими операторами становятся не отдельные частные лица и не народ, а финансовая элита, менеджмент корпораций, крупные мафиозные структуры, государственная бюрократия. Для господствующего при этом строе уклада характерны замена свободной конкуренции на сговор, значительно более низкий уровень рисков, зависимость экономического успеха оператора исключительно от уровня его личных связей, фактическая возможность управлять производительными силами, в создание которых не вложен личный капитал. Принятие решений, как правило, осуществляется на основе анализа не экономического эффекта, а политической целесообразности, то есть по критерию укрепления прямой власти над народом. Все это порождает полную экономическую безответственность правящей элиты, в отличие от тех же капиталистов, и приведет, в конечном итоге, к неразрешимым противоречиям принципиально иного рода, нежели при капитализме.

В рамках этого строя, который естественно назвать элитаризмом, осуществляется планомерное преобразование общественных отношений в интересах правящего меньшинства, деятельность которого со всей очевидностью уже далеко выходит за рамки процессов, описываемых классической теорией политэкономии капитализма. Что касается большинства, то оно будет терпеть над собой власть меньшинства до тех пор, пока не консолидируется для сознательной борьбы – но борьбы принципиально иного рода, нежели антикапиталистическая.

Очевидно, что элитаризму, в отличие от капитализма, уже не угрожают стихийно возникающие кризисы, порожденные характерными для последней частнособственнической формации противоречиями. Поэтому переход к социализму через народное восстание, подобное восстанию 1917 года, в кризисный период, для которого характерно ослабление власти, в эту эпоху фактически уже невозможен.

Следует ли это утверждение понимать в том смысле, что без целенаправленной борьбы прогрессивных сил с элитаризмом он может просуществовать неограниченно долго?

Успех прогрессивных сил будет всецело определяться тем, насколько эта борьба соотносится с объективным ходом общественного развития и использует противоречия, которые характерны уже для элитаристской стадии развития эксплуататорского общества и принципиально неразрешимы в его рамках. Методы борьбы против элитаризма качественно отличаются от методов борьбы против капитализма. Здесь самое главное – правильно определить противника и разглядеть то, что скрыто за фасадом "обычного" капитализма.

Для начала ответим на следующие вопросы: каким образом элитаризм соотносится с капитализмом и социализмом и какое место он, если можно так выразиться, занимает на "оси" общественно-экономических формаций?

Самый острый дискуссионный вопрос, который обозначился при описании сущности элитаризма, – это вопрос о том, является ли элитаризм разновидностью капитализма – или же он представляет собой качественно иную форму социальной организации?

На этот вопрос можно ответить следующим образом: в некоторой степени справедливо как первое, так и второе утверждение. С одной стороны, элитаризм, безусловно, – плоть от плоти капитализма: элита использует именно капиталистический уклад как фундамент своего могущества, как экономический инструмент осуществления власти над народом. Но между собственно капитализмом и элитаризмом все же есть существенные, описанные выше, отличия, заставляющие рассматривать последний как качественно новый тип общества, пусть и возникший на базе капитализма. Повторим, что самое главное отличие – это выделение особой управляющей прослойки, которая становится как бы над объективными законами, определяющими функционирование капиталистической экономики, и осуществляет централизованное управление обществом главным образом внеэкономическими методами. Если обращаться к историческим аналогиям, то элитаризм в определенном смысле имеет такое же отношение к свободно-рыночному капитализму, как абсолютизм к феодализму эпохи феодальной раздробленности, как цезаризм к раннему рабовладельческому строю. С одной стороны, эти качественные "надстройки" над эпохами можно рассматривать как составную часть этих эпох, но при этом все же есть немаловажные признаки, характеризующие их как нечто качественно новое, функционирование которого уже не может быть описано посредством законов, свойственных "классической" эпохе.

Вновь вернемся к рассмотрению переломного момента в развитии капитализма. По ленинскому определению, ГМК является той ступенькой, между которой и социализмом (в каком смысле здесь употреблять слово "социализм" – это отдельный вопрос) никаких промежуточных ступеней нет. ГМК, осуществляя централизованное мобилизационное руководство экономикой, непосредственно готовит почву для реального обобществления средств производства, на базе которого осуществляется диктатура пролетариата. Этот сценарий и был реализован в России в 1917 году, когда партия большевиков, воспользовавшись вызванным войной острейшим социально-экономическим кризисом и крайней слабостью буржуазного правительства – а самое главное – подготовленной государственно-монополистическим капитализмом экономической базой, осуществила государственный переворот в форме возглавляемого ею вооруженного восстания народных масс. После Октябрьской революции в России возник особый, принципиально новый тип общества – переходное эгалитарное общество, использующее производительные силы в интересах всего населения и сознательно осуществляющее построение социализма. По названию государства и его номинальной формы политического управления это общество вошло в историю под именем советского общества.

К природе советского общества мы вернемся ниже, но здесь подчеркнем лишь то, что советское общество все же не было в полном смысле этого слова социалистическим. Это было лишь переходное общество, которое к социализму перейти так и не успело. По ленинскому определению, оно может быть охарактеризовано как "государственно-капиталистическая монополия, обращенная на пользу всего народа и постольку переставшая быть капиталистической монополией". И если для характеристики этого послереволюционного общества Ленин в своих последних работах использовал слово "социализм", то, как правило, при этом добавлял к нему выражение "в известном смысле".

Итак, фаза ГМК – это та точка бифуркации, после которой общество может пойти по двум направлениям: либо посткапиталистический элитаризм, либо предсоциалистический эгалитаризм. Но и в том, и в другом случае капитализм как целостная самодостаточная общественно-экономическая формация после окончания стадии ГМК исчезает навсегда.

Но при этом данное утверждение не следует понимать в том смысле, что будто бы "капитализм умер". Капитализм по-прежнему продолжает жить и развиваться – но лишь в качестве отдельного, пусть и немаловажного, экономического уклада. При этом нынешнему социальному строю присущи важнейшие качественные отличия от строя капиталистического в том его виде, который описывался классиками марксизма. Как уже сказано, в сложной многоукладной социальной системе элитаризма развитый капиталистический уклад, функционирующий по законам рыночной экономики и для которого по-прежнему характерна конкурентная борьба, по-прежнему присутствует, но при этом уже не является доминирующим. Общая схема построения элитарного общества напоминает пирамиду, на вершине которой находится финансовая элита, чуть ниже – промышленные транснациональные корпорации, под ними – государственный аппарат, еще ниже – средний и мелкий бизнес, и, наконец, наемные работники (пролетарии в классическом смысле). Капиталистический уклад используется в качестве насоса для перекачивания средств в пользу элиты и "пьедестала" ее господства в экономике и всех остальных сферах общественной жизни.

Элитаризму имманентно присуще стремление выйти за границы национальной элитаристской системы и выстроить всемирную "пирамиду" господства, в которую включены не только зависимые страны, но и развитые – то есть все без исключения страны мира. В настоящее время происходит объективный процесс слияния элит промышленно развитых стран при ведущей роли элиты, сформировавшейся в наиболее развитом элитаристском государстве (США), и подчинение этому элитарному конгломерату стран "третьего мира", превращенных в главный источник его могущества. При этом внутри этих стран-"доноров" под контролем мировой элиты формируется собственная элитаристская "пирамида": коллаборационистское правительство – компрадорская буржуазия – крупная национальная буржуазия – средняя и мелкая буржуазия, пролетариат и пауперы.

Важно отметить, что иерархия элитаристской системы управления обществом в зависимых "периферийных" государствах выстроена именно в такой последовательности. В этих странах, включенных во всемирную элитаристскую пирамиду в качестве ресурсного придатка, в отличие от стран-"метрополий", господствующие позиции по отношению к капиталистическому занимает государственно-бюрократический уклад, который берет на себя управление развитием общества в пределах национальных границ. В этом случае наблюдается, казалось бы, парадоксальная с точки зрения марксизма ситуация – не государство прислуживает капиталу, а наоборот: капитал находится в подчинении у государства. Правда, при этом национальное правительство отнюдь не осуществляет полный диктат – оно подчиняется, в свою очередь, иностранным транснациональным корпорациям, правительствам государств-"метрополий" и, разумеется, стоящим над ними мировым финансовым институтам. Однако в рамках границ государства именно административный уклад становится главенствующим. За примерами далеко ходить не надо: это диктатуры в странах "третьего мира" и республик, возникших на месте распавшегося СССР. Впрочем, тема развития элитаризма в нашей стране подробнее будет раскрыта в соответствующем разделе.

При осуществлении экспансии по отношению к менее развитым странам правящая элита "поднимает" население своей страны на более высокую ступень иерархии и сознательно "делится" с ним частью прибыли от их эксплуатации, тем самым превращая его в своего рода господствующий класс по отношению к трудящимся завоеванных стран.

В этом и заключается суть активно осуществляющегося в настоящее время процесса глобализации, имеющей расхожее определение "империалистическая", но которую все же правильнее называть элитаристской.

В рамках концепции элитаризма не возникает никаких трудностей с анализом такого явления, как фашизм, при описании которого со строгих марксистско-ленинских позиций иногда возникают определенные проблемы. Фашизм – это ни в коей мере не государственно-монополистический капитализм, как утверждают некоторые марксисты. Это не что иное, как наиболее жесткий, радикальный и агрессивный вариант элитаризма, и по своей экономической сути он является тем же, что и "мягкий" элитаризм в странах "западных демократий": установление контроля правящей корпоративной элиты над средствами производства в масштабе всего государства, широкое применение административных внеэкономических методов управления и всемерный контроль за сторонами жизни общества, не относящимися напрямую к экономике.

Таким образом, весь мир сейчас живет в особую эпоху, когда капитализма (в его прежнем, марксистско-ленинском, понимании) уже нет, а социализма еще нет. Описанию этого переходного периода и посвящена данная работа.

"СОЦИАЛИЗМ В ИЗВЕСТНОМ СМЫСЛЕ"

К 1917 году Россия, как и другие промышленно развитые страны, участвовавшие в мировой войне, вступила в стадию государственно-монополистического капитализма. Это предоставило прогрессивным политическим силам объективную возможность совершить социалистическую революцию и установить диктатуру пролетариата, экономическая база которой представляла собой конфискованные у крупного капитала средства производства, возможность национализации которых была подготовлена всем предшествующим процессом развития производственных отношений в рамках ГМК.

Следует подчеркнуть, что показателем промышленного развития применительно к данному контексту является не столько развитие производительных сил, сколько развитие производственных отношений. В.И. Ленин в своих работах, описывающих предреволюционный период в России, подчеркивал именно самый передовой характер развития производственных отношений, не соответствовавший степени развития производительных сил, а явившийся следствием необходимости осуществления максимально возможной концентрации капитала в условиях войны. В свою очередь, недостаточная степень развития производительных сил явилась немаловажным фактором успеха социалистической революции. ГМК, сформировавшийся в промышленно развитых центрах России, с одной стороны, и общинный характер жизни и производства большинства населения страны, с другой, в совокупности дали синергетический эффект и явились фактором перехода общества в принципиально иное, не имевшее до этого аналогов, качественное состояние.

Забегая вперед, необходимо отметить, что в последующие десятилетия фактором успеха осуществления социалистических революций в ряде стран Азии и Латинской Америки также явился общинный характер жизни основной массы населения, а также наличие отдельных локальных центров с высокой степенью развития производительных сил, сформированных путем вложения инвестиций со стороны промышленно развитых государств. То есть, с одной стороны, общая неразвитость производительных сил обрекает страну в случае ее развития по капиталистическому пути на состояние полуколонии, а с другой стороны, наличие передовых центров все же дает потенциальную стартовую возможность прогрессивным общественным силам, сформировавшихся в этих центрах, повернуть развитие страны по некапиталистическому пути. Но при этом, конечно же, решающим фактором удержания революционных завоеваний в этих странах была экономическая помощь – помощь в развитии производительных сил – со стороны Советского Союза, государства-флагмана мировой системы эгалитаризма.

Вернемся к России 1917 года. Для успешного осуществления революции в тот период было необходимо соблюдение еще двух условий: крайняя слабость буржуазного правительства, объективно обусловленная периферийным характером российского капитализма, и субъективная способность революционных сил осуществить его свержение. В России оба эти фактора были в наличии, что и позволило впервые в мировой истории заложить основы общества качественно нового типа.

Тем не менее, необходимо подчеркнуть, что успех Октябрьской революции стал возможен не потому, что в структуре производительных сил сформировались достаточные предпосылки для установления социалистического способа производства, а только лишь по той причине, что буржуазное правительство в момент острейшего социального кризиса оказалось неспособно противостоять натиску прогрессивных политических сил. Это и предопределило характер послереволюционного общества на протяжении всех последующих десятилетий.

Советское общество, несмотря на свою безусловную прогрессивность, несло в себе груз фундаментальных противоречий, порожденных несоответствием между исключительно передовым характером политической надстройки (системы власти, идеологии и декларируемых целей), с одной стороны, и неразвитостью производительных сил для новой общественной формации, с другой.

Необходимо помнить, что социализм нельзя утвердить юридическими законами. Для него должна быть подготовлена необходимая материально-техническая база, соответствующая качественно иному способу производства и производительные силы которой самой своей физической сущностью отрицают эксплуатацию человека человеком. А индустриальный способ производства с необходимостью предполагает наличие двух производящих классов: буржуазии и пролетариата – подобно тому как доиндустриальный способ производства предполагает разделение на рабовладельцев и рабов, феодалов и зависимых крестьян.

Каковы бы ни были юридические нормы в рамках индустриального общества, они не в состоянии отменить объективно обусловленные производственные отношения, соответствующие этому способу производства, и упразднить деление на классы, ибо эти классы соответствуют двум взаимообусловленным функциям: управление и непосредственное исполнение. И до тех пор пока уровень развития производительных сил не позволит возложить функции непосредственного исполнения на неодушевленные средства производства, будет существовать объективная основа деления участников производственного процесса на руководителей и исполнителей. То есть на буржуазию и пролетариат – пусть даже они и по-другому будут называться, и антагонизм между этими двумя классами будет искусственно сведен к минимуму путем изменения норм распределения прибавочного продукта – но это не отменит деления производителей на классы, которым требуется качественно различный уровень образования для участия в производственном процессе. Следует особо подчеркнуть – именно для участия в производственном процессе. Хотя целенаправленно можно и даже нужно обеспечивать равновысокий образовательный и культурный уровень для представителей обоих классов, но все же необходимо признать, что высокий культурно-образовательный уровень низкоквалифицированному рабочему может пригодиться только в свободное от работы время.

Кроме того, индустриальное производство – это производство товарное. Основная продукция, производимая в рамках этого способа производства, носит материальную основу. А материальный продукт, произведенный в условиях индустриального производства, неизбежно становится товаром, потому что на него перенесен живой труд в виде стоимости и потому что при продаже этого продукта он неизбежно отчуждается от производителя и в последующем не может быть им реализован.

Из этой характеристики индустриального способа производства следует вывод: для того чтобы полностью преодолеть, а не только смягчить, социальное отчуждение, имеющее место в его рамках, необходимо наличие нового способа производства, исключающего объективные предпосылки этого отчуждения.

Если говорить конкретно – новый способ производства должен обладать следующими фундаментальными характеристиками. Во-первых, функции непосредственного исполнения (физический труд) должны быть возложены на неодушевленные средства производства. Это даст возможность преодолеть классовую парность и превратить всех участников производственного процесса в представителей однородного социального слоя, с равновысоким культурно-образовательным уровнем, который естественным образом позволит всем без исключения трудящимся участвовать в производственном процессе на равных правах, уже без деления на управляющих и управляемых. Во-вторых, характерный для этого способа производства продукт должен обладать свойством неотчуждаемости и беззатратного неограниченного копирования.

Нынешнему поколению, в отличие от участников революции 1917 года, вполне понятен смысл данного требования. Развитие комплексного автоматизированного производства дает в перспективе реальную возможность полностью отказаться от физического труда и переложить те функции, которые ранее выполнял промышленный пролетариат, на автоматические средства производства. Главным продуктом, производимым на новой материально-технической базе, станет знание, играющее роль необходимого средства для разработки и непосредственного изготовления новой продукции, для управления производственным процессом. Знание будет превращено в непосредственную производительную силу, главный, определяющий фактор развития производства.

В настоящее время в недрах индустриального способа производства активно формируется новый производящий класс, который станет основным при будущем способе производства – это научно-техническая интеллигенция (ученые в области естественных наук, инженеры), в ведении которой находится развитие средств производства; и гуманитарная интеллигенция (врачи, учителя, культурные работники), которые формируют человека как основную производительную силу.

