В задачах моделирования и прогнозирования экономических  и политических процессов приходится пренебрегать «ролью личности в истории». Если этого не делать, т.е. не огрублять процессы настолько, чтобы они не зависели от «роли личности», то никакой прогноз не будет возможен[1] – придет к власти какая-либо «личность», и весь процесс пойдет в зависимости от решений, принятых «личностью».

     Образ Масарика запечатлелся в памяти моего деда, академика экономиста Петра Маслова, хорошо знавшего Масарика, чем-то похожим на идеализированный образ Кутузова, созданный Л.Толстым в романе «Война и мир». Возможно, Л.Толстой при встречах с Т.Масариком и пытался внушить ему свои взгляды на руководящего деятеля, которые отражены в романе. Я напомню эти взгляды Толстого.

     Роден говорил, что создает свои скульптуры следующим образом: берет камень и удаляет все лишнее. Это похоже на то, как описывает Толстой  методы Кутузова: «Он не делал никаких распоряжений, а только соглашался или не соглашался на то, что предлагали ему. …Он знал, что решают участь сраженья не распоряжения главнокомандующего, … а та неуловимая сила, называемая духом войска, и он следил за этой силой и руководил ею, насколько это было в его власти». Кутузов знал, «что не надо срывать яблоко, пока оно зелено. Оно само упадет, когда будет зрело, а сорвешь зелено, испортишь яблоко и дерево, и сам оскомину набьешь». И наконец, слова, которые непосредственно могут быть перенесены на Т.Масарика: «Кутузов же, тот человек, который от начала и до конца своей деятельности в 1812 году, от Бородина до Вильны, ни разу ни одним действием, ни словом не изменяя себе, являет необычайный в истории пример самоотвержения и сознания в настоящем будущего значения события. … Трудно себе  представить историческое лицо, деятельность которого так неизменно постоянно была бы направлена к одной и той же цели. Трудно вообразить себе цель, более достойную и более совпадающую с волею всего народа. Еще труднее найти другой пример в истории, где бы цель, которое поставило себе историческое лицо, была бы так совершенно достигнута, как та цель, к достижению которой была направлена вся деятельность Кутузова в 1812 году».[2]

     Действительно, и Т.Масариком руководила одна идея - идея обретения Чехословакией независимости, идея создания нового государства.

     Но и первые из приведенных высказываний, как по мнению моего деда, так и по изученному мною материалу, целиком относятся к Масарику. Он шел в ногу с желаниями и чаяниями своего народа, в ногу со временем. В отличие от политиков, к которым можно применить известный парадокс: «вся рота идет не в ногу, один ефрейтор в ногу».

     Кутузову было в 1812 году 67 лет. Толстой подчеркивает его опытность и интуицию: «Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем-то другим. Он презирал их своей старостью, своей опытностью жизни». Вот как думает князь Андрей о Кутузове: « У него не будет ничего своего. Он ничего не придумает, ничего не предпримет, но он все выслушает, все запомнит, все поставит на свое место, ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит. Он понимает, что есть что-то сильнее и значительнее его воли, - это неизбежный ход событий, и он умеет видеть их, умеет понимать их значение и, ввиду этого значения, умеет отрекаться от участия в этих событиях, от своей личной воли, направленной на другое».[3]

     Возможно, что ассоциация с Кутузовым, которая возникла у П.П.Маслова, была связана с тем, что Масарику в 1917 году тоже было 67 лет и почти за год он добился своей победы.

     Томаш Масарик отлично понимал, в каких случаях запреты могут только раскачать ситуацию. Например, он в принципе был против расслоения национального совета на отдельные партии, поскольку нужно было выступать единым фронтом. Но он был не согласен  и с теми, кто хотел запретить социально-демократическую организацию. «Мы должны стараться, - объяснял Масарик на пленарном заседании филиала Чехословацкого национального совета в августе 1917 года, - чтобы в этой организации был правильный курс, чтобы ее использовали в культурном и социальном, но не политическом направлении, чтобы не возникла классовая борьба».[4]

     Кутузов у Толстого, в свою очередь, не давал запрещать солдатам воровать пшеницу с полей. Он знал, что запретить это невозможно.

     В посланиях Масарика постоянно встречаются слова «в силу обстоятельств». Его директивы в декабре 1917 года, казалось бы, предусматривали  все возможные сценарии, тем не менее в феврале 1918 года он выбрал непредусмотренный сценарий. Кутузов за несколько дней до принятия решения оставить Москву и говорить даже об этом не мог.

