Лимонов и многое Другое

О досрочном освобождении Лимонова я узнал на рабочем месте, т.е. в офисе издательства, по телефону. На столе передо мной лежали два тома новых лимоновских эссе и собрание его стихов: редактура, корректура, макет-верстка и всё такое. Обязан сдать в печать в июле. Стиль эссе напоминает левый панк, вроде группы "Клэш", микшированный с речами аятоллы Хомейни. Из "тюремного" этой весной мы уже выпустили "В плену у мертвецов" и "Другую Россию". Для меня, то есть, Лимонов это прежде всего литературный материал, с которым я работаю. Но подумал я, узнав об "изменении меры пресечения", совсем другое: а ведь недавно ему исполнилось шестьдесят.
Шестидесятилетие Лимонова, помнится, его друзья и товарищи официально начали отмечать в "Фаланстере". Поэт Емелин читал свои легко и надолго запоминающиеся стихи про "рабочие районы, где нету работы" и про то, как "у власти у красной надежная крыша / Она пи….сам не сдаст Кибальчиша!". Абель (знаменитый в одних кругах созданием скандальной газеты "Ещё", а в других изданием подпольного рижского альманаха "Третья модернизация") рассказывал подробности лимоновского процесса, по которому он тоже проходит. Дима Быков предполагал, что Лимонов любит родину как своих жён, т.е. для большей эротики предпочитает с любимой драться и кусаться. Молодой писатель Сергей Шаргунов красиво и непонятно обозвал спецслужбы "креветками". Исламский революционер Гейдар Джемаль заочно спорил с Лимоновым по многим пунктам, назвал его идеи "мелкобуржуазными", но всё же признал его современным героем, а король московской палп-журналистики Дудинский вспоминал "ещё того" Эдика, строчившего стихи и брюки в Москве 60-ых. Все обсуждали "Другую Россию", которая раздавалась здесь же, на дискетах. К этому дню "Амфора" намеревалась её выпустить. Но в "Амфору" пришли какие-то строго одетые люди, с кем-то по-мужски побеседовали и книгу зарезали прямо в типографии. Отсюда и дискетиздат. Теперь её издали мы вполне прилично. Название мне нравится. Напоминает пафосную фразу "Но была ведь и Другая Германия!" из роммовского "Обыкновенного фашизма", когда речь там заходит о германских большевиках.
Как всегда все спорили: писатель Лимонов или политик? правый Лимонов или левый? В действительности это один, а не два вопроса. Вальтер Беньямин заметил однажды, что левые политизируют эстетику, а правые - эстетизируют политику. С первого раза уяснить что это значит, мало кому удается, хотя все крайне просто. Правыми и левыми с тех пор, конечно, называет себя кто захочет, но стратегий как было, так и осталось, ровно две.
Те, которые политизируют эстетику при виде любой художественности сразу начинают расследование: кому именно такая художественность выгодна, в чьих она, собственно, интересах, и как именно эти интересы выражены через приём и материал? Короче, выясняется: кто и к чему, товарищи, нас этим произведением призывает? Для такой оптики любой художник - политик. Типичный пример: недавно один глянцевый журнал, отдавая дань моде на левизну, назвал Стивена Спилберга "продажным пацаком империализма", а венецианский карнавал "антиглобалистской демонстрацией". Специально такими вопросами занимается сейчас американский марксист Фредерик Джеймиссон (см. его концепцию "политического бессознательного в популярной культуре").
А вот те, кто эстетизируют политику, они наоборот: какого им не покажи диктатора, партийного бонзу или заурядного депутата, все равно увидят "феномен стиля" и всё его поведение окажется "реализацией" какого-нибудь оперного мифа, вроде Нибелунгов или Онегина. Для такой оптики любой политик - художник. Типичный пример: отдавая дань той же моде, другой глянцевый журнал принялся писать, что "Черные Пантеры" это, в общем, рок-звезды.
С одной стороны, стратегии эти почти не встречаются в чистом виде. С другой стороны, равновесия между ними не бывает -- один метод всегда подчинен другому, как периферия центру. Так что, писатель Лимонов или политик, и уж тем более: правый или левый, это зависит от нашей оптики, а не от Лимонова.