По причине господства индустриального уклада в структуре производительных сил эта категория трудящихся пока занимает подчиненное по отношению к эксплуататорскому классу положение, глубоко противоречащее ее перспективным интересам и объективному предназначению. Однако элита существует лишь постольку, поскольку существует пролетариат, по отношению к которому она выполняет "парную" функцию руководства. Элитаризм не может не развивать производительные силы, пусть и со значительными перекосами, и в соответствие с этим будет развиваться, становясь самодостаточным и способным обойтись без руководства "сверху", и качественно новое поколение трудящихся. Именно эта социальная группа, по мере развития постиндустриального уклада, став более многочисленной и влиятельной, осознав свои классовые интересы, послужит могильщиком всех реакционных форм общественного устройства и строителем настоящего социализма.

Возвращаясь к описанию послереволюционного периода развития нашей страны, необходимо отметить, что к тому времени ни о какой базе социализма не могло быть и речи. Производительные силы находились на уровне, соответствовавшем даже не развитому капитализму западных стран, а капитализму среднего уровня развития; и кроме того, значительная их часть была физически уничтожена в ходе империалистической и Гражданской войн. Налицо было противоречие между крайне неразвитыми производительными силами и самой прогрессивной на тот момент политической надстройкой общества. Кроме того, после поражения социалистических революций в Германии и ряде стран Восточной Европы новое общество оказалось один на один с враждебным капиталистическим (а позднее – элитаристским, в том числе фашистским) окружением, стремящимся уничтожить ростки прогрессивного эгалитарного общества и превратить СССР в объект порабощения и разграбления.

В этих условиях возникла объективная необходимость в форсированном развитии производительных сил с тем, чтобы они соответствовали даже не социализму, а хотя бы вышли на уровень самых передовых капиталистических стран. Ибо без построения индустриального базиса, соответствующего высокоразвитому капиталистическому (или возникшему на его базе элитаристскому) государству, не может быть и речи о построении социализма, не говоря уже о коммунизме. Причем преодолеть этот разрыв необходимо было в кратчайшие сроки, опираясь исключительно на собственные силы, в экстремальных условиях острого экономического, политического и идеологического противостояния с миром элитаризма, доходящего в определенные периоды до жесточайшего военного столкновения. Перед СССР встала необходимость создать фактически с нуля свою металлургическую, химическую, машиностроительную, а позднее – атомную, электронную и ракетно-космическую промышленность; свою фундаментальную науку и систему образования, а также освоить и включить в орбиту народного хозяйства гигантские географические пространства. То есть построить полностью самодостаточную социально-экономическую базу, "симметричную" социально-экономической базе мирового элитаризма во главе с США.

Именно в этом и заключалось историческое предназначение советского общества, возглавляемого РКП(б) – ВКП(б) – КПСС: в построении мощного индустриального базиса, в преодолении изначального разрыва со странами, реализующими диаметрально противоположный общественный идеал – то есть в создании необходимой социально-экономической базы для дальнейшего развития общества по пути к социализму. И не более того.

Оглядываясь назад на этот героический, без преувеличения, путь, можно смело утверждать, что свою действительную историческую миссию Советский Союз выполнил "на отлично". И не стоит сожалеть о том, что СССР не построил коммунизм и даже социализм – перед ним объективно-исторически такой задачи не стояло и стоять не могло. Система построения советского общества соответствовала именно этой задаче и никакой другой. История советского общества – это история индустриализации, не выходящей за рамки способа производства, возникшего на базе капитализма. Дальнейшее развитие по пути к социализму и коммунизму будет осуществляться в рамках качественно иного общества, которое придет на смену прошлому СССР и которое вполне может быть названо будущим Советским Союзом.

После того как мы разобрались с историческим предназначением советского общества, рассмотрим его природу.

Первоначально советское общество, как известно, представляло собой многоукладную социальную систему. "Командные высоты" в экономике занимала национализированная банковская сфера и крупная промышленность. Частнособственнический мелкотоварный уклад занимал сферы сельскохозяйственного и кустарного производства, торговли, услуг. Этот механизм представлял собой воплощение ленинских идей "новой экономической политики" – отход от чрезвычайщины "военного коммунизма" и предоставление всем желающим свободы хозяйствования в определенных рамках.

Представлял ли собой НЭП путь к социализму? С одной стороны, Ленин в своих последних работах, посвященных проблеме кооперации, писал, что социализм – это строй "цивилизованных кооператоров". С другой стороны, он, признавая, что "НЭП – это всерьез и надолго", при этом тут же добавлял: "но не навсегда". Ленин, очевидно, не подразумевал под понятием "цивилизованные кооператоры" хозяйствующие субъекты периода НЭПа и осознавал, что между эпохой НЭПа и эпохой социализма как строем цивилизованных кооператоров должны пройти минимум несколько десятилетий. И при этом он четко представлял себе магистральный путь развития общества по пути к социализму – построение индустриального базиса, все составляющие которого должны быть как минимум на том же уровне, что и в передовых капиталистических странах. Кроме того, очевидно, что он стоял у истоков индустриализации, став инициатором и вдохновителем плана ГОЭЛРО. Другое дело, что Ленин не предполагал, что история вскоре после его смерти поставит СССР перед жесткой необходимостью форсированно наращивать свою материально-техническую мощь в ущерб прогрессу производственных отношений в экономике и демократических начал в политике.

Факторов, предопределивших сворачивание НЭПа и его замену на мобилизационную экономику, можно выделить несколько. Во-первых, свою историческую задачу – восстановление производительных сил до предвоенного уровня – он выполнил. Во-вторых, стала более ощутимой угроза Советскому Союзу со стороны западных стран. И, наконец, углубился кризис самого НЭПа, проявлявшийся в увеличении ценового разрыва на промышленные и сельскохозяйственные товары, социально безответственной экономической политике кулачества, обретении все большего влияния частнособственнического уклада на общество и государство. Не были изжиты ни безработица, ни эксплуатация человека человеком. Поэтому в тех конкретно-исторических условиях потенциал развития общества в условиях НЭПа был исчерпан, и на новые вызовы времени предстояло ответить принципиально иной социально-экономической модели – а именно мобилизационной экономике и тоталитаризму как политической надстройке над ней. Субъективный фактор – личные качества И.В. Сталина, олицетворявшего этот период развития советского общества, – сыграл здесь роль далеко не решающую. Отнюдь не Сталин повлиял на ход дальнейшего развития – а объективная необходимость в мобилизационной экономике и тоталитаризме сделала возможной приход к власти именно того человека, чьи субъективные качества в наибольшей степени соответствовали сущности этого объективного процесса. Утверждение, что Сталин будто бы своей волей смог на долгие десятилетия повернуть страну "не туда", – не более чем проявление исторического идеализма.

Во всяком случае, в те годы при любом раскладе до социализма было еще далеко – слишком намного партия большевиков, взяв власть в 1917 году, опередила свое время. Поэтому приходилось создавать, может быть, в некотором смысле противоестественные социально-экономические конструкции ради предотвращения реставрации эксплуататорского строя, ради сохранения базовых эгалитарных принципов построения общества и курса на социалистическое развитие.

С экономической точки зрения, мобилизационная модель общества представляет собой единую государственную монополию, использующую наемный труд всех трудящихся страны. В условиях эгалитарного общества прибавочный продукт, производимый этой государственной монополией, расходуется, помимо расширенного воспроизводства производительных сил, на социальные нужды всех членов общества.

Назвать эту социальную систему государственным капитализмом, несмотря на наличие некоторых внешних формальных признаков, было бы неточно – хотя бы по той простой причине, что у социальных "антиподов", развивающихся параллельно с советским обществом – элитаристских государств Запада – капитализма как такового уже не было. А заведомо более прогрессивная социально-экономическая система, очевидно, имеет еще меньше оснований содержать в своем определении понятие "капитализм". Капитализм, как известно, соответствует высшей и исторически последней форме частной собственности – капиталу. Здесь же частная собственность уже отсутствует. Но является ли подобная собственность общенародной (общественной)? Смотря что понимать под характеристикой собственности. Если только способ присвоения и распределения произведенного продукта – то в определенном смысле общественная. Если способ управления – то это государственно-бюрократическая собственность, пусть и функционирующая в интересах всего общества.

Очевидно, что социализмом этот строй можно назвать, только добавив ленинскую оговорку: "в известном смысле". Образно выражаясь, это был "протез" социализма, но не социализм в полном смысле слова – а то, что он был назван социализмом, ни в коей мере не меняет его объективной сути. Это то, что Маркс пророчески называл "грубым коммунизмом", осуществившим только механического упразднение, снятие капитала, но при этом выступающим в качестве "всеобщей частной собственности", "отрицающим повсюду личность человека", для которого характерно "равенство заработной платы, выплачиваемой общинным капиталом, общиной как всеобщим капиталистом", когда "категория рабочего не отменяется, а распространяется на всех людей". [К. Маркс, Ф. Энгельс, Соч., т. 42, с. 114-115.]

Но при этом советское общество, несмотря на недостаточную для более высокой социально-экономической формации степень развития производительных сил, несмотря на многие свои недостатки и противоречия, было обществом ярко выраженного эгалитарного характера. В советском обществе не существовало и не могло существовать никакой социальной группы, интересы которой, как в элитарном обществе, были бы диаметрально противоположны интересам широких народных масс и которая в своих эгоистических интересах осуществляла бы над ними наносящее им ущерб господство. В элитарном же обществе наблюдается именно такое положение вещей, и наличие подобного правящего слоя можно считать главным критерием элитарного построения общества.

В историческом аспекте социально-экономическая система, соответствовавшая советскому периоду развития общества, олицетворяла собой первую фазу переходного периода от капитализма к социализму. Она по своей природе является предсоциалистическим эгалитаризмом и соответствует временному периоду от конца государственно-монополистического капитализма до начала переходного периода между индустриальным и постиндустриальным способом производства. Между этими вехами развития производительных сил может существовать как эгалитарное, так и элитарное общество – в зависимости от того, кому принадлежит политическая власть.

Элитарному же обществу на этом отрезке истории соответствует доглобалистская фаза развития элитаризма, для которой характерны зарождение элитаризма, первые попытки становления жесткой формы элитаризма с последующим их крахом, начало процесса слияния национальных элит, а также формирования транснациональных экономических инструментов элиты, единого идеологического и культурного пространства.

Вернемся, однако, к исследованию сущности советского общества. Здесь крайне важно осветить роль особого социального слоя, сыгравшего определяющую роль в судьбе страны – советской бюрократии.

Объективно роль советской бюрократии была обусловлена характером производительных сил после революции. Так как уровень их развития соответствовал индустриальному способу производства, то классовый расклад советского общества неизбежно должен был соответствовать объективной необходимости деления участников производственного процесса на управляющих и управляемых. Роль управляемых, как и прежде, выполняли промышленные рабочие, потерявшие, однако, основания называться "пролетариями" в силу общественного характера присвоения прибавочного продукта. В частнокапиталистическом укладе, сохранявшемся до момента становления мобилизационной экономики, роль управляющих, как и прежде, выполняла буржуазия. А в государственном экономическом укладе именно бюрократия играла роль, в эксплуататорском обществе выполняемую буржуазией или элитой, и ее значение стало особенно ярко выраженным в период мобилизационного развития экономики. Таким образом, видно, что если даже и ликвидировать буржуазию юридически, ее роль в рамках нисколько не изменившегося при этом способа производства неизбежно перейдет к особой управляющей прослойке. Речь, отметим, здесь все же идет лишь о функции управления, а не о функции присвоения. Впрочем, это несоответствие неизбежно должно было сказаться в дальнейшем – и оно сказалось.

Теперь необходимо раскрыть сущность понятия "диктатура пролетариата" применительно к советской модели общественного устройства.

Если под диктатурой пролетариата понимать прямую власть рабочих, то такой диктатуры действительно не существовало. Государственная система управления, сформировавшаяся в первые десятилетия Советской власти, представляла собой диктатуру политического авангарда народа – Коммунистической партии, сосредоточившей в своих руках все рычаги управления обществом. Хотя в Советы, которым формально принадлежала власть, направлялись представители рабочего класса, но они фактически лишь оформляли готовые решения, принятые партией. С одной стороны, система кастовости при формировании органов власти полностью отсутствовала – рабочий класс был кадровым резервом для пополнения управленческой прослойки. Но с другой стороны, те, кто не входил во властные структуры, не могли контролировать их работу и участвовать в принятии государственных решений. Да и сами представители бюрократии имели полномочия принимать решения только в пределах своих функциональных обязанностей. То есть для этой системы характерна предельно узкая специализация гражданина при выполнении своей общественной роли.

На базе мобилизационной экономики возникла и развилась соответствующая ей система власти – бюрократическая система с жесткой пирамидальной иерархией монархического типа.

Такая система власти может быть названа опосредованной диктатурой пролетариата, в рамках которой политический авангард народа осуществляет власть в интересах трудящихся, хотя и без привлечения их к управлению. В принципе, такая модель власти является оправданной в том случае, когда ее представители по своим моральным качествам и политическим убеждениям являются более прогрессивными, чем большинство населения. Тогда отстранение основной массы народа от принятия государственных решений может предотвратить "приведение в соответствие" политической надстройки и уровня развития производительных сил, проще говоря – реставрацию капитализма и становление элитаризма.

Но в условиях крайней неразвитости производительных сил и опасности военного нападения платой за сохранение курса на построение социализма неизбежно становится превращение государства в своего рода тоталитарную общину, которая жертвует интересами отдельных людей в пользу форсированного прогресса производительных сил. Тоталитарная община распоряжается рабочей силой, личной жизнью, свободой, имуществом, а подчас и физическим существованием граждан во имя достижения главной цели своего функционирования – построения индустриального базиса в предельно сжатые сроки. В такой общине господствует крайне жесткая система власти, и от того, что его имущество, свобода, жизнь не будут востребованы системой, не может быть гарантирован никто. Представители бюрократии, как и простые граждане, также отвечают за качество проделанной работы своей свободой и жизнью. Таким образом, в этой системе правят не отдельные граждане, не законы и даже не ее руководители, а интересы общины в целом.

Утверждать, что вся власть принадлежала Сталину, также было бы ошибкой. Этой системе объективно присуще жесткое пирамидальное построение, и во главе ее неизбежно должен был стать какой-нибудь человек, в руках которого сходились бы все нити управления, который был бы олицетворением этой системы. Проще говоря – "Хозяин", который персонифицировал бы в себе всю совокупность общественных отношений в рамках тоталитарной общины, который был бы единоличным управляющим всех производительных сил и на службе у которого – а на самом деле у общины в целом – состоял бы каждый гражданин-общинник. В этом смысле Сталин, несмотря на внешние признаки абсолютного монарха и диктатора, несмотря на крайне жесткую форму своего правления, объективно являлся выразителем реальных интересов общества на том этапе его развития.

Каковы бы ни были лишения, испытываемые трудящимися СССР в тот период, они были общими для всех, так же как общим трудом осуществлялось построение общего для всех индустриального базиса. Ни в каком смысле нельзя сказать, что при этом кто-то наживался за счет страданий трудящихся и устраивал себе роскошную жизнь на несчастье других. Только поэтому народ и терпел над собой деспотичную по форме, но не по сути, власть. Только потому, что советский гражданин считал власть справедливой – а отнюдь не стараниями карательных органов – он принимал тоталитаризм как единственное в тех конкретно-исторических условиях средство, исключающее возможность падения в пропасть элитаризма, и отдавал ради общего блага все, что у него было. А ради блага элиты (неважно – финансовой или государственно-бюрократической) народ способен терпеть тоталитаризм, "закручивание гаек" и культ "вождя" только лишь в течение весьма непродолжительного времени.

При подведении итогов анализа этого периода истории необходимо подчеркнуть, что именно в рамках этапа мобилизационной экономики и тоталитаризма 30-х – 50-х гг. были построены основы эгалитарного советского общества и заложен крупноиндустриальный базис. Именно в этот период страна выстояла в прямой военной схватке с радикальным элитаризмом. Но следует согласиться и с тем очевидным суждением, что оборотная сторона действительно великих побед, достигнутых в те десятилетия – это их исключительно высокая цена. Это и насильственное изменение жизненного уклада крестьянства, превращенного в источник средств для проведения форсированной индустриализации. Это и жизнь населения в условиях крайнего аскетизма, и работа до изнеможения. Это и миллионы каторжников ГУЛАГа, лишенных свободы зачастую по специально надуманным обвинениям и брошенных на освоение вечной мерзлоты. Со всей очевидностью можно утверждать, что в основании советского индустриального базиса – не только освобожденный от воли частного собственника или элиты труд сотен миллионов людей, но и личное горе, и тяжкие страдания, и насильственная смерть. Но иной сценарий был невозможен – в тот период развития за достижение великих целей, за преодоление социального отчуждения, неизбежно нужно было отдавать очень высокую плату.