      После февральской революции в русской армии существовали выборные комитеты, которые энергично вмешивались в дисциплинарные и военные дела. Аналогичные выборные комитеты были и в чехословацких частях. Полковник Мамонтов их запретил. Масарик, столкнувшись с требованием со стороны солдат не только сохранить комитеты, но и расширить их полномочия, заявил, что не имеет ничего против комитетов. Приказом по чехословацкой бригаде 9 августа ротные и полковые комитеты вновь были разрешены, однако функции их были ограничены хозяйственной и просветительской деятельностью. Как констатировал правый социал-демократ К.Змргал,  комитеты почти ничего не меняли в организации армии, «офицер оставался начальником, а солдат подчиненным. Комитеты были лишь посредником между ними (и громоотводом для обеих сторон)».[5]

     Таких примеров в 1917 году было очень много.

     Л.Толстой создал образ руководителя, который воплощал  его мудрые идеи о роли руководителя, который не срывает яблоки, пока они не созрели, и создал этот образ в конкретной обстановке, воплотив его в конкретном человеке, Кутузове.

            Руководитель искомого типа, разумеется, должен обладать авторитетом. Т.Масарик завоевал его и как ученый, и после знаменитых процессов против фальсификации австрийской полиции, защищая оболганных борцов за национальное освобождение. Впечатление от первой встречи с Т.Масариком в июне 1917 года передал в своем дневнике П.Сорокин: “Сегодня профессор Масарик из Праги посетил меня в редакции. Разговаривать с этим рациональным, интеллигентным, серьезным и широкомыслящим человеком было одно удовольствие. … Без сомнения, с такими руководителями, как Масарик, Чехословакия завоюет свою независимость.”[6]

     После этой единственной встречи в редакции “Воли народа” Сорокин в конце 1922 года, уже в эмиграции, говорит о Масарике как о друге (хотя тот старше Масарика на 38 лет): “На четвертый день пребывания в Берлине я получил из чехословацкого посольства приглашение от моего друга доктора Масарика, президента Чехословацкой Республики,  приехать в Прагу в качестве официальных гостей страны. Следующим же вечером мы уже обедали с президентом, его женой доктором Алисой Масарик и госсекретарем доктором Бенешем в великолепном дворце, где жила семья президента. Несмотря на свое высокое положение, этот великий человек, ученый и государственный деятель оставался столь же искренним и естественным в своих манерах, как и раньше, когда сам был скромным эмигрантом.”[7]

     Идея Толстого заключалась в том,  что Россия должна была победить Наполеона, и важно было этому не мешать. Если принять за основу тот факт, что общественные процессы имеют свои внутренние законы, то можно придти к выводу, что реформаторы, имеющие благие намерения, могут так наломать дров, что стране долго придется выкорабкиваться из создавшейся ситуации. Почему Кутузов одолел Наполеона? Не в конкретных сражениях, утверждает Толстой. Взять крепость нетрудно, трудно выиграть кампанию, – утверждает Кутузов Толстого. Дело в том, что для Наполеона яблоко (Россия) еще не созрело (как и Испания), народ, в отличие от народов Европы, еще не мог принять идей французской революции, которые в известной степени несла наполеоновская армия, крестьянство не готово было свергнуть крепостное право. Это Толстой показал в сцене, когда Николай Ростов один расправился с возмутившимися крестьянами княжны Марьи Болконской.

     Обычно в художественных произведениях герой все решает, все от него зависит, в них «роль личности» гипертрофированна. Исключением, подобно «Войне и миру», можно считать роман П. Мериме «Хроника царствования Карла IX». Мериме смело изменил общепризнанную точку зрения на Варфоломеевскую ночь, согласно которой Карл IX и Екатерина Медичи представлялись как заговорщики – «чудовища двуличности», устроившие кровавую резню. «Варфоломеевская ночь, - писал Мериме, - представляется мне актом народного восстания, которого нельзя было предвидеть и которое разразилось внезапно». И далее «Монарх (Мериме имеет в виду Карла IX) был вынужден уступить течению, которое увлекло его за собой».[8] Мериме назвал свой роман не именем героя, а «Хроникой», подчеркивая тот факт, что в романе будет дана оценка событий, а не героев.

     Л.Толстой посвятил свой роман Войне и тому Миру, который существовал во время войны. Он создал эту эпопею, именно чтобы воплотить в ней свои филосовские идеи. Для того, чтобы промоделировать ход истории на временном интервале одной жизни и высказать свое отношение, нужно рассматривать период революции и постреволюционных войн.  Дело в том, что та громадная энергия, которая скапливается в обществе перед революцией, высвобождаясь после взрыва (революции) с бешеной скоростью переворачивает историю. Известно изречение: “революция пожирает своих детей.”  И у нас пожирала, особенно в 1937 году. Ее вирус заражает народы, иммунитет которых уже расшатан.И время в этот период бежит в бешеном темпе. Если до революции историю, чтобы ее промоделировать, надо рассматривать в перевернутый бинокль, то после революции ее надо рассматривать в микроскоп. Ситуация может меняться каждый месяц.