Существует и "Другая Боливия". Там, параллельно с лимоновским хэппибездыем, бушевало самое настоящее восстание. Не понравился новый налог и все немедленно хлынули к дворцам администрации. Через три часа после вечерних теленовостей в столице горели правительственные здания, а вооруженный чем попало народ танцевал на улицах и создавал "районные комитеты". Боливийская полиция заявила, что она Другая Полиция, ей нравится смотреть на огонь и она никому мешать не будет. Боливийские пожарные дали всему, что горело, догореть, сообщив, что они Другие Пожарные и давно не видели такой красоты. В "Другой России" Лимонова есть лекция об инстинктивной ненависти людей к своим городам, о бессознательной тяге к уничтожению этих неадекватных гигантов. Антиурбанистские эмоции прорываются в любом городском беспорядке, какими бы политическими причинами он не был вызван. Налог в итоге отложен на неопределенный срок, а загнать боливийцев домой удалось, только пообещав двинуть армию из казарм. Боливийский президент не такой уж простак, чтобы заранее не предполагать возмущения, но глобализация по правилам корпораций требует от стран соблюдения единых правил экономической игры, и злополучный налог - одно из этих правил. Глобализация отбирает даже у тех, кто ничего не имеет. Однако она же, глобализация, со всей своей неумолимостью и "единостью для всех" идет далеко и надолго, если на улицах появляются граждане с факелами и мачете. Боливийский пример - лишнее тому доказательство. Товарищ Че мечтал начать в этой стране континентальную боливарийскую революцию, но был предан и расстрелян. Об этом и сейчас многие боливийцы вспоминают, пряча глаза в землю.

Существует и "Другая Ирландия". Параллельно с восстанием в Боливии активистка ИРА Мери Келли пробралась на натовский аэродром в Ольстере. Сторож спал, давно привыкнув к шумным и безопасным протестам цыганского табора пацифистов, раскинувших неподалеку лагерь. С собой у Мери был топор. Не так уж трудно, загодя потренировавшись, залезть на морду американского военного самолета и раздолбить её простым деревенским древорубом. Самолеты ведь не танки и их не из брони делают. Сторож вызвал подмогу, Мери угодила в участок, где все подробно разъяснила насчет войны за нефтяные рынки и личной ответственности каждого за своё участие-неучастие, после чего была отпущена под залог. Ущерб от её топора оценивается в полмиллиона долларов. В "Другой России" Лимонова есть лекция о восстании девочек и женщин, которых слишком долго и слишком грубо отлучали от истории, превращая в привилегированных животных. С подачи Келли проникновение на военные базы и взлетные полосы НАТО стало в Европе популярным видом спорта, но охрана везде усилена и пока всё ограничивается оскорбительными граффити на стенах какого-нибудь ангара. "Глобальное Сопротивление" -- одна из основных антивоенных вывесок, учредила даже премию имени Мери Келли. Вручается тому, кто превысит нанесенный ею ущерб. Денежный эквивалент премии легально собирается через Интернет из пожертвований сочувствующих. "Если сегодня можно легально финансировать саботаж, кто поручится, что завтра нельзя будет столь же легально финансировать восстание?" -- вопрошает строгая "Таймс". "Антитерроризм" в Европе остается главным пропагандистским аргументом власти и способом манипуляции перепуганной толпой, главным тормозом для любой критики системы. В "Другой России" Лимонова есть остроумная лекция о том, что сам капитализм возник из-за всеобщего средневекового страха перед сифилисом. Британское правительство закупило двадцать миллионов доз вакцины от оспы на случай биологической атаки на королевство. Количество повсеместно задержанных "финансистов, активистов и информаторов" Аль-Каеды сопоставимо с полностью проваленной разведкой какой-нибудь сверхдержавы. Вполне себе респектабельные аналитические издания обсуждают, не был ли американский космолёт с израильским пассажиром сбит по личному приказанию Бен-Ладена и насколько этот "доктор Зло" влияет на новый Афганистан?

"Другой Афганистан" никак пока не растворяется в Этом. Не менее десяти тысяч талибов выбрались из объятий американской "анаконды" или просочились из Тора-Бора. В Пакистане они переналадили всю стратегию-тактику и снова сражаются во имя Аллаха. "Ибо не равен тот, кто вышел на путь всевышнего, опоясанный тяжелым мечом, тому, кто остался в тени минарета раздавать воду для паломников". В "Другой России" Лимонова есть лекция о номадизме т.е. о том, что всем, кому не дает спокойно сидеть у телевизора боевой инстинкт, жить надо в вечном движении, с оружием и в окружении таких же, как ты. Талибы припоминают американцам и "случайную" бомбардировку каравана племенных пуштунских вождей и зазря расстрелянных беженцев в провинции Хост и разбомбленную свадьбу в Урозгане. К талибам присоединился со своими отрядами Хекматиар, известный в стране еще со времен советской войны. Вместо ракетных обстрелов все чаще используются живые бомбы. Наблюдатели угадывают в этом усиление влияния тех международных исламистов, что действуют в Палестине и вокруг неё.

В Палестине "Другая арифметика". Израильская военная разведка считает, что если заранее убить, скажем, двоих из десяти кандидатов в "живые бомбы" и демонстративно срыть их дома, это будет шагом к миру т.к. врагов останется восемь. Палестинцы же уверены в обратном: если убьют двух, на их место встанут четверо еще вчера колебавшихся и против Израиля выйдут на дорогу джихада уже двенадцать самоубийц-добровольцев. Для израильтян 10-2=8, для палестинцев =12. Обе арифметики сходны в том, что ищут смысла в превентивных убийствах.