При объективном научном подходе неуместны ни апологетическое восхваление созданной Сталиным системы, ни бездумное навешивание ярлыков типа "контрреволюция", "термидор" и "бонапартизм". У каждой исторической эпохи есть свое объективное предназначение, и самое важное – правильно понять именно его, а не заниматься идеологическими спекуляциями, выплескивая эмоции на основании одних лишь внешних признаков.

К середине пятидесятых годов тоталитаризм и мобилизационная экономика, сыгравшие на определенном историческом этапе позитивную роль, себя изжили – прежде всего потому, что их объективное предназначение было выполнено. Страна построила свой индустриальный базис, по мощи и качественному оснащению сравнимый с индустриальным базисом наиболее развитых элитаристских государств, отстояв при этом завоевания революции в ходе самой жестокой войны в мировой истории и добившись невиданного прежде авторитета на мировой арене.

В связи с этим курс на некоторое смягчение экономических и политических норм, проводимый послесталинским руководством, отражал объективные тенденции дальнейшего общественного развития. Повышение доли товаров народного потребления в общем объеме производимой продукции, реализация программы массового жилищного строительства, предоставление колхозам большей экономической самостоятельности, а его труженикам – права свободно выбирать местожительство – ознаменовали собой отход от вынужденного аскетизма периода мобилизационной экономики. Реабилитация необоснованно осужденных, смягчение идеологического прессинга, осуждение культа личности, пусть и обусловленное конъюнктурными соображениями, положили начало иной политической эпохе в рамках истории советского общества.

После смерти в 1953 году Сталина, игравшего роль единоличного управляющего, экономическая система претерпела переход от "монархического" типа управления к "олигархическому" – руководство различных ведомств и регионов в отсутствие "Хозяина" стали выступать в качестве хотя и не самостоятельных, но обладающих своими интересами экономических субъектов. Вместо отношений беспрекословного подчинения под страхом репрессий фактически начали формироваться отношения с элементами саморегуляции путем договоренностей между бюрократическими группами.

Именно тогда начали закладываться объективные экономические предпосылки будущей приватизации, хотя в ту пору даже высшему бюрократическому руководству мысль о такой возможности показалась бы абсолютно невозможной. Но в экономике и политике определяющим фактором является не личная совесть или провозглашенная идеология, а объективно сложившиеся отношения в обществе.

Ярким показателем становления бюрократической подсистемы как самодостаточного и обладающего собственным коллективным интересом слоя стало организованное руководством ряда регионов и ведомств отстранение от должности первого секретаря ЦК КПСС Н.С. Хрущева осенью 1964 года. Хрущев, будучи "промежуточным" лидером между Сталиным и Брежневым на временной шкале, был таковым и по стилю своего правления. Это проявлялось в том, что, с одной стороны, осуществляя диктаторскими методами бурную деятельность по реформированию системы управления обществом, развитию производительных сил (самый яркий пример – космонавтика), он пытался выступать как единоличный управляющий, опосредовавший в себе интересы народа. С другой стороны, в период его правления бюрократический аппарат начал осознавать себя как особый социальный слой, обладающий собственными «сословными» интересами субъект общественных отношений, и Хрущев, пришедший к власти путем подковерных бюрократических интриг и многим обязанный своим подчиненным, уже не мог в чистом виде управлять сталинскими методами. Хотя это явилось только субъективным фактором изменения стиля управления. Главный объективный фактор – отсутствие необходимости в мобилизационной экономике – был причиной отхода от жесткого "монархического" стиля управления, а отсутствие институтов контроля за властью и экономикой силами каждого гражданина предопределило, в свою очередь, становление вместо "монархизма" регионально-ведомственного бюрократического "олигархизма".

Между двумя крайними состояниями – опосредованной единоличным управляющим властью народа и непосредственной властью народа, между этими двумя разноуровневыми витками спирали – неизбежно должна была пройти свой путь диктатура бюрократии как обладающего собственными интересами коллективного субъекта общественного развития. Выступив сначала в ипостаси управляющего слоя на службе народа, затем – правящего слоя элитаризма, бюрократия в дальнейшем неизбежно и со всей остротой испытает на себе процесс коренной ломки экономической и политической структуры, выражающийся в нарастающей неэффективности корпоративно-иерархических структур и повышении роли сетевых экономических форм и соответствующих им институтов прямого народного самоуправления. Впрочем, это дело будущего. Пока власть "сильных мира сего" над простыми людьми кажется незыблемой. В соответствующем разделе посмотрим, что будет дальше.

Итак, к середине шестидесятых годов в целом сложился социальный слой, обладающий своими "сословными" интересами и выполняющий функцию коллективного руководителя общества. И если бюрократия, зародившаяся при Сталине, объективно выражала интересы всего общества и своих "сословных" интересов не имела, то послесталинская бюрократия, лишившаяся контроля "сверху" – который был ни чем иным как опосредованным контролем "снизу" – свои корпоративные интересы поставила на первый план. Но, конечно, это не означает, что бюрократия в одночасье обрела антинародную сущность – для того чтобы сформировались объективные экономические и организационные предпосылки перехода к элитаризму, должен был пройти довольно значительный промежуток времени, измеряемый десятилетиями.

Эпоха так называемого "застоя", олицетворяемая Л.И. Брежневым, была по сути своей двойственной и противоречивой.

С одной стороны, поступательно развивались производительные силы, укреплялась материально-техническая база советского общества. Был достигнут высокий уровень социальной защищенности всех граждан. Казалось, навсегда ушли в прошлое голод, нищета, бездомность, безработица, неуверенность в будущем и прочие атрибуты эксплуататорского общества.

С другой стороны, все заметнее проявлялась неэффективность плановой системы управления экономикой, в основе своей не менявшейся с двадцатых годов. Особенно заметно это проявлялось в сфере, характерной в большей степени для нового способа производства – при внедрении новых технологий в народное хозяйство, при повышении качества продукции, то есть там, где определяющей является интеллектуальная составляющая производственного процесса. Положительные результаты при этом достигались лишь там, где решался вопрос политического престижа и выживания страны – то есть где существовала обратная связь от потребителя к производителю и где производители отвечали за качество продукции перед теми, кто имел возможность принимать в отношении них кадровые решения. В качестве характерных примеров можно выделить производство вооружений, космонавтику, атомную промышленность, где в качестве "потребителя", заинтересованного в высоком уровне развития этих отраслей, выступала высшая бюрократия. В отраслях, обеспечивающих благосостояние трудящихся, подобная обратная связь отсутствовала, и поэтому потребительский сектор, хотя и обеспечивая гарантированное снабжение населения доступными товарами первой необходимости, характеризовался низким качеством продукции, скудостью ассортимента, дефицитом при распределении.

Плановая система старого типа – корпоративно-иерархическая, с доминированием жесткого нисходящего управления – уже не справлялась с чрезвычайно усложнившейся структурой экономики и общества. Кроме того, эта система была рассчитана на функционирование в рамках способа производства, которому соответствовал крупноиндустриальный базис с доминированием физического труда, а не информационно-инновационный базис с доминированием труда интеллектуального.

В силу отсутствия контроля – как сверху, так и снизу – в бюрократической среде активно формировались кланово-корпоративные структуры по ведомственному и территориальному признаку, то есть своеобразный протоэлитаристский уклад в недрах эгалитарного в основе своей общества.

При этом наряду с субъективными причинами развития подобных тенденций – корыстным интересом номенклатуры и отсутствием общественного контроля – необходимо выделить и объективные – а именно: закономерный процесс усложнения объекта экономического управления и, как следствие, растущую неспособность принципиально не изменившейся плановой командно-административной системы устанавливать оптимальные нормативы функционирования, производить оптимальное регулирование производственных мощностей и движения ресурсопотоков в режиме реального времени в масштабе всей страны.

Несмотря на кажущееся "единство партии и народа", "траектории" объективных интересов (то есть интересов, обусловленных объективно сложившейся системой отношений) трудящихся и управленческого слоя, выйдя, условно говоря, из одной точки в 1953 году, расходились постепенно, но неуклонно. Руководство партии в силу этого уже не являлось более прогрессивным, чем остальное общество, и не могло называть себя его авангардом. Неуклонное повышение культурного и образовательного уровня народа, накопление им опыта жизни и работы в новых социальных условиях, с одной стороны, и столь же неуклонная морально-идеологическая деградация высшей бюрократии, пусть и объективно обусловленная, с другой стороны – вот две противоречивые тенденции развития советского общества.

Подводя итоги анализа советской эпохи, необходимо отметить следующее. С одной стороны, социализм, несмотря на провозглашенные идеологические постулаты, в нашей стране к настоящему времени так и не был полностью построен – но отнюдь не потому, что руководство партии "выбрало не тот путь", а по причине вполне объективной: недостаточного для социализма уровня развития производительных сил. Именно по этой причине социализм в двадцатом веке не мог быть построен ни в Советском Союзе, ни где бы то ни было на планете – ни в развитых, ни в развивающихся странах.

Но, с другой стороны, СССР, первым став на путь построения социализма и коммунизма, показал всему миру реальный путь преодоления социального отчуждения. Он вошел в историю как первое по-настоящему устойчивое эгалитарное общество на планете. На протяжении долгих десятилетий приковывая к себе внимание всего человечества, для одних он был олицетворением смертельной угрозы их безраздельной власти над простыми людьми, а для других – надеждой и путеводной звездой. Пусть многое в нем было несовершенно, но он представлял собой гигантский шаг вперед по сравнению с эксплуататорским обществом – не случайно он был предметом острой ненависти, порой казавшейся иррациональной, со стороны тех, кто стремился иметь в своей зависимости других людей и наживаться за их счет. Не за его отдельные, противоречащие интересам простых людей, недостатки, не за "чрезмерный бюрократизм" – это для "широкой публики". А за его изначальную эгалитарную сущность, за его успешный отказ от тысячелетней парадигмы неизбежности деления общества на "господ" и "быдло".

Немаловажно и то, что советский строй за семьдесят лет своего существования породил особый тип народа – изначально многонациональное население, оказавшись спаянным одной судьбой, в ходе решения глобальной цивилизационной задачи, стало единым народом, метаэтносом, объединенным общностью языка, культуры, традиций, мировоззрения, имеющим единую экономическую базу. Этот единый народ, зародившийся на просторах одной шестой части суши – не что иное, как прообраз будущего объединенного человечества.

И, конечно же, нельзя не отметить тот факт, что "официальная" культура СССР была по природе своей даже не социалистической, а чисто коммунистической, опередившей в своем развитии материальный базис общества на целую эпоху. Общество, не имея возможности на тот момент создать реальную материально-техническую базу коммунизма и сформировать коммунистическое сознание у всех граждан, смогло, тем не менее, выразить свои представления об общественном идеале во множестве произведений советских мастеров литературы, живописи, кинематографии, музыки, скульптуры. Прежде чем стать полной реальностью, коммунизм сначала оформился в качестве идеального образа, мощнейшего пласта общественной культуры, в стране, первой в мире начавшей сознательное его построение.

Все дальше и дальше уходит от нас советская эпоха. И хотя СССР, на радость "господам" всех мастей, уже не существует и в прежнем виде никогда не вернется, развитие общества, социальный прогресс, на этом не остановлены. Советское общество, построение которого стало ответом на необходимость решения определенного круга задач в определенных внутренних и внешних условиях, достойно выполнило свою историческую миссию и, выполнив ее, ушло с исторической арены. Но эпоха преодоления социального отчуждения на этом отнюдь не завершена, она даже, по большому счету, почти и не начата. Задачи дальнейшего социального прогресса в иных социальных условиях предстоит решать в рамках социальных систем, качественно отличных от советской системы образца 1917 – 1991 гг.

РАЗВИТИЕ ЭЛИТАРИЗМА В РОССИИ

К началу восьмидесятых годов советское общество подошло к порогу качественных перемен.

Все сильнее давало о себе знать несовершенство командно-административной системы централизованного планирования, становившейся тормозом развития авангардной постиндустриальной составляющей производительных сил. Дело в том, что для реализации принципов организации труда, разработанных Тейлором и впервые внедренных Фордом (США), идеально подходила именно советская плановая система образца 20-х – 80-х годов. Но эти принципы были наиболее эффективны только лишь в пределах индустриального способа производства, в котором доминирует физический труд и при котором от большинства работников требуется лишь беспрекословное подчинение. А как только к участникам производственного процесса начинают предъявляться иные требования, обусловленные необходимостью оперативного перепрофилирования производства, постоянного совершенствования качества продукции, гибкой перестройки экономических связей, – то есть когда проявление инициативы со стороны как можно большего количества работников не мешает производственному процессу, а напротив, становится жизненно необходимым, тейлористская система неизбежно начинает давать сбои.

По мере количественного роста и усложнения производительных сил плановые директивы и схемы распределения ресурсов, далеко не всегда учитывая реальные потребности и возможности хозяйствующих субъектов, оказывались все более и более далеки от оптимальности – что послужило объективной причиной образования теневого экономического уклада и, как следствие, формирования мафиозных структур и роста степени коррумпированности бюрократии. Установленные государством экономические нормативы не отвечали современным реалиям и по причине своей громоздкости были крайне трудны для использования в работе. Уравнительная система оплаты труда, неправильное выделение целевых критериев, а также отсутствие действенного механизма внедрения конструктивных инициатив "снизу", были причиной массовой незаинтересованности трудящихся и руководства в росте производительности труда. Не была решена проблема дефицита, качества и ассортимента потребительских товаров. Война в Афганистане, новый виток гонки вооружений и резкое снижение мировых цен на нефть также не могли способствовать успешному экономическому развитию СССР.

Кризис развития производительных сил стал причиной деградации политической надстройки. Базовые эгалитарные принципы построения советского общества фактически не были подкреплены ничем, кроме господствующей идеологии и политической воли высшего руководства. Общество остро нуждалось в научном осмыслении пройденного пути и выработке курса дальнейшего развития, но общественные науки и теория могли предложить лишь набор громких лозунгов и неадекватных современности догм. Оставив за скобками личность Ю.В. Андропова и его предполагаемую роль в дальнейшем ходе событий, нельзя не согласиться с его знаменитым высказыванием: "Мы не знаем общества, в котором живем".

Принципы построения структур политического управления уже не отвечали реалиям новой эпохи и оставались на уровне начального периода Советской власти. Численность представителей бюрократии, субъективно сохранявших верность коммунистической идеологии, неуклонно сокращалось, а сами они сталкивались с нараставшими затруднениями при управлении обществом по старым принципам.

Если представить себе эволюцию советской бюрократии как последовательную смену "поколений", то можно выделить три этапа ее становления. Первое поколение – это бюрократия сталинского периода, безраздельно подчиненная единому управляющему, опосредовавшему в себе интересы широких народных масс. Собственных, качественно отличных от народных, экономических и политических интересов она в тот период не имела (материальные блага и привилегии проявлением такого собственного интереса являться не могут). Второе поколение – это бюрократия хрущевско-брежневского периода. На этом этапе она начинает складываться как самодостаточный управленческий слой, наделенный своими, отличными от народных, корпоративными интересами (пусть и не антагонистичными). Она так же, как и сталинская бюрократия, продолжала руководить строительством социализма, развитием материального базиса, повышением жизненного уровня всех трудящихся, но при этом уже не была подконтрольна никому, кроме самой себя. И, наконец, третье поколение бюрократии пришло к власти в период, когда потенциал развития общества в рамках советской модели близился к исчерпанию. Соответственно, и перед самой этой бюрократией встала необходимость реализовать себя в новом качестве.

Вариантов при этом было два: или сохранить эгалитарные принципы построения общества, при этом качественно расширив возможности участия широких народных масс в управлении политической и экономической сферами; или же преобразовать общество в элитарное, став его правящим слоем, коллективным эксплуататором трудящихся и безраздельным собственником средств производства, ранее находившихся у нее лишь в оперативном управлении. Первый вариант означал сокращение власти бюрократии, второй – ее качественное расширение. Политическая слабость народа, привыкшего к государственному патернализму, и "выветрившиеся" к этому моменту идеологические ограничения среди высшей бюрократии, еще несколько десятилетий назад казавшиеся незыблемыми, предопределили эволюцию правящего слоя по наихудшему для трудящихся пути.

Приведя на высший государственный пост М.С. Горбачева, часть высшей бюрократии, организовавшись и завладев стратегической инициативой, приступила к реализации программы замены эгалитарного общества на элитарное. Можно, конечно, охарактеризовать этот процесс как "реставрацию капитализма", но все же капитализм был в данном случае лишь средством, инструментом для изменения социальной функции бюрократии.

Исключительная подлость изменников-бюрократов проявилась в том, что, несмотря на заранее предопределенный характер трансформации общества, первоначально декларированные ими цели всемерно отвечали назревшим потребностям общества и встретили безусловную поддержку народа, в силу своей политической неопытности не подозревавшего об уготованной ему участи.

Программа трансформации советского общества в элитарное не могла не встретить активного одобрения со стороны мирового элитаризма. Горбачеву и его приспешникам в ходе этого процесса оказывалась всемерная организационная, экономическая, информационная, дипломатическая и консультационная поддержка.

Следует отметить, что интенсивная работа по подготовке к построению в нашей стране элитарного общества начала осуществляться еще до прихода к власти Горбачева – заранее делились между "нужными людьми" предприятия и целые отрасли промышленности, проводились предварительные кадровые перестановки, а в специальных центрах в СССР и за его пределами по секретным методикам готовились кадры будущей "элиты".

В ходе процесса элитарной трансформации советского общества, вошедшего в историю под названием "перестройка", протоэлитарная часть высшей номенклатуры намеренно обостряла кризис плановой системы управления, провоцировала дефицит потребительских товаров, а под видом борьбы против "антисоциалистических проявлений" вела оголтелую информационную войну против идеологических основ эгалитарной практики СССР. Посредством КГБ будущая элита активно готовила почву для развала СССР на несколько "суверенных" государств с элитарными антинародными режимами.

Приведенная фактология, впрочем, довольно банальна, и в ней нет ничего нового. Нам же важно определить, какие объективные тенденции скрывались за этим процессом.

Прежде всего, не стоит абсолютизировать субъективный фактор. Так или иначе, от прежней модели централизованного планирования пришлось бы тем или иным способом отказаться. Перед обществом на тот момент объективно встала задача перехода к следующей фазе построения социализма – а именно перехода от "государственно-капиталистической монополии" к "союзу цивилизованных кооператоров". Проще говоря, перевода средств производства из государственной собственности в общественную (долевую), с соответствующим изменением способа управления – от иерархического государственно-бюрократического к сетевому общественно-интерактивному, позволяющему участнику производственного процесса выступать не только в качестве исполнителя, но и в качестве соуправляющего. То есть это не что иное, как качественно более высокий уровень присвоения обществом в целом и каждым его членом в отдельности, отчужденных производственных отношений, по сравнению с "государственно-капиталистической монополией, обращенной на пользу всего народа".

Но драматизм нынешней эпохи заключается в том, что прежняя модель управления экономикой уже исчерпала свой потенциал, а для новой модели еще не построена необходимая организационная, информационная и технологическая база – и проблема эта даже не столько техническая, сколько социально-психологическая, обусловленная инертностью мировоззрения и мотивации участников производственного процесса в массовом масштабе. Поэтому на данном этапе развития обществу предстоит пройти через определенный переходный период, в рамках которого должно накопиться достаточное количество необходимых объективных предпосылок для перехода, условно говоря, от "государственно-капиталистической" модели построения экономической системы к "кооперативной".

Данному отрезку времени соответствует вторая фаза переходного периода от капитализма к социализму, в которой ныне находится общество. Ее отправная точка приходится на начало переходного периода между индустриальным и постиндустриальным способом производства, а конец – на период распада иерархических экономико-политических конструкций и формирования общественных сетевых институтов прямого управления различными составляющими жизни общества. В общемировом аспекте этому периоду соответствует глобалистский период развития элитаризма, для которого характерны становление единого мирового политико-экономического пространства, формирование планетарной элитаристской "вертикали власти" – с последующим закономерным нарастанием внутренних противоречий, зарождением основ качественно новых социальных отношений в недрах элитарного общества и, наконец, распадом мировой системы элитаризма. Классический же пример эгалитарного общества, находящегося во второй фазе перехода к социализму – Китай с момента начала рыночных реформ, сумевший преодолеть кризис 1989 года и выйти на качественно новый рубеж развития, не отказываясь при этом от эгалитарных социальных принципов.

Объективное предназначение этого периода в нашей стране – демонтировать систему централизованного государственного планирования советского типа и подготовить почву для построения системы согласованного управления экономикой и обществом, которая находится на качественно более высоком уровне по сравнению с советской системой централизованного планирования и иерархического управления. Условно эту систему управления можно назвать "сетевой общественно-интерактивной системой". Данную объективную тенденцию, субъективно не осознавая этого, и использовала "элита" для реализации своих эгоистических интересов.

Общее направление социального развития правящему слою неподвластно. Но выбрать, какое место в обществе занимать и насколько болезненным этот процесс будет для трудящихся – он в состоянии. Он также в состоянии определить, каким будет общество в эту вторую фазу – элитарным или эгалитарным. Выбор, сделанный постсоветской бюрократией (за исключением Белоруссии и ряда неподконтрольных мировому элитаризму мелких "остаточных" анклавов в пределах границ СССР), очевиден. Но по мере того, как потенциал развития в рамках этой модели будет исчерпан и появится возможность построения институтов, характерных для третьей, последней, фазы переходного периода, власть элиты пойдет на спад – медленно, но необратимо. По вполне объективным причинам.

Пока снова вернемся к фактологии. Как уже сказано, главным инициатором процесса реставрации капитализма и становления элитаризма в нашей стране явилась высшая бюрократия. В своей деятельности она опиралась на политические движения и экономические уклады, которые были в таком развитии событий шкурно заинтересованы – теневой сектор экономики, мафиозные структуры, так называемый "кооперативный" – а на самом деле частнособственнический – уклад, либерально-западническое диссидентское движение, ряд национальных диаспор. Но ведущую роль, подчеркиваю, играла бюрократия, поставившая своей целью отчуждение от трудового народа созданных им же средств производства и присвоение их в свою пользу.

Путем применения целого комплекса мер организационного, политического, экономического, идеологического и информационного характера, разыграв хитроумную комбинацию по смене политической надстройки – то есть отстранив от власти бюрократию, сохранившую субъективную верность идеологическим принципам, – новая элита приступила к тотальному пересмотру отношений собственности. В ходе приватизации был искусственно создан класс крупных собственников из числа представителей бывшей партийно-хозяйственной номенклатуры, дельцов теневой экономики и мафиозных "авторитетов". При этом изначально ставилась задача неравномерности распределения средств производства – вместо наделения каждого гражданина равным неотчуждаемым паем общество оказалось разделено на узкую прослойку собственников и массы пролетариев. Механизм общественного распределения прибавочного продукта уступил место механизму частного присвоения, и трудящиеся снова, как и в досоветскую эпоху, стали вынуждены продавать свою рабочую силу капиталистам и тем самым превратились в объект частной эксплуатации. В России, равно как и в большинстве советских республик, сформировался элитарный строй зависимого типа с доминированием административно-бюрократического уклада.

Последнее десятилетие XX века – период бурного становления капитализма в России. Капиталистический уклад в базисе и соответствующая ему буржуазно-демократическая часть надстройки объективно выступали в качестве инструмента решения некоторых проблем политического и экономического характера, накопившихся за десятилетия Советской власти, ставших тормозом на пути социального развития и принципиально неразрешимых в рамках советской модели общества. Это освобождение от косности и "неповоротливости" плановой системы управления, от идеологического догматизма, это повышение качества потребительских товаров и услуг, расширение их ассортимента, преодоление дефицита. Правда, решение этих проблем происходило за счет появления новых, подчас еще более болезненных для населения, главной из которых стало резкое снижение степени доступности товаров и услуг первой необходимости для десятков миллионов трудящихся.

Роль бюрократии в этот период сводилась к общему руководству процессом, принятию решений по приватизации в пользу того или иного претендента, выступлению в качестве арбитра в ходе споров между хозяйствующими субъектами. Этот период, несмотря на присвоенные в ходе кровавого переворота 1993 года неограниченные президентские полномочия, все же характеризовался определенной свободой слова, возможностью безнаказанной критики властей, свободой политической деятельности. Но тем не менее бюрократия "обслуживала" капиталистический уклад лишь в той мере, в которой это было ей выгодно и отвечало программе построения элитаризма. Несмотря на видимое безраздельное господство компрадорской капиталистической "олигархии", стратегическая инициатива с самого начала принадлежала не ей, а бюрократии.

Объективно-историческое предназначение периода правления Б.Н. Ельцина – демонтаж советской централизованной системы экономического управления и формирование развитого капиталистического уклада под контролем бюрократии. Но когда этот уклад был в целом сформирован, бюрократия изменила свою роль – на исходе периода правления Ельцина бюрократическая олигархия приступила к реализации программы дальнейшего развития элитаризма в России и перехода к выполнению новой социальной роли. Компрадорско-капиталистическую "олигархию" бюрократия использовала лишь как временного посредника в налаживании отношений с мировым элитаризмом, а также как средство для формирования эксплуататорского уклада, который служил бы "насосом" для перекачивания материальных благ в более "высокие" по иерархии уклады – как в России, так и за ее пределами, как "пьедестал" экономического и политического господства бюрократии внутри России.

Эта программа предусматривала формирование класса бюрократии как главного корпоративного собственника производительных сил в стране; правящего слоя, монопольно определяющего внутреннюю и внешнюю политику, идеологию, характер массовых коммуникаций. А также новый виток ограбления и закабаления трудящихся масс, фактический отказ от всех социальных гарантий малообеспеченным слоям населения.

Для реализации этой программы – программы окончательного складывания государственно-бюрократического элитаризма – правящему классу понадобилось наличие на высшем государственном посту своего рода "фюрера", непогрешимого "вождя", абсолютного диктатора, обладающего непререкаемым "авторитетом". То есть того, кто мог бы "выстроить" не только представителей бюрократии, но и которому должны были бы повиноваться и те, кто ему ничем не обязан. "Вертикаль власти", исходящая от него, нанизав на себя чиновничество, должна охватить и "простолюдинов".

После того как капиталистический уклад сформировался и развился до определенного уровня, бюрократическая элита приступила к его активному корпоративному присвоению. Ранее казавшиеся могущественными "олигархи" были поставлены в жесткие рамки "вертикали власти". С ними было заключено соглашение о том, что они, будучи "верховными управляющими" капиталистического уклада, организуют аккумулирование прибавочной стоимости и выплачивают часть собранного капитала высшей бюрократии в виде административной ренты, беспрекословно выполняя приказы политического характера, исходящие от государственной элиты. При этом их экономическая деятельность также координируется в рамках единого плана – плана развития общества в интересах элиты. Взамен же государство гарантирует капиталу законодательное расширение его власти над пролетариатом, невиданную для мира либеральную схему налогообложения личных сверхдоходов по единой шкале, личную неприкосновенность.

Подавляющее большинство "олигархов" – такие, как Абрамович, Дерипаска, Хлопонин, – правильно поняли "новые веяния", пойдя в услужение государственной элите, и часть из них за лояльность даже была удостоена права войти в нее на правах регионального руководства.

Отметим, что кремлевская элита не брезгует и сотрудничеством с мафиозными структурами. Если ранее она заявляла о недопустимости "проникновения криминала во власть", то сейчас она прямо способствует тому, чтобы к руководству ряда регионов пришли представители именно этого уклада, и прежняя бюрократия с готовностью уступает место "молодой поросли". Яркий пример тому – Приморский край.

Те же из "олигархов", кто при Ельцине занимался не "чистой" капиталистической экономикой, а играл на поле, расположенном в "зоне ответственности" государственной элиты, с неизбежностью должны были исчезнуть. Так, Б. Березовский, занимавшийся "политическим гешефтмахерством", и В. Гусинский, державший в руках масс-медийную империю, не вписались в новую элитаристскую конструкцию и вынуждены были скрыться за пределами России: государственная элита попросту монополизировала все то, чем занимались вышеупомянутые деятели. Эпоха свободы политической деятельности, равно как и эпоха свободы слова, канули в лету стараниями государственно-бюрократической олигархии, стремящейся к неограниченной власти над страной.

Итак, для дальнейшего развития государственно-бюрократического элитаризма потребовался человек, который послужил бы "Великим Вождем" – или хотя бы его "образом". И такого человека элита нашла – им оказался невзрачный на вид, но с детства обладавший непомерными амбициями, всю жизнь мечтавший о власти над людьми подполковник КГБ В.В. Путин.

Для того чтобы держать "избранника" на коротком поводке, а также для того, чтобы население восприняло его как "жесткого" и "решительного" лидера, для элиты было жизненно необходимо разыграть кровавый спектакль, в ходе которого сформировался бы виртуальный образ диктатора качественно нового типа, причем в ходе этого спектакля он сам был бы лично причастен к наиболее преступным акциям. У всех в памяти тревожная осень 1999 года: с исключительным профессионализмом осуществленные подрывы жилых домов в Москве – и, как "следствие", начало второй "победоносной" чеченской войны, формирование образа Путина как решительного "Верховного Главнокомандующего". Образа, под сенью которого в дальнейшем будет "выстроена по линейке" вся бюрократия – ради ее же блага, ради сохранения и упрочения ее положения в обществе.

К слову, часть бюрократии, вознамерившаяся в том же 1999 году отколоться от "генеральной линии" и имевшая собственные соображения по поводу своей роли в обществе и характера взаимодействия с иными укладами, была жестко и со знанием дела поставлена на место. И по сей день все бывшие заправилы "антипартийной группы" Лужкова – Примакова, несмотря на то, что формально руководят элитаристской партией на равных правах с "кремлевцами", фактически считаются среди "собратьев" "людьми второго сорта", изгоями, рано или поздно обреченными на замену более преданными, понимающими "фюрера" и тех, кто за ним стоит, с полуслова.

Резюмируя объективный анализ феномена путинизма, можно сказать следующее: Путин – это не что иное, как образ, персонифицировавший в себе все отношения в рамках государственно-бюрократического уклада, "визитная карточка" этой разновидности элитаризма, его квинтэссенция.

Здесь особо важно подчеркнуть, что государственно-бюрократический элитаризм, несмотря на определенное внешнее сходство с бонапартизмом, характеризуется наличием возможности для правящей элиты сознательно, системно и на научной основе определять характер развития общества во всех аспектах и реализовывать функции верховного экономического оператора, осуществляя целенаправленное преобразование производственных и общественных отношений в своих корпоративных интересах. Кроме того, выражаясь простым языком, бонапартизм характерен для "недозрелого" капитализма, а государственно-бюрократический элитаризм – напротив, для "перезрелого". Хотя причина возникновения последнего, как и бонапартизма, – в общей неразвитости капиталистического уклада по сравнению с развитыми странами, для которых характерен финансовый элитаризм. Можно также отметить, что в определенном смысле государственно-бюрократический элитаризм является "повторением" бонапартизма на более высоком витке спирали общественного развития, но при этом его функциональные возможности качественно расширены по сравнению с последним.

Целью бюрократической элиты России на данном этапе является коллективное присвоение системообразующих средств производства с тем, чтобы они находились в собственности государства или подконтрольных государству субъектов (или вообще субъектов за пределами страны, которым подконтрольно само государство), но при этом основная часть прибыли от их функционирования присваивалась бы бюрократией. В этом смысле повторяется схема построения экономики, характерная для советского периода, но только контроль государства над ней отнюдь не означает распределение прибавочного продукта в пользу всего народа. За несколько лет становления элитаризма сформировалась узкая каста чиновничества, которая является корпоративным собственником "командных высот" в экономике и руководит всеми общественными процессами в стране, используя капиталистический уклад в качестве средства перекачивания прибыли в свою пользу, а также осуществляя прямое присвоение прибавочного продукта посредством бюджетных инструментов.

Подобное переформирование политического и экономического пространства не могло не вызвать определенного сопротивления части представителей капиталистического уклада. Выше был проанализирован конфликт интересов власти, с одной стороны, и таких деятелей, как Б. Березовский и В. Гусинский, с другой. Теперь предстоит разобрать наиболее острый и актуальный на сегодняшний день конфликт – конфликт между высшей бюрократией и нефтяной компанией "ЮКОС", персональным олицетворением которой был М. Ходорковский.