Бывают и умеренные варианты Другого. Малайзийский президент Мухатир Мухаммед собрал у себя в Куало-Лумпуре представителей 116-ти стран, чтобы возродить движение популярного некогда "неприсоединения". И готовит сейчас новый съезд, мощнее прежнего. Во времена московской олимпиады под "неприсоединением" понималась одновременная фига и Штатам и Советам и не вхождение в соответствующие военные блоки. Сейчас прежде всего, конечно, имеется в виду не участие в акциях, подобных иракской войне. Но и тогда, и сейчас, подразумеваются более глубокие вещи: мы пойдем другим путём, а не вашим и, не хотим быть такими, как вы, уж не взыщите, дорогие большие братья.
Мухатир Мухаммед на самом деле тот ещё хипстер. Не первый уже год он тычет пальцем в непримиримое противоречие между правами человека и конкретными законами транснационального капитала. Намекает, что хватит уже вывозить из третьего мира ресурсы и ввозить туда экологические проблемы. Жмет руки хакерам, ратующим за бесплатное копирование программного обеспечения. Запрещает у себя выращивать генетически модифицированную еду, а в свободное от этих забот время коллекционирует не обработанную этническую музыку разных племен и стран. Вкратце, Мухатир видит жизнь так: новое в истории создают те, кто способен преодолеть окружающую инерцию и рискнуть, объединившись с такими же "неадекватными" персонами ради никому заранее не известного результата. Чем выше т.е. буржуазнее, слой общества, тем реже там встречаются такие перспективные типы. Соответственно, чем богаче страны, тем меньше там этих полезных бактерий исторического развития. Отсюда и "неприсоединение". Особенно часто в малайзийской столице говорилось, что западное благоденствие построено дешевыми эмигрантскими руками, а западный хай-тек в последние годы создается опять же недорогими эмигрантскими мозгами. Шутили в том смысле, что по сексуальной активности и демографическим показателям третий мир тоже гораздо круче. В "Другой России" Лимонова есть лекция о том, что посткапиталистическое будущее наступит только если предложит людям большую сексуальную комфортность, чем теперь. Западные элиты отнеслись к куало-лумпурской сходке спокойно, ибо общий валовый продукт всех этих ста с лишним стран не дотягивает до экономической мощи, например, Японии. Но, с другой стороны, опять же смотря какая ваша арифметика: население "неприсоединившихся" больше западного в несколько раз.

Ещё в "Фаланстере" на дне рождения расслабляющее звучало вечное вот что: Лимонов, как и всякий умный человек, критикует современную демократию. В виду имелось: не будешь её критиковать, прослывешь круглым дураком. Спасибо Сартру, Маркузе, Ги Дебору и прочим левым, глубинная критика демократии давно в общем-то готова к употреблению: знай, повторяй. И выбор-де нам вечно предлагают фиктивный, внутрисистемный, не выбор вовсе. И сами мы, выбирающие, есть грубая штамповка системы, и заранее просчитаны, жалко барахтаемся посреди фантомов. И стандарты у всего неизбежно двойные т.е. фарисейство правит. И лучшее в нас никогда не будет использовано при таком раскладе, от этого мы и звереем.
Интересен ведь не этот набор непрактичных бесспорностей, а что же предлагается ВМЕСТО? Новые правые, например, и всякие модные нынче "традиционалисты" предлагают то, что демократии некогда предшествовало: три касты в обществе, организующий жизнь ритуал, верность иерархии, смерть за царя, палка-миска-будка-хозяин и не капризничать. Экстаз такой перспективы в том, что вышеописанная "глубинная критика" в ней вообще исключена, ей просто негде завестись, нету такой "критикующей" касты-сословия, все и всегда на службе. А если и занесет заразу какой пришелец, его мигом вычислят как сектанта и дьявола и придадут под всеобщее облегчение показательному огню.
Новые левые и модные нынче "антиглобалисты" предлагают проект, который мог бы сменить демократию: бесконечная мозаика малых групп, игра вместо работы и службы, горизонтальные связи на смену пирамидальным, организация жизни согласно последним данным науки и другие сны Веры Павловны, которую больше не проходят в школе. Конструктивная критика и своевременная реакция на неё становятся основой такого общества, гарантией повсеместной осмысленности и самореализации всех, отсюда и кайф этого плана.
Какую дорожку не выберешь, популярность обеих говорит нам о том, что обступивший со всех сторон Вавилон достал слишком многих. И даже те, кому вроде нравится плавать по его рекам, стали как-то стесняться вслух об этом. Читая "Другую Россию" с учетом обеих перспектив, можно узнать многое. О Лимонове и о себе.
На днях делали обложку его новой книги. Надеюсь, она вам понравится. Примерно через неделю Эдуард, аятолла с панковским прошлым, выйдет из тюрьмы. То есть будет возможность попросить у него автограф.