Власть, расправляясь над "ЮКОСом" и лично Ходорковским, руководствуется мотивами как экономического, так и политического характера. В качестве базового мотива выступает стремление взять под контроль наиболее успешную частную нефтедобывающую компанию с целью коллективного присвоения ренты от ее функционирования наряду с передачей ее в собственность более могущественным "хозяевам" из-за океана. Но конкретная форма присвоения "ЮКОСа" бюрократией была выбрана исходя из политических соображений. Ходорковский, по сути, обрек себя на тюремное заключение не тогда, когда организовывал "уход от налогов" – непонятно, на кого вообще рассчитана эта идиотская версия власти. А тогда, когда попытался противодействовать изменению принципов функционирования политической системы, то есть стал на пути планов полицейско-бюрократического режима Путина по выстраиванию так называемой "управляемой демократии", которая есть не что иное, как мягкий вариант диктатуры, "просвещенного абсолютизма" во главе с образом "Великого Президента".

Циничное вмешательство государства в редакционную политику НТВ, незаконное лишение компании ТВ-6 – ТВС эфирной частоты, патологическое стремление "зачистить" неподконтрольную прессу – все это весьма красноречиво свидетельствует о намерениях элитаристской власти, обретающей с течением времени чисто фашистские черты. Государственно-бюрократическая олигархия, сползающая к откровенному фашизму, по сути, узурпировала монопольное право определять характер информации, получаемой народом.

В этом смысле бюрократия повторяет на новом уровне развития и в условиях иной социальной системы наиболее реакционные пережитки советской модели общественного устройства. Впрочем, это и неудивительно – "живой капитал" бюрократического элитаризма составляют как раз выходцы из советской "номенклатуры", переродившейся в паразитическую государственную элиту.

Важнейшим политическим инструментом нового господствующего слоя в настоящее время является искусственная партия "Единая Россия" – организационное воплощение бюрократического элитаризма, предназначенное для участия в "публичной политике". Если ранее, в 90-х годах, "партии власти" либо вообще не существовало как таковой, либо она набирала на выборах не более пятнадцати процентов голосов, то в период закрепления господства бюрократии последняя вполне закономерно взяла курс на тотальное доминирование в органах законодательной власти. С этой целью государственная олигархия применяла и применяет самые грязные технологии информационной и организационной войны, прежде всего против тех политических сил, которые, пусть и крайне неумело действуя на практике, но в своей основе являются носителями антиэлитарных идей. На выборах всех уровней власть цинично использует государственные средства массовой информации для агитации в пользу своей партии, осуществляет подкуп наиболее незащищенных слоев населения, в приказном порядке обязывает всех государственных служащих голосовать за "Единую Россию" и ее выдвиженцев.

Наиболее очевидным показателем того, кто на самом деле выигрывает от процесса экспроприации государством частных монополий, является скандальная кампания по принятию закона об отмене льгот наиболее незащищенных слоев населения. В условиях, когда мировые цены на нефть держатся на беспрецедентно высоком уровне, когда в результате ужесточения контроля государства над хозяйствующими субъектами возрастают поступления в бюджет, стремление власти ухудшить жизненный уровень народа выглядит довольно нелогично. Но все становится на свои места, когда проясняется стратегическая цель бюрократии – радикальное перераспределение бюджетных поступлений в свою пользу, причем без использования капиталистического механизма извлечения прибыли. Рассматривая всю экономику как свою вотчину, бюрократическая каста поставила своей целью монопольное присвоение прибыли от ее функционирования посредством механизма бюджетного распределения.

При этом обезумевшая от жажды абсолютной власти над страной бюрократия даже и не скрывает своих интересов: словно издеваясь над народом, одновременно с отменой льгот малоимущим, бюрократия еще больше увеличивает свои и без того непомерные привилегии. Устраивая себе нечто вроде "коммунизма", бюрократия безжалостно бросает простой народ в пучину дикого капитализма, лишая его последних оставшихся социальных гарантий, что в экстремальных географическо-климатических условиях России фактически означает лишение права на жизнь.

Взятый бюрократией курс на геноцид населения России, форсирование экспорта капитала за рубеж, полное геополитическое подчинение Соединенным Штатам Америки не может не приветствоваться Западом, и все лицемерно-восторженные утверждения "либерал-государственников" (правых "патриотов") о "возрождении независимой России" при Путине не имеют под собой никакой реальной почвы.

Именно для того, чтобы без помех претворять в жизнь программу геноцида "лишнего" населения (лишение трудящихся всех прав, конфискация жилья за неуплату необоснованно завышенных коммунальных платежей, перевод здравоохранения на полностью платную основу), бюрократия в период 1999 – 2004 гг. и осуществила монопольное взятие под контроль органов законодательной власти на всех уровнях – от федерального до муниципального. Именно для этого она зачистила оставшиеся со времен Ельцина неподконтрольные структуры исполнительной власти в регионах.

Бюрократическая олигархия, в отличие от капиталистов, способна для эксплуатации народа в своих корпоративных интересах задействовать инструменты неофеодальной и неорабовладельческой эксплуатации. Эта способность объективно присуща правящему классу элитаризма постольку, поскольку элита уже способна не просто использовать в своих интересах не зависящие от воли капиталиста объективные законы функционирования рыночной экономики, а целенаправленно формировать нужную ей систему общественных отношений. Власть над народом, стремление волюнтаристски определять развитие общества превращается в самоцель. В этом смысле эксплуатация со стороны элиты становится для трудящихся гораздо большим злом, чем эксплуатация капиталистическая. Более того – даже представители капиталистического уклада выступают по отношению к элите в качестве зависимых субъектов экономики, своего рода пролетариев, подконтрольных олигархии. Очевидно, что этот строй является крайне реакционным и существенно тормозит процесс общественного развития, что неизбежно приведет к его скорому крушению, которое произойдет, когда в его недрах сформируются необходимые предпосылки построения общества качественно нового типа.

Если вернуться к конкретно-историческим реалиям в России, то можно утверждать, что путинский государственно-бюрократический элитаризм объективно является предельным воплощением наиболее реакционных тенденций развития бюрократической системы управления советского общества, а в более общем смысле – последней фазой развития общества, основанного на иерархической модели управления. По диалектическим законам развития, именно в этой фазе сформируются предпосылки для перехода общества в качественно иное – а именно сетевое – состояние.

Наиболее распространенной ошибкой прогрессивных политических сил современной России является стремление решить социальные проблемы, порожденные элитаризмом, путем замены антинародной бюрократической системы на такую же бюрократическую систему, но только функционирующую в интересах народа. Но если правильно понимать объективные тенденции развития общества, то становится очевидным, что вместо того, чтобы пытаться заставить государство вновь выполнять свои социальные обязательства, необходимо идти еще дальше по пути социального прогресса – то есть качественно преобразовать саму структуру построения общества на всех его уровнях. В принципе, отмена государством как иерархической бюрократической системой социальных гарантий населению является в некотором смысле объективно закономерной. И в этой связи публичный отказ властей нести ответственность за жизнь своих граждан самым естественным образом должен послужить стимулом для начала выстраивания, в противовес иерархической, альтернативной сети общественного самоуправления, то есть к планомерному уничтожению государства (в современном понимании этого слова) путем качественного переструктурирования общественного базиса "снизу". На практике это означает выстраивание общественных институтов, реализующих функции, выполнением которых государство не может либо не хочет заниматься. То есть институтов, прямо предназначенных для преодоления всех форм социального отчуждения и повышающих степень освоения обществом в целом и каждым его членом в отдельности всей совокупности общественных отношений.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

«В ПРЕКРАСНОЕ ДАЛЁКО...»

Многие из ныне живущих, особенно люди с коммунистическими убеждениями, искренне убеждены, что строй, который установился в России, – это отход от «столбовой дороги» социального прогресса, осуществленный злой волей заговорщиков-изменников. Что советское общество – это и есть тот эталон, к которому необходимо вернуться, который надо непременно восстановить после свержения «капитализма»...

Но не все так просто. Советский строй был безусловно прогрессивен, но лишь для своего времени. Он нес в самом себе объективные диалектические предпосылки своего отрицания, и когда он исчерпал потенциал своего развития в рамках тех условий, в которых формировался, когда сами эти условия изменились кардинально, он закономерно рухнул. Кризис перед качественным переходом был неизбежен. Правда, если бы в благополучные 70-е годы и даже за год до «перестройки» обычному советскому человеку сказали, что ждет его страну, прежде чем она достигнет декларируемой цели – построения коммунистического общества – он бы ни за что не поверил. С одной стороны, не было и не могло быть никаких гарантий, что в дальнейшем все останется по-прежнему. Но, с другой стороны, никто и не предполагал, что дальнейший социальный прогресс в течение нескольких десятилетий, пока не сформируются предпосылки для качественно иного эгалитарного общества, будет происходить в условиях, существенно отличающихся и во многом диаметрально противоположных по сравнению с брежневским «золотым веком», под руководством откровенно враждебных народу правителей. Что дальнейший путь к коммунизму будет лежать через социальный хаос девяностых годов и полицейско-бюрократическую диктатуру 2000-х. Таков ход истории. Наука не смогла предвидеть всех его зигзагов, и приходится анализировать их уже постфактум.

Небольшое философское отступление. Зададимся вопросом: в чем состоит стратегическая цель общества как саморазвивающейся системы? Если говорить в общем смысле, то можно сказать так: общество, цивилизация разумных существ как авангард материи, является субъектом естественного процесса самосовершенствования этой материи – тем самым субъектом, посредством которого материя познает себя и усложняет свою структуру. В ходе этого процесса самоорганизации авангард, выделяясь из материи, постепенно обретает новое качество и выступает по отношению к ней как субъект управления, сознательно определяющий процесс ее дальнейшего развития. Первоначально полностью зависимый от окружающей среды, авангард с течением времени все в большей степени подчиняет себе окружающий мир и наряду с уменьшением своей зависимости от внешних условий делает мир зависимым от себя. Поначалу являющийся единым целым с первоначальной материей, авангард, выделяясь из нее, далее проходит фазу антагонизма – то есть противоречия между передовым характером природы высокоорганизованного авангарда и продолжающейся зависимостью его от стихии. Это, во-первых, отчуждение между элементами авангарда – внутреннее отчуждение; и, во-вторых, отчуждение между авангардом в целом и его элементами, с одной стороны, и внешним миром, неорганизованной материей, с другой – то есть отчуждение внешнее. (Советский ученый и мыслитель, коммунист и космист И.А. Ефремов называл это отчуждение словом «инферно».) Преодоление этого отчуждения происходит путем выхода авангарда на более высокий качественный уровень, то есть путем обретения им возможностей влиять на окружающий мир (производительных сил), за счет чего происходит достижение независимости субъекта отчуждения от стихии и снятие отчуждения как такового.

Постоянно, на всех уровнях, происходит процесс выделения авангарда из общей массы материи с последующим преодолением отчуждения и установлением связей уже качественно нового уровня между авангардом и породившей этот авангард материей. По мере количественного накопления авангардом возможностей по управлению материей в пределах одного уровня он, качественно изменяясь сам, входя в союз с иными аналогичными авангардными элементами, развивавшимися доселе независимо,  приступает к освоению более высоких уровней бытия. Дальнейший ход развития материи – это последовательное преодоление отчуждения между разумной материей и средой ее обитания на всех уровнях: от земного до вселенского.

В этом же ряду стоит и преодоление отчуждения человека от своего материального носителя, то есть обретение возможностей по управлению его структурой и состоянием в полном объеме, что означает не только избавление от болезней, старения и смерти, но и формирование желаемого внешнего облика, неограниченное повышение физических и умственных возможностей.

В этом аспекте закон возвышения потребностей – не что иное как выражение естественного стремления авангарда к увеличению своей власти над материей. Реализуя свои потребности, авангард познает и преобразовывает мир, последовательно преодолевая различные виды отчуждения.

Но прежде чем преодолеть отчуждение между авангардом и «основной массой» материи – необходимо преодолеть отчуждение внутри самого авангарда. То есть социальное отчуждение. Это означает обретение каждым индивидом максимальных возможностей по управлению всеми составляющими жизни общества, а если рассматривать общество в целом – то переход его на качественно более высокую ступень организации.

Что это означает практически – об этом ниже.

В сфере общественного производства стратегической целью является уничтожение производственных отношений и производительных сил как инструментов отчуждения человека от продуктов своего труда. Более того: эти кардинальные преобразования предполагают уничтожение самого труда.

Как известно, организация – это система, посредством информационных связей связывающая воедино рабочих (людей, занятых в процессе труда) и неодушевленные средства производства (технологические элементы). Экономика же – система, связывающая воедино товарно-денежными связями различные организации.

Дальнейший качественный прогресс производственных отношений, формирующий предпосылки их полного уничтожения, означает достижение такой степени интеграции общественного производства, при которой экономические (товарно-денежные) связи будут заменены на информационные. То есть это не что иное, как замена экономической системы на организационную. Эпоха, в ходе которой будет осуществляться эта трансформация; в ходе которой отчужденные производственные отношения будут являться предметом труда, подлежащими целенаправленному присвоению всем обществом и превращению их в общественную производительную силу, и есть эпоха социализма. Средством труда здесь являются специальные интегрированные средства для проектирования, создания и поддержания контроля со стороны всего общества (то есть каждого из его членов) за сферой производства.

 Таким образом, социализм – это переходная эпоха, в ходе которой будет осуществляться планомерная целенаправленная замена экономических связей на информационные. Критерием начала социалистической эпохи будет являться наличие достаточных предпосылок в структуре общественного производства, позволяющих приступить к целенаправленному свертыванию товарно-денежных отношений и замене их на адекватные прежним, но функционирующие по качественно иным принципам, связи. И здесь следует особо подчеркнуть, что товарно-денежные отношения начнут отмирать только после того, как достигнут своего максимального развития.

На следующем этапе организационная система, из которой будет вытеснена необходимая для ее функционирования (а значит, несвободная) деятельность человека, то есть труд, преобразуется в единую технологическую систему – то есть интегрированную совокупность неодушевленных средств производства – и способную осуществлять производственную деятельность без какого-либо вмешательства человека. Это будет означать уничтожение не только производственных отношений, но и труда, и производительных сил. Эпоха, в ходе которой будет осуществляться эта трансформация, в ходе которой производительные силы путем вытеснения живого труда будут преобразовываться в средства производства, и есть эпоха коммунизма.

Таким образом, коммунизм – это переходная эпоха, в ходе которой будет осуществляться формирование технологической системы, состоящей из неодушевленных средств производства.

Переходная эпоха социализма и коммунизма – эпоха преодоления отчуждения – есть царство осознанной необходимости, представляющее собой более высокий уровень по сравнению с эпохой отчуждения, или царством естественной необходимости, соответствующим эпохе классового общества.

Утверждение об уничтожении труда и производительных сил, конечно же, не следует понимать таким образом, что будто бы на высших стадиях развития общества человечество превратится в скопище бездельников и что произойдет откат в каменный век. Уничтожение труда означает освобождение людей от необходимости выполнять обязательную для функционирования производства работу и предоставление каждому члену общества полной свободы в ходе созидательной творческой деятельности. А уничтожение производительных сил есть не что иное, как уничтожение для человека необходимости выступать в качестве производительной силы – то есть трудиться; что означает формирование «искусственной природы», функционирующей без вмешательства человека и по отношению к которой каждый член общества выступает как «собиратель», самостоятельно получающий от нее в готовом виде все необходимое для жизни и самореализации, уже без «посредников» в виде производительных сил и производственных отношений – то есть в определенном смысле происходит возврат к "собирательству" на новом витке спирали общественного развития. В эту эпоху каждый человек станет соуправляющим всей цивилизацией, ставящим перспективные цели и определяющим стратегию развития авангарда материи в космическом масштабе; пользователем общецивилизационного «коллективного разума», обладающим неограниченными возможностями в получении информации и интеграции в единую систему своих предложений и пожеланий.

Эта эпоха, которая придет на смену переходной эпохе социализма и коммунизма, или царству осознанной необходимости, есть реальный гуманизм (определение Маркса), или царство свободы.

Но это дальняя перспектива. А что необходимо сделать в обозримом будущем?

Очевидно, что советская модель экономики предполагает возможность освоения всего народного хозяйства немногими (правда, в интересах всех), а капиталистическая – возможность освоения всеми более или менее крупной части народного хозяйства. Сейчас же на повестке дня стоит вопрос о преодолении отчуждения в сфере производства и освоении всего народного хозяйства, всей совокупности производственных отношений всем обществом.

По большому счету, в условиях капитализма экономическое отчуждение испытывают на себе все участники производственного процесса: не только наемные работники (пролетарии), что достаточно очевидно; но и представители буржуазии. Правда, характер экономического отчуждения в этом случае иной, но тем не менее капиталист вынужден следовать не зависящим от него законам функционирования экономики и подвержен различного рода не зависящим от него рискам. Более или менее успешно преодолевает отчуждение (разумеется, в свою пользу) лишь элита, которая имеет возможность использовать внеэкономические методы управления в масштабе всего общества.

Характерным для следующей общественной формации механизмом преодоления отчуждения видится интерактивная плановая система управления народным хозяйством, представляющая собой диалектическое единство плана доперестроечного образца и рынка (а не простое их смешивание наподобие китайской модели). Эта система позволит, с одной стороны, привнести фактор сознательного управления в масштабе всего хозяйства; а с другой стороны, обеспечит каждому члену общества возможность участвовать в функционировании хозяйства на правах не только объекта, но и субъекта управления – то есть интегрироваться в единую систему со своими проектами, реализация которых не будет требовать специального одобрения вышестоящих подсистем, свойственных советской плановой модели. По своей структуре эта система является не иерархической, а сетевой, хотя и с возможностью управления ею как единым целым, в отличие от капиталистической.

Эта система будет хранить в своей памяти модель всего народного хозяйства и обеспечивать в режиме реального времени оптимальное динамическое согласование интересов всех участников – как производителей, так и потребителей. Этот процесс будет происходить не стихийно – как при капитализме – и не с отчуждением большинства населения от управления экономикой – как при советском строе – а сознательно и с привлечением всех членов общества к непосредственному управлению. Производителям она предоставит оперативную и достоверную информацию о народнохозяйственной конъюнктуре – то есть о потребностях системы и о возможностях использования ресурсов; поможет быстро найти деловых партнеров и проложить оптимальные производственные связи, оптимизировать функционирование производительных сил. Потребители же смогут установить непосредственную обратную связь с производителями, оценивать качество их работы, заявлять о своих пожеланиях.

Следует отметить, что для характеристики этой народнохозяйственной системы на момент полного ее построения – в силу того, что из нее окончательно вытеснены товарно-денежные отношения, – слово «экономика» уже не подходит.

Именно к построению этой системы, вводя в действие по мере возможности те или иные ее элементы, необходимо планомерно продвигаться в ходе сознательного совершенствования производственных отношений.

По большому счету, есть два пути перехода экономики в качественно новое состояние, для преодоления товарно-денежных отношений – то есть для уничтожения экономики и замены ее на организацию. Первый – взять за основу советскую модель «одного завода», то есть ввести новые механизмы учета труда и, соответственно, материального стимулирования работников, предварительного моделирования и оптимизации плана, обработки инициатив «снизу», диспетчерского регулирования в режиме реального времени в масштабе всей страны на всех уровнях управления, прямого контроля потребителей над производителями. Правда, этот путь уже недоступен по причине развала советской системы, которая в том виде исчерпала свой потенциал. Теоретический шанс на ее реализацию был бы, если бы власть в 1985 году не перешла к сторонникам элитаризма. Но при этом, по-видимому, все равно пришлось бы на определенный срок – в пределах второй фазы переходного периода – ввести по китайскому образцу элементы рынка – пока не были бы построены качественно новые механизмы управления.

Второй – взять за основу капиталистический рынок и приступить к построению в его недрах качественно новых организационно-информационных механизмов, привносящих фактор сознательного управления экономикой в целом и связывающих воедино производителей и потребителей.

Но здесь нужно отметить одно исключительно важное обстоятельство: и в том, и в другом случае необходимым условием для дальнейшего прогресса производственных отношений, для преодоления экономического отчуждения, для перехода экономики на качественно более высокий уровень, является социальная однородность общества. Это означает следующее: либо все без исключения являются наемными работниками, либо все без исключения являются свободными предпринимателями, не использующими наемного труда.

Для дальнейшего прогресса экономики в нынешних реалиях будет задействован именно второй путь. Система, в которой осуществляется деятельность свободных предпринимателей, не использующих наемного труда, будет представлять собой переходную форму развития экономики от текущего состояния (вернее, точкой отсчета ее функционирования станет прогрессирующий кризис иерархических систем и начало активного формирования сетевых общенародных систем социального управления) до начала планомерного целенаправленного вытеснения товарно-денежных отношений.

Эпоха, в которой будет функционировать подобная система, будет представлять собой третью и последнюю фазу перехода общества от капитализма к социализму, в ходе которой будут окончательно подготовлены все необходимые предпосылки для начала преобразования экономики в организацию.

Обозначим основные принципы построения экономической системы, функционирующей в пределах третьей переходной фазы. Ее субъектами выступают, как уже сказано, свободные предприниматели, не использующие наемного труда. В ее основе лежит полный хозрасчет на уровне рабочего места. Трудящиеся имеют в собственности или арендуют у коллектива средства производства, непосредственно управляемые ими в ходе производственного процесса. Разумеется, они владеют и продуктом своего труда. Даже в пределах интегрированной производственной системы (завода, научного института) все трудящиеся выступают как индивидуальные предприниматели, несущие за качество своей работы экономическую ответственность – ответственность не перед начальством, а перед тем производителем, к которому переходит далее по производственной цепочке продукт труда (или перед конечным потребителем). Здесь главное – правильное определение потребителем критериев качества. Средства производства могут находиться либо в индивидуальной собственности (непременное условие при этом – допустимо иметь в собственности лишь те средства производства, которыми трудящийся в состоянии непосредственно управлять, не привлекая труд других людей), либо в собственности группы трудящихся, совместно использующей эти средства производства; либо трудового коллектива организации – либо, наконец, в собственности всего общества. Количественный показатель степени владения средствами производства, находящимися в коллективной собственности, – величина пая, который зависит от личного трудового вклада работника в процесс преумножения средств производства.

В ходе производственной операции трудящийся приобретает в собственность или выплачивает коллективу собственников арендную плату за использование необходимых для работы средств производства, приобретает у «предшествующих» по производственной цепочке трудящихся необходимые ресурсы для производства продукции, оплачивает услуги по обслуживанию средств производства. Произведенный продукт является его собственностью, и он вправе самостоятельно определить условия его реализации.

Безусловно, при этом должны существовать общие регламентирующие ограничения со стороны государства, но они не имеют ничего общего с той жесткой системой прямых предписаний, которая существовала в советский период.

Для этой системы естественным образом характерно не иерархическое, а сетевое построение. Начальства в прежнем понимании у трудящихся нет – есть избираемые координаторы по проектам, ответственные за те или иные направления деятельности. Решения, затрагивающие интересы коллектива, принимаются совместно.

Введение подобной системы позволит полностью отказаться от наемного труда во всех его формах. Благодаря ей навсегда уйдет в прошлое экономическая безответственность и бесхозяйственность, свойственная как начальникам, так и рядовым работникам – неотъемлемое свойство иерархической системы с господством наемного труда. Произойдет переворот в мировоззрении трудящихся, переставших быть наемными работниками, раскрепостится их творческая инициатива, у каждого появится стимул для участия в совместной выработке экономической стратегии организации, для оптимизации функционирования производственной системы – и, что самое главное, для повышения производительности труда.

В России есть реальные, исключительно удачные опыты функционирования производственных подразделений по новым принципам. Начало их внедрения было положено в коллективном хозяйстве «Шукты» (Дагестан) под руководством Магомеда Чартаева во второй половине восьмидесятых годов. За несколько лет работы по новой системе производительность труда выросла в несколько раз, и ныне производительность труда на этом предприятии является более высокой не только по сравнению с советской системой, но и по сравнению с аналогичными хозяйствами в капиталистическом укладе зарубежных стран. Вот отдельные бытовые штрихи, характеризующие жизнь трудящихся: для каждой семьи построен трехэтажный особняк, каждому работнику хозяйства доступно первоклассное медицинское обслуживание, все без исключения выпускники средней школы продолжают учебу в высших учебных заведениях – что является показателем правильного установления отношений между основным производственным контингентом и работниками сферы обслуживания. Этот оазис невиданного благополучия в крайне депрессивном регионе живущие в нем называют – в зависимости от своего мировоззрения – либо «раем», либо «коммунизмом».

Система, где только лишь в результате установления новых производственных отношений, при использовании тех же средств производства, достигается в несколько раз более высокая производительность труда, рано или поздно обречена на победу над элитарно-капиталистической. Обречена на победу – невзирая ни на какие поползновения паразитической элиты, желающей в эгоистических целях навсегда законсервировать отжившие социальные отношения.

Отдельно следует отметить характер вознаграждения работников, занятых в сфере изготовления продукции, характерной для нового способа производства – например, разработчиков программного обеспечения. И если с программным обеспечением, производимым по конкретному заказу и потребляемым только заказчиком, все достаточно очевидно, то для механизма реализации общеупотребительного программного обеспечения, скорее всего, необходимо предусмотреть нечто вроде общественного фонда, который будет выступать заказчиком продукции и в зависимости от величины спроса и качества продукции под контролем общества выплачивать производителям соответствующее вознаграждение. Для конечных же потребителей данная продукция будет – не бесплатной, потому что в этот фонд идет отчисление из госбюджета – а "безденежной". То есть на уровне конечного потребителя, несмотря на то, что опосредованно он все же платит, нет четкой зависимости между номенклатурой приобретенной продукции и величиной личных выплат в ходе приобретения. Технически акт приобретения – не что иное, как "скачивание" нужного продукта посредством компьютерной сети.

Кроме того, представляется необходимым выплачивать всем гражданам – как совладельцам природных богатств – природную ренту. Она должна быть немногим выше прожиточного минимума, и ее главное предназначение – предоставить хотя бы минимальную экономическую «отдушину» тем, кто пожелает заниматься лишь творческим трудом, не приносящим в данный момент никакой экономической отдачи; и тем, кто не сможет сразу адаптироваться к новым производственным отношениям. Немаловажно и то, что в случае, если всем будет гарантирован прожиточный минимум, уйдет в прошлое безысходная зависимость трудящихся от самодурства начальства, станет абсолютно невозможной эксплуатация работников на каторжных работах за копеечные зарплаты – как это, например, имеет место при использовании строительными корпорациями труда иностранных и иногородних рабочих. Трудовые отношения – даже только благодаря введению не слишком высоких рентных платежей – выйдут на иной качественный уровень – у работников появится возможность выбора, будет устранено экономическое принуждение к труду.

Постиндустриальное общество, которое формируется на этой стадии социального развития, характеризуется неуклонным сокращением количества работников, занятых в сфере непосредственного изготовления продукции. Казалось бы, налицо объективная основа для грядущей массовой безработицы. Но это утверждение справедливо лишь для общества, где производительные силы служат интересам элиты. В эгалитарном обществе уровень развития производительных сил дает возможность трудящимся избавиться от тяжелого и рутинного труда и раскрепостить свой созидательный потенциал для участия в труде более высокого порядка. Такие сферы деятельности, как наука, образование, здравоохранение и культура, способны "поглотить" неограниченное количество работников.

От описания экономической базы нового общества перейдем к описанию ее политической надстройки. Очевидно, что принципы построения этой производственной сферы – отказ от иерархических систем и наемного труда – естественным образом отрицают элитаризм, который на этих двух «китах» и зиждется. Механизм всеобщего свободного предпринимательства и выплаты гражданам рентных платежей выбивает из-под элитаризма экономическую основу. Столь же естественным образом отрицают элитаризм политические и общественные институты, являющиеся необходимой надстройкой над этой экономической базой.

Система политической власти, характерная для этого уровня развития общества, представляет собой сеть институтов общественного самоуправления: законодательных (определяющих нормативы), исполнительных (осуществляющих текущее управление) и судебных (разрешающих споры и конфликты). Все эти институты должны быть представительными (очень часто считается, что представительной должна быть только законодательная власть, но это не так). Избираться народом должны представители не только законодательной и судебной властей, но и исполнительной – и хотя механизм избрания законодателей и судей может отличаться от механизма избрания исполнителей в силу специфики труда последних, но тем не менее народ должен иметь возможность утверждать в должности и представителей исполнительной власти. В этой системе действуют два разнонаправленных вектора управления. В режиме постановки задач народом декларируются требования – местного, регионального или общегосударственного значения – сигнал управления при этом идет «снизу вверх» (нечто вроде непрерывного референдума с использованием сетевых информационных технологий). В режиме исполнения воли народа сигнал управления, как и в традиционных системах, идет «сверху вниз».

Впрочем, ничего принципиально нового в этой части системы политического управления нет. Поэтому важно осветить роль качественно новых элементов системы – единой сети общественных институтов, в работе которых свободно участвуют все граждане, желающие осуществлять этот вид деятельности.

К ним можно отнести органы коллективного анализа состояния общества на соответствующем уровне управления и выработки требований для органов управления. Также это органы гражданского мониторинга, владеющие независимой информационной сетью, куда каждый гражданин может поместить соответствующую информацию, которая будет доступна всем, а другой уполномоченный на то гражданин – проверить "на месте", после чего подтвердить или опровергнуть. Это народные дружины, осуществляющие правоохранительную деятельность силами граждан. Это органы, представляющие интересы граждан перед сферой народного потребления экономики. Это сеть коллективной взаимопомощи граждан в сфере защиты прав. Это товарищеские суды и комиссии по этике, которые определяют уровень морально-нравственного развития граждан. Это потребительские кооперативы и центры, организующие безденежный взаимообмен потребительскими услугами между гражданами. Это общественные средства массовой информации. То есть институты, посредством которых высокоорганизованный народ преодолевает отчуждение в сфере общественных отношений.

«...МЫ НАЧИНАЕМ ПУТЬ»

Сейчас мы вплотную подходим к вопросу: каким образом нам строить наше светлое будущее, с чего необходимо начать? Как в нынешних условиях, прямо сейчас, приступить к коллективному преодолению социального отчуждения?

Шумные деструктивные протесты, практикуемые радикалами всех мастей, сами по себе наболевших проблем не решат – для этого необходимо конструктивными методами ликвидировать глубинные причины отчуждения, непосредственно создавая основы социальных институтов, повышающих степень организации общества. Следует подчеркнуть – не степень организации государства как управляющей подсистемы общества, а степень организации всего общества, выстраивание общественных институтов, которые предоставляют возможность влиять на общественные процессы всем членам общества, а не только представителям управляющих структур.

Кроме того, в марксизме есть важнейший, фундаментальный закон: более прогрессивная общественная формация, прежде чем стать исторической реальностью, поначалу существует в виде отдельных зачаточных элементов в недрах предшествующей. Это объективный и непреложный закон, несмотря на то, что многие марксисты утверждают, что будто бы в случае перехода от капитализма к социализму он уже не действует. Он не действует, если под социализмом понимать социальную систему советского образца. Если же под социализмом понимать строй с более прогрессивным способом производства, то справедливость этого закона станет очевидной, и чем больше пройдет времени, тем очевиднее будет его справедливость.

Зачатки будущих экономических форм в экономике – это и система ESOP в США, и механизм взаимодействия разработчиков компьютерной операционной системы Linux. Это и самоуправляющиеся народные предприятия испанского консорциума "Мондрагон", и союз собственников-совладельцев "Шукты", созданный под руководством Чартаева.

В политике же зачатки социализма – это не что иное, как пресловутое "гражданское общество", только не в извращенно-конъюнктурном его понимании, а как реальный инструмент контроля над государством со стороны широких народных масс.

Еще в первой половине прошлого века выдающийся итальянский марксист Антонио Грамши провел исследование, в котором доказал, что на самом деле возможно два варианта «гражданского общества». Первый – это общество «мещан», выступающее за невмешательство извне в жизнь частного собственника. Второй же вариант – это как раз общество политически активных граждан, где каждый желающий стать субъектом общественной жизни берет на себя определенные функции по совершенствованию общественных отношений своими силами. Это активное гражданское общество, защищающее подлинные интересы «простых людей» и имеющее в своей основе ярко выраженную антиэлитарную сущность, должно стать противовесом буржуазному (пассивному) гражданскому обществу. Грамши показал, что создание такого «активного гражданского общества» как массовой опоры прогрессивных политических сил является необходимым условием победы социалистической революции в развитых странах с эксплуататорским строем.

Подобное активное гражданское общество, механизмы подлинного народного самоуправления всегда являются преградой на пути антинародных поползновений элиты, стремящейся к увеличению власти над народом. Поэтому структуры, претендующие на осуществление реального контроля над властью "снизу" и реальную защиту прав простых жителей, нередко становятся объектами атак и провокаций со стороны элиты – под предлогом борьбы с "подрывом национальной безопасности", "дезорганизацией работы государственных органов". Яркий пример – разработанная в США сетевая система GIA ("информационная осведомленность о правительстве"), которая, по замыслу разработчиков, должна была обеспечивать доступ к постоянно пополняющемуся пользователями всемирной сети досье на политиков и государственные органы. Но все же в США – по причине существенно неэквивалентного обмена материальными ресурсами со странами "третьего мира" – не столь сильны внутренние социальные антагонизмы, которые могли бы сделать идею о тотальном контроле граждан за бюрократией и буржуазией достаточно популярной, и элита может позволить себе гасить подобные инициативы в зародыше.

Иное дело – Россия времен стремительно фашизирующейся диктатуры "черных полковников". Путинская администрация не в состоянии обеспечить не то чтобы достойный уровень жизни большинства населения, но даже элементарную безопасность. История укрепления дегенеративной "вертикали власти" неотделима от истории кровавых войн и беспрецедентных по жестокости террористических актов конца XX – начала XXI века, направленных, по "странной" случайности, не против элиты, а против тех, кто как раз отстранен от принятия решений – простых граждан. Кровь и страдания народа используются властной кликой лишь как повод для укрепления пресловутой диктаторской "вертикали", для "закручивания гаек"– но не против террористов, не против коррупционеров и мафиозных элементов, а исключительно против рядовых трудящихся.

Сейчас, пусть и не слишком явно, но назревают предпосылки для того, чтобы сам народ, в обход так называемых "профессиональных политиков", начал искать пути выхода из системного социального кризиса собственными силами. И чем чаще будут происходить события, подобные тем, что случились осенью 2004 года, тем скорее придет понимание необходимости объединения населения на новых принципах. Когда перед народом встают две альтернативы: или погибнуть, или начать самим решать свою судьбу – всегда выбирается вторая. Есть или нет так называемое "коллективное бессознательное" – вопрос дискуссионный, но нечто вроде коллективного инстинкта самосохранения в народе, без сомнения, присутствует.

Самоорганизация низовых слоев общества, в ходе которой они обретут статус инициативных управляющих субъектов социального развития, станет неизбежным закономерным ответом народа на предательство находящихся ныне у власти представителей переродившейся советской бюрократии, ранее проявлявшей по отношению к нему убаюкивающий патернализм, а в настоящее время подвергающей его откровенному геноциду.

Именно губительные проявления бюрократического элитаризма, поставившего народ на грань выживания и породившего жизненную необходимость для рядовых граждан в отражении его агрессии, очевидно, и послужат эффективным механизмом для формирования социальных качеств и способностей, которые у граждан в благополучном патерналистском доперестроечном обществе не вырабатывались по причине полного отсутствия необходимости в них. По-видимому, диалектический парадокс общественного развития таков, что для формирования социальных институтов, необходимых для дальнейшего развития общества, становление элитаризма после окончания первой фазы переходного периода является в некотором смысле объективно востребованным с точки зрения будущего социального прогресса. Речь идет о том, что именно элитаризм породит в своих недрах средства, являющиеся закономерной реакцией широких народных масс на социальную несправедливость, которые станут инструментом его преодоления и синтеза качественно нового общества.

Как это должно происходить на практике? Все социальные проблемы, с которыми повседневно сталкивается подавляющее большинство населения, надлежит выделить и классифицировать, после чего, применяя инженерные методы, разработать социальные институты, призванные эти проблемы решать путем коллективной деятельности населения. При этом следует придерживаться следующих принципов.

Во-первых, эти социальные институты должны являться частью единой сети, действующей на всей территории страны, начинающейся с уровня непосредственного проживания и имеющей органы координации на всех уровнях, вплоть до федерального.

Во-вторых, структурное построение в рамках сети и проблемная специализация институтов должны подчиняться единому стандарту.

В-третьих, эти институты должны олицетворять собой качественно более высокий уровень общественной активности – то есть принадлежать не отдельным общественным организациям, а непосредственно всему народу, и функционировать с его активным участием – хотя, конечно, институты могут формироваться и посредством общественных организаций, в соответствии с их специализацией. Именно народ будет "коллективным заказчиком" в процессе их функционирования и кадровым резервом его актива. Только опирающиеся на народ общественные институты по-настоящему жизнеспособны и гарантированно защищены от номенклатурного вырождения.

В-четвертых, даже если инициатива построения подобных социальных систем будет исходить из какого-либо центра, выстраивать эти новые институты на практике необходимо "снизу".

Примерную схему построения элементарной составляющей этой системы можно обозначить следующим образом. В ее основе лежит территориальная община – орган непосредственной демократии, элемент системы местного самоуправления, становящийся таковым, если в него входит более половины населения на соответствующей территории. Вместе с тем предоставляется необходимым внедрить в территориальные общины ряд дополнительных механизмов. Члены такой общины с расширенными функциями (ее можно условно, по терминологии ряда разработчиков подобных систем, назвать корпоративной общиной) привлекаются к различным прикладным социальным программам – как в качестве активистов, так и в качестве источников власти и пассивных благополучателей, в соответствии с личным желанием. К этим социальным программам можно отнести следующие. Во-первых, потребительскую кооперацию, взаимообмен полезными услугами, взаимный прокат товаров с низкой нормой пользования. Во-вторых, мониторинг деятельности государственных и коммерческих структур, должностных лиц – не всегда для борьбы с ними, это не самоцель, нужно стремиться к конструктивному разрешению противоречий, – но по мере необходимости все же оказывать на них коллективное давление различными способами. В-третьих, организация контроля за процессом образования и внешкольного досуга детей на территории общины. В-четвертых, борьба у уличной преступностью, коллективное взаимодействие с правоохранительными органами в сфере борьбы с агрессией мафиозных структур против простых граждан. В-пятых, коллективное просвещение населения в сфере защиты своих прав, обсуждение деятельности органов государственной власти и выработка своей позиции по различным вопросам в этой сфере. В-шестых, организация собственных средств массовой информации...

Приведенный список прикладных функций, конечно, далеко не полон. Это просто иллюстрация того, в каком именно направлении необходимо работать социальным конструкторам нового поколения, организуя освоение народом отчужденных общественных отношений.

Более высокий уровень социальной самоорганизации – построение интегрированных альтернативных поселений с городской инфраструктурой, где абсолютно все элементы будут иметь более прогрессивную социальную сущность: способ производства, производственные отношения, система внутреннего самоуправления, система воспитания и образования.

Конечно, возникнет вопрос: каким образом заинтересовать население в участии в подобном процессе самоорганизации? Прежде всего, тем, что от этих преобразований лично выиграет каждый участник. Тем, что это – единственное в нынешних условиях реальное средство преодоления социального отчуждения, нарастающего с каждым годом. По мере того как жизнь в условиях элитаризма для большинства населения становится по понятным причинам все более и более невыносимой, у людей будет усиливаться стремление к совместному решению порожденных элитаризмом социальных проблем. И рано или поздно наступит качественный перелом – население, поняв, что власть бросила его на произвол судьбы, приступит к преодолению социального отчуждения исключительно собственными силами. И это уже будет другой народ. И подобные социальные институты в его руках будут и фундаментом будущего общества, и "административным ресурсом" для отрицания в определенный момент ставшей уже неадекватной новым реалиям политической надстройки.

При этом все же необходимо помнить, что основой любой социальной системы является экономика. Преобразования в экономической сфере, помимо развития интеллектуально-информационного способа производства и соответствующих ему производственных отношений, должны сводиться к выстраиванию основ производственных отношений, характерных для третьей фазы переходного периода. А именно – выделение каждому работнику индивидуального пая из совокупности средств производства и полный товарно-денежный учет производственных операций (снабжение ресурсами, амортизация и обслуживание оборудования, выдача продукции) на уровне рабочего места – с тем чтобы работник выступал бы в не в качестве наемного работника, а в качестве индивидуального предпринимателя, владеющего результатами своего труда. Конечно, при внедрении этих отношений неизбежны проблемы, связанные с нежеланием как "хозяев", так и наемных работников, отказываться от привычной схемы. Стремление одних управлять исключительно с помощью административных, а не экономических, рычагов и стремление других получать гарантированную зарплату, избегая экономической ответственности и проявления инициативы, неизбежно послужат препятствием для прогресса в этой сфере – но лишь на начальном этапе. По мере того как будут уходить из производственной сферы работники, привыкшие к гарантированному патернализму, по мере того как несовершенство прежней системы, приводящее ко все углубляющемуся кризису производственных отношений, будут все острее ощущать на себе не только наемные работники, но и "работодатели", станет все явственнее проявляться стремление и тех, и других к поиску качественно нового системного решения проблемы. Безусловно, можно понять наемных работников, не желающих стать "предпринимателями" в нынешних непростых экономических условиях – но в данном случае им будет обеспечена, помимо квалифицированного маркетингового и консалтингового обслуживания, безусловная дружественность экономической среды, обусловленная однородностью участников процесса в рамках единой производственной единицы, – в отличие от того, с чем сталкиваются нынешние предприниматели в условиях "дикого рынка". Руководителям же откроется перспектива повышения производительности труда на предприятии в несколько раз, от которой выиграют и они сами. Отметим, впрочем, что здесь речь не идет о руководителях паразитического типа, являющихся типичными представителями элитаристского уклада, которые "прожирают" захваченные ими в ходе приватизации средства производства – с ними предполагается разбираться иными методами.

Конечно, при этом необходимо формировать и управляющие надстройки, соответствующие новой системе производственных отношений – советы трудовых коллективов, профсоюзы нового типа.

Отказ от наемного труда в данном контексте – с использованием схемы преобразования частнособственнической производственной системы в союз собственников-совладельцев – в некотором смысле можно уподобить введению системы колоната в недрах рабовладельческой системы или введению денежного налога вместо барщины (а впоследствии и отпуска зависимых крестьян "на заработки") в недрах феодальной системы. И в том, и в другом случае тогдашних "хозяев" заставила пойти на подобные преобразования, в конечном итоге ознаменовавшие начало крушения их строя, необходимость повышения производительности труда. Также и сегодня: до тех пор, пока не представится возможность отказаться от капиталиста и вышвырнуть его на свалку истории, необходимо работать на отрицание выполняемой им объективной экономической функции, на экономическое, а не юридическое уничтожение частной собственности.

Суть третьей и последней фазы перехода общества к социализму можно выразить достаточно просто: это эпоха разложения объективных основ элитаризма. Конечно, теоретически в меньшинстве стран в рамках этой фазы может существовать и элитарное общество – исходя из того, кому принадлежит формальная политическая власть. Но тем не менее степень интеграции общества в этот период достигает такого уровня, который по ряду объективных причин делает невозможным управление им по устаревшим иерархическим принципам. Степень сложности построения общества все в большей мере требует наделения реальными, а не бутафорскими, управленческими функциями не только представителей административного аппарата, но и широких масс населения – по крайней мере, тех граждан, кто осознанно желает участвовать в управлении. И поэтому в рамках третьей фазы осуществляется такой объективно обусловленный процесс, как активное формирование в недрах элитарного общества экономических и политических институтов, преодолевающих его элитарность. Фактически даже если в начале третьей фазы общество имеет элитарную природу, на протяжении этой фазы оно становится все более и более эгалитарным, пусть этот процесс и идет не «сверху», а «снизу».

Что касается дальнейшего движения общества по пути к социализму и коммунизму, то необходимо сказать следующее.

По мере того как в рамках третьей фазы переходного периода в достаточной степени разовьется вышеописанная экономическая модель, на повестке дня встанет вопрос о формировании на ее основе единой интегрированной системы управления качественно нового типа.

Для того чтобы в недрах экономической системы, основанной на товарно-денежных отношениях, начали эффективно функционировать элементы, планомерно преобразующие товарно-денежные связи в информационные, необходимо соблюдение ряда фундаментальных условий. Во-первых, как уже сказано, должна обеспечиваться социальная однородность общества, которая однозначно исключает какой бы то ни было элитарный интерес, вносящий фатальные для оптимальности коррективы в функционирование управляемого механизма. Во-вторых, необходимо изначально предоставить условия для оптимальной самоорганизации экономической системы с использованием механизма свободного предпринимательства – разумеется, на эгалитарных принципах. И, в-третьих, эту экономическую систему в дальнейшем следует преобразовывать в организационную систему постепенно и поэлементно, беря за основу именно изначальный рыночный механизм. Проще говоря, информационные связи должны полностью соответствовать тем экономическим связям, которые они призваны заменить.

Механизм преобразования должен сводиться к моделированию уже существующих экономических процессов и поиску путей их дальнейшей совместной оптимизации; внедрению различных информационных механизмов – интегрированных баз данных, моделирующих, консалтинговых и экспертных систем – для повышения эффективности управленческих решений; формированию каналов эффективной двусторонней связи между сферами производства и потребления. То есть средств, позволяющих в конечном итоге каждому гражданину непосредственно участвовать в управлении народным хозяйством. Немаловажным механизмом преодоления товарно-денежных отношений будет переход на «виртуальные деньги», практика заключения связанных контрактов и комплексных многосторонних взаимозачетов.

Эпоха перехода от капитализма к социализму – это эпоха перехода от чисто элитарной, капиталистической, модели социального устройства, обусловленной низкой степенью организации общества, к чисто эгалитарной, социалистической модели, характерной для общества с качественно более высоким уровнем организации. В пределах этой эпохи, по мере того как общество в своем развитии все ближе подходит к преддверию социализма, унаследованная от капиталистической эпохи элитарная составляющая медленно, но в долгосрочной исторической перспективе необратимо и закономерно, уступает эгалитарной составляющей, характерной уже для новой общественной формации.

ТВОРЦЫ ГРЯДУЩЕГО

После изложения образа будущего общества и программы его построения попытаемся ответить на вопрос: кто практически возьмется за эту работу? Кто станет движущей силой социального прогресса?

В структуре производительных сил назревают качественные сдвиги, связанные с тем, что неуклонно изменяется характер общественного труда, в котором все больше превалирует интеллектуальная составляющая. Рабочий, образно говоря, откладывает в сторону молоток и садится за компьютер. Если в ходе промышленной революции наиболее передовым классом был класс наемных работников физического труда, то в эпоху научно-технической революции на первый план выходит интеллигенция. Именно с этой частью рабочего класса (в его расширенном понимании) и связаны грядущие кардинальные социальные перемены.

Эта составляющая пролетариата является самым передовым общественным слоем, потому что она, используя новые средства производства, представляет собой новую производительную силу и является носителем новых производственных отношений. Производство знания – это не производство материального продукта, и в объективной основе своей оно не является товарным, хотя его с поистине патологической настойчивостью и пытаются сделать таковым. Кроме того, интеллигенция уже не нуждается, в отличие от работников физического труда, в квалифицированном руководстве со стороны кого бы то ни было – будь то буржуазия или элита. Личные интеллектуальные способности ее представителей, необходимые для выполнения ею производительного труда, делают невозможной реализацию стремления элиты удержать людей в духовном рабстве.

Для нашей страны следует особо подчеркнуть роль интеллигенции, принадлежавшей к оборонной сфере промышленности, к фундаментальной науке и сфере образования – то есть к тем составляющим производительных сил, которые были стрежневыми в период развития советского общества. Курс на построение альтернативной мировому элитаризму самодостаточной общественной системы потребовал создания в СССР самых передовых отраслей народного хозяйства, находящихся на острие научно-технического прогресса и определяющих собственно развитие цивилизации. К этим отраслям следует отнести космическую, ядерную, электронную, информационную и им подобные отрасли, а также фундаментальную науку и систему высшего образования. С интеграцией России в мировую систему элитаризма проводится курс на приведение в соответствие характера производительных сил и роли России в процессе мирового разделения труда. Это означает фактическую ликвидацию наиболее передовых отраслей народного хозяйства и отсутствие востребованности соответствующих высококвалифицированных специалистов. Поэтому очевидно, что данная категория людей, лишенная каких бы то ни было перспектив в рамках нынешнего строя, будет находиться в авангарде борьбы за кардинальные социальные преобразования.

Кроме того, высокоразвитая система высшего образования выпускает квалифицированных специалистов умственного труда даже в большем количестве, чем в советский период. Но при этом далеко не все из них становятся востребованными на рынке рабочей силы. Поэтому следует ожидать в недалеком будущем активного включения молодежи с высшим образованием в общественную деятельность.

При этом, однако, необходимо отметить прогрессивную роль предпринимателей из числа интеллигенции, сумевших организовать производство высокотехнологичной продукции в России. Представители этой социальной группы, по сути, являются носителями новых производственных отношений, характерных для последующих стадий развития общества.

Представляется необходимым осуществлять планомерное культивирование в среде производящей интеллигенции убеждения в том, что она не нуждается в "руководящих указаниях" "сверху" и вполне способна без нахлебников-надсмотрщиков, которые к тому же, как правило, гораздо менее профессиональны, организовать свой труд. Особенно это касается нового поколения интеллигенции – молодых людей, которые уже не подвержены пиетету в отношении начальства и государства, свойственному людям старшего поколения. Особенно перспективной представляется работа со студентами, чтобы они во "взрослую" жизнь пришли с устоявшимися представлениями и личным опытом участия в новых формах организации общества. Именно они могут послужить кадровым резервом актива новых общественных институтов.

Но при этом необходимо избавиться от устаревших идеологических стереотипов и понять, что агитация за то, чтобы все вновь стали наемными работниками у государства, не только неэффективны, но и абсолютно бессмысленны как не отвечающие объективным тенденциям дальнейшего развития общества. Недопустимо ставить трудящихся перед ограниченной альтернативой: быть наемным работником либо у частного собственника, либо у государства. Главной идеологической парадигмой прогрессивных политических сил должно стать стремление ликвидировать эксплуатацию во всех ее формах: как человека человеком, так и человека государством.

По мере дальнейшего развития производительных сил будут укрепляться основы нового способа производства и преодолеваться парность классовой структуры. Будет все в большей степени проявляться основное экономическое противоречие элитаризма – невозможность в условиях унизительной зависимости работников от "сильных мира сего" организовать столь необходимый на данном этапе развития производительных сил высокоинтеллектуальный творческий труд.Отметим, что в советскую эпоху необходимость беспрекословно подчиняться начальству и быть в полной зависимости от него, в том числе и в сфере творческого труда, компенсировалась ощущением единства интересов всех граждан и сопричастности к великому делу, пониманием однозначной эгалитарности целей, поставленных перед обществом.

Попробуем проанализировать расклад политических сил в современной России. Условно выделим четыре блока идеологий и соответствующих им реальных политических движений:

1. Левые патриоты, олицетворяемые главным образом КПРФ, ориентированы на фактически элитарную систему политической власти (то есть реальную власть в руках меньшинства), эгалитарную (социально направленную) экономику и эгалитарную внешнюю политику (справедливое место России в мире).

2. Правые "патриоты"(ЛДПР, "Концептуальная партия Единение", "Евразия") – за элитарную политическую систему, элитарную экономику (функционирование экономики в интересах "избранных"), эгалитарную внешнюю политику.

3. Либералы(СПС, "Яблоко", "Либеральная Россия") – за эгалитарную политическую систему (демократизм), элитарную экономику, элитарную внешнюю политику (подчиненность России мировому элитаризму).

4. Бюрократические элитаристы("Единая Россия") – за элитарную политическую систему, элитарную экономику, элитарную внешнюю политику.

В ходе эволюции правящая надстройка общества с начала девяностых годов претерпела существенные изменения. Первоначально декларировавшиеся эгалитарные установки в политике, послужившие инструментом борьбы против "советского бюрократизма" – а на самом деле против экономического эгалитаризма – отброшены правящей кликой за ненадобностью. И это вполне естественно: единственным средством для того, чтобы законсервировать экономическую элитарность общества в нынешних условиях, является диктаторская внутренняя политика и удушение демократических свобод в политической сфере. Факт исключительно прискорбный для либералов – прихвостней ельцинской бюрократии: они не могут или не хотят понять, что столь нелюбимая ими жесткая власть – единственное средство для консервации столь любимого ими разделения общества на "господ" и "холопов".

В этом смысле элитаристы, выстраивая диктаторскую "властную вертикаль", откровенно предназначенную для подавления простого народа в интересах элиты, ведут технически абсолютно грамотную и адекватную политику. Но вне зависимости от их воли в обществе назревают крупные, принципиально неразрешимые в рамках элитаризма, противоречия. Народу становится очевидным стремление властной элиты заниматься исключительно личным обогащением за счет ограбления широких масс трудящихся и принципиальная неспособность обеспечить безопасность населения. Ресурс средств производства, доставшийся России от советских времен, близится к исчерпанию, а вместе с ним близится к исчерпанию и потенциал развития России в условиях капиталистическо-элитаристской системы.

Правые "патриоты" – по сути, самые неадекватные представители политического спектра, зовущие фактически в далекое прошлое и не желающие понять, что только эгалитарные принципы внутригосударственного устройства могут гарантировать независимость от мирового элитаризма. Впрочем, в большинстве своем представители этого течения, для которых определяющей ценностью является "сильная власть", готовы смириться с коллаборационистским внешнеполитическим курсом режима и фактически примыкают к элитаристам.

Сложнее обстоит дело с левыми политическими силами, олицетворяемыми на данном этапе КПРФ. Являясь самой массовой и структурированной оппозиционной политической организацией, КПРФ в данный момент – не столько коммунистическая(в будущемпонимании этого слова) партия, сколько советская. Она представляет собой "осколок" КПСС, руководство которого, в отличие от представителей постсоветской бюрократии, не изменило своим эгалитарным убеждениям.

Главный недостаток КПРФ, подсознательно отмечаемый и избирателями – она, по крайней мере, в данный момент, является партией не столько будущего, сколько прошлого. Она явно ориентирована на восстановление модели общества, характерной для первойфазы построения социализма, но очевидно, что первая фаза – это пройденный этап, который уже не вернуть.

В лучшем случае партия ориентирована на изменение принципов построения общества с элитарных на эгалитарные в рамках второйфазы (по примеру Китая). И теоретический шанс (объективныефакторы) на построение "рыночного социализма" действительно существовал в период с 1991 по 1998 годы – именно в пределах этого временного "окна" было по крайней мере четыре возможности отстранения от власти элитаристского режима Ельцина: ГКЧП (1991), противостояние президента и Совета народных депутатов (1993), противостояние Б. Ельцина и Г. Зюганова на президентских выборах (1996), гипотетический прогрессивный военный переворот Л. Рохлина, предотвращенный властями посредством убийства последнего (1998). Но в силу субъективных причин попытки преодолеть "сверху" элитарность строя не удались, и в настоящий момент существующее положение вещей в пределах второгокачественного перехода также уже не изменить – общество, преодолев критический переходный период между первой и второй фазами, ныне вышло на относительно стабильный участок траектории своего развития.

Но впереди – новые точки бифуркации. Поэтому сейчас необходимо ориентироваться на то, чтобы в третьейфазе перехода к социализму общество вновь стало развиваться по эгалитарным принципам. А для этого всем прогрессивным политическим силам следует, опираясь непосредственно на народ и активно включая его в этот процесс, начать заблаговременно готовить экономические и политические институты, характерные для следующего периода развития общества. Необходимо, наконец, перестать оглядываться в прошлое и обратить свой взор в будущее.

Есть все основания полагать, что именно в недрах КПРФ как самой массовой левой организации, даже вне зависимости от воли ее нынешних руководителей, возникнут новые силы, ориентированные не на консервативные ценности государственного патриотизма, а на реальное коммунистическое действие; на построение будущего, качественно отличающегося от прошлого.

Поясняя этот тезис, необходимо отметить тот очевидный исторический факт, что в СССР отсутствие реального коммунистического базиса политическое руководство стремилось компенсировать явно гипертрофированным идеологическим воздействием, имевшим даже порой характер своеобразного культа. На последующих же стадиях развития общества, по мере дальнейшего развития производительных сил, коммунистическая идея должна, образно выражаясь, из "веры" превратиться в науку. Коммунизм, являющийся повседневной реальностью, уже не будет нуждаться в назойливом самовозвеличивании и самопропаганде и станет естественным "состоянием души" каждого человека постольку, поскольку будет иметь прочный материально-технический базис. По этой же причине подлинному коммунизму ни в коей мере не будет свойственен вождизм, диктатура, нивелирование личности – в силу отсутствия объективной востребованности подобных проявлений.

Для повышения жизненного уровня всех членов общества необходимо, конечно, устанавливать справедливые правила распределения произведенного продукта, так же как для улучшения морального климата необходимо с раннего возраста целенаправленно формировать коммунистическое сознание. Но главныминструментом социального прогресса должно стать поступательное развитие науки и техники– по той простой причине, что для того чтобы распределить что-либо, его надо сначала произвести. И чем больше будет объем произведенного продукта, чем легче будет его произвести, тем меньше будет у кого бы то ни было объективныхпричин возникновения стремления решить свои материальные проблемы за счет других людей. Отмечая безусловную необходимость развития системы распределения и воспитания, следует отметить, что именно развитие материального производствав исторической перспективе сделает возможным наступление коммунизма. И поэтому всемерная поддержка научно-технического прогресса, нетерпимость к сокрытию полезных всему народу изобретений и открытий; широкое внедрение в повседневную жизнь так называемых "закрывающих технологий", ставящих крест на господстве нынешней элиты, должны стать краеугольным камнем деятельности новых коммунистов.

В связи с этим представляется крайне необходимым формирование у граждан и прогрессивных общественных деятелей понимания того, что коммунистическоеотнюдь не ограничивается одним лишь советским, что существует значительное количество возможных вариантов организации справедливого общества – причем характер конкретного реализованного на практике варианта зависит не от субъективной приверженности какому-либо из прошлых вариантов, а от объективного уровня развития производительных сил на данный момент. Но при всем многообразии возможных форм устройства общества крайне важно придерживаться четырех фундаментальных и неизменных принципов: эгалитаризма, гуманизма, научного мировоззрения и поддержки технического прогресса.

При прогнозе эволюции взглядов представителей других политических течений следует отметить, что основное противоречие переходнойэпохи заключается не в противоречии между капитализмоми социализмом, а между элитаризмоми эгалитаризмом– по той простой причине, что к тому времени, когда социализм будет построен, все остатки капитализма уже окончательно исчезнут, и ни о каком противоречии между этими формациями не может быть и речи. В действительности основная борьба идет за то, каким будет характер общества в этот переходный период – элитарнымили эгалитарным. Сущность экономической составляющей является производной от основных принципов. И наиболее точным критерием прогрессивности тех или иных политических сил является степень их нетерпимости к элитарному построению общества.

В обозримом будущем возможно только два состояния общества. Первое – с элитарной внутренней политикой, элитарной экономикой, элитарной внешней политикой. Второй – с эгалитарной внутренней политикой, эгалитарной экономикой, эгалитарной внешней политикой. Только двасостояния из, казалось бы, восьми возможных, выводимых посредством законов комбинаторики. И всем политическим силам, поступившись частью своих идеологических принципов, придется примкнуть либо к элитаристам, либо к эгалитаристам. Политическая сила, олицетворяющая первое состояние, не только в наличии, но является правящей. Второй силе еще надлежит сформироваться – скорее всего, на базе КПРФ (именно поэтому правящая элита остервенело подавляет эту партию – не за ее нынешнеесостояние, а за потенциально возможноев недалеком будущем).

Либералампридется выбирать – либо они за демократию, либо за свободу личного обогащения. Поэтому неизбежен раскол: часть либералов уйдет к бюрократической элите (к этому в большей степени склонны представители СПС), либо к "новым левым" (к этому в большей степени склонны представители "Яблока" и "Либеральной России"). И зарождение этой тенденции в последний год – налицо.

Правые "патриоты", похоже, свой выбор сделали, о чем сказано чуть выше. Хотя, возможно, для меньшей части будет все же абсолютно неприемлемо неприкрытое холуйство путинского режима перед Западом, и она придет к левым.

И, наконец, левым патриотампредстоит понять, что на следующем этапе развития общества принципы построения как политической, так и экономической системы будут существенно отличаться от принципов построения советской системы. Но все же для части левых патриотов демократия (непосредственноеучастие трудящихся в управлении государством) и свободное предпринимательство (свобода реализовывать общественно полезные экономические проекты) покажется столь неприемлемой, что они примкнут к элитаристам только за то, что последние подавляют либерализм. Часть бывшего электората КПРФ (правда, наиболее отсталые слои населения) ушла к Путину именно за то, что он противник политическоголиберализма. По этой же причине скатились на позиции фактической поддержки диктатуры Путина такие уважаемые в прошлом деятели левой оппозиции, как, например, В.И. Варенников и В.И. Анпилов.

Передовые же слои общества – интеллигенция, люди молодого и среднего возраста, городские жители – настроены в целом эгалитарно. Не зря в их среде налицо тенденция к увеличению поддержки КПРФ. Значительная часть этого социального слоя, конечно, поддерживает либералов, но степень поддержки элитаристов в их среде заметно ниже, чем в остальных социальных группах. Экономический эгалитаризм, олицетворяемый коммунистами, и политический эгалитаризм, олицетворяемый либералами, – это объективно две разных траектории достижения одного и того же будущего общества, и поэтому пути сторонников коммунизма и реальной демократии будут постепенно сходиться.

Прежде чем приступить к реализации собственно коммунистической программы, "новым левым" предстоит, вступив в тактический альянс с остальными противниками диктатуры, решить задачи общедемократического (антифашистского) характера. Именно сейчас, в период резкой поляризации прогрессивных и реакционных сил, им предоставляется возможность обвинить бюрократию в том, в чем еще недавно пришедшие к власти элитаристы обвиняли их предшественников – советских коммунистов: в отстранении народа от управления страной, в препятствовании свободному предпринимательству, в подавлении свободы слова; в тоталитаризме, наконец. То есть в злонамеренном препятствовании дальнейшему прогрессу общества по всем направлениям – а такое обвинение для любой политической силы означает смерть в весьма недалекой перспективе. Современная российская общественность стала свидетелем процесса полного и необратимого, и вместе с тем абсолютно закономерного, вырождения правящего класса: элитаристы, с течением времени все в большей степени лишающиеся возможности "управлять по-старому" и эволюционирующие в сторону открытой фашистской диктатуры, становятся реакционной силой во всех без исключения аспектах. Поэтому никакого будущего у них нет и быть не может – и именно они, представляя собой последний оплот всего самого реакционного, что было в советском обществе, станут той "мишенью", посредством отрицания которой произойдет диалектическое отрицание прошлой фазы социального развития и выход на иной качественный уровень.

Власть сейчас абсолютно ничего не в состоянии предложить народу – даже в отличие от демократов эпохи Ельцина, – кроме отмены всех социальных гарантий и укрепления собственной "вертикали". Развитие производительных сил даже в относительно благополучных сферах экономики с каждым годом тормозится все в большей степени, и поэтому в исторической перспективе предпринимаемая ныне государственной олигархией попытка установления элитарного тоталитаризма на крайне депрессивном экономическом фоне неизбежно провалится. По мере того, как власть, не предпринимая ничего позитивного, будет все больше и больше "закручивать гайки" исключительно по отношению к простому народу, среди населения будет зреть недовольство существующей политической системой. Уже сейчас передовые слои общества крайне негативно воспринимают фактическое отстранение независимых представителей народа участвовать в управлении государством и курс на полную ликвидацию свободы слова. С течением времени, по мере того как на фоне стремительно ухудшающейся социально-экономической ситуации власть будет все больше и больше подавлять простой народ, это неприятие будет усиливаться. Изоляция власти и поддерживающих ее общественных сил будет неотвратимо нарастать. И когда в недрах существующего строя накопится достаточный набор предпосылок для перехода общества на более высокий качественный уровень, отрицание нынешней власти станет свершившимся историческим фактом.

В заключение следует напомнить, что основной отличительный признак общества, к которому необходимо в настоящее время стремиться, – отнюдь не "диктатура пролетариата" и не "ликвидация частной собственности". Это лишь необходимые, хотя и бесспорные, условия – но не самоцель. Главное в социализме то, что он представляет собой качественно более высокий уровень организации общества и характеризуется более высокой степенью преодоления социального отчуждения.

В ходе построения более высокоразвитого общества, как справедливо отмечал В.И. Ленин, на определенных исторических этапах неизбежны резкие зигзаги и даже отходы назад. Но социальный прогресс, вмешательство разума в организацию общественных отношений, неотвратимы. Разум, вооруженный научным знанием, становится творцом истории.

Мы стоим на пороге крупнейших социальных перемен, в ходе которых будут заложены основы качественно нового общества, и в этой связи становится исключительно важной необходимость изучения основных тенденций дальнейшего общественного развития. Понимание их и правильное использование – залог грядущих побед прогрессивных сил нового поколения.

Москва

июль – ноябрь 2004 г.