     Процесс революции завершается всегда “культом личности”. Это было и во французской революции. Культ личности Наполеона был настолько велик, что он единолично, без войны, смог завоевать Францию, высадившись с острова Эльбы. Такого культа требовало постреволюционное общество. Культ помогал в войне, когда генералы готовы были отдать жизнь по приказанию “земного бога”. В России страты общества в большинстве нуждались в “земном боге”. Вольтер сказал, что если Бога и нет, то его надо выдумать. Эти настроения отлично понял И.В.Сталин и даже говорить о себе стал в третьем лице, как о тов. Сталине, “чьи слова, как пудовые гири, верны.” Тов. Сталин  вынужден был поступать так, как ждали от него влиятельные страты общества, независимо от того, какие личные чувства испытывал человек, находящийся, так сказать, в его шкуре – Иосиф Виссарионович Джугашвили.[9]

     В Россию Наполеон вторгся в момент апогея своего культа. И время в России побежало быстро, хотя “вирус” слегка заразил Россию лишь после того, как русские вошли в Париж. Именно этот новый масштаб времени позволяет охватить короткий период, чтобы сделать философские выводы и предъявить на модели свою концепцию, что и сделал Л.Толстой.

     Отмечу, что самим заглавием романа Толстой дал понять его философское значение. Ведь и Г.Флобер препарировал женское сердце в “Мадам Бовари” (как Толстой в “Анне Карениной”) и описал революцию в романе “Воспитание чувств”. Но само название говорит о том, что речь там шла о человеческой психологии , а не о философских воззрениях.

     Время, когда была создана Чехословакия, время окончания 1-ой мировой войны, время русской революции и начала гражданской войны бежало еше стермительней. Это значит, что руководителям, вождям нужно было очень быстро ориентироваться. Поскольку именно Т.Масарик добился успеха и стабилизации в Чехословакии на все 17 лет своего правления, роль его личности особенно интересна.

     Обычный сценарий развития событий после революции следующий. Чем более режим отклоняется от того, который был избран, например,  пассивным большинством, тем более сжимается пружина, которая во время революции, распрямляясь, даст тем больший перехлест. Далее пружина начинает колебаться. Имеет место закон частоты этих колебаний, закон циклов. Во Франции это был примерно 18-летний цикл: революция 1792 года, поражение в войне 1812 года, революция 1830 года, революция 1848 года. В России  - 12-летний цикл колебаний: революция 1905 года, революция 1917 года, “год великого перелома” (уничтожение кулачества и НЭПа) 1929 год, война 1941 год, смерть Сталина и перемены 1953 года.

    Можно говорить также и о тех колебаниях, которые происходили, например,  в Сталинский период. Известный анекдот: вопрос в анкете: были ли колебания относительно линии партии? Ответ: не было, колебался вместе с линией партии.

     В мясорубке, которая наступает после революции, не только у высшей власти оставаться сложно, но и просто участникам не так-то легко остаться в живых. Возглавлявшие революцию сменяется тем слоем, который с их помощью перешел на новый энергетический уровень. И этот слой, как правило, находится на более низкой

ступени развития, чем сами революционеры. Сталин оставался при всех существенных переменах, зато часто сменялись руководители карательных органов, причем последующий казнил предыдущего. Сталин сажал своих сторонников, возглавляя следующий слой, который объективно приходил на смену. Если бы во время войны  Сталин быстро не перестроился, то погорел бы вместе со своими старыми маршалами. Под конец жизни Сталина объективно новый слой должен был прийти к власти. На XIX съезде Политбюро было преобразовано в Президиум ЦК, и обладавший острым нюхом Сталин ввел в него новых людей. В том числе Брежнев, не будучи до съезда даже членом ЦК, после съезда стал сразу секретарем ЦК. Сталин поддерживал новых людей, чем несколько опередил события, не сумев одновременно уничтожить старую гвардию, как это он делал раньше. Только жен посадил.

     Старая гвардия ловким ходом устранила от него лечащих врачей. А после его смерти разогнала всех новых людей. В частности, Брежнева вывели из ЦК, Андропова отправили послом и т.д.  Но от исторической объективности не уйти, и на средний слой новых сил опреся представитель старой гвардии Хрущев и внезапно нанес удар по культу личности, метя в соперников. Те, забыв прошлые раздоры, сговорились и провалили Хрущева на Политбюро. Из новых к ним примкнул только Шепилов. Но новые оказались сильнее, почти все Политбюро было объявлено антипартийной группой. А впоследствии убрали и Хрущева, как переходную фигуру. Если бы Сталин, как он раньше это делал, разогнал старую гвардию, то переход к периоду Брежнева, был бы более плавным. В Китае не срывали неспелых яблок, и исторически неизбежный переход там совершается достаточно гладко.[10]

     Чем отличается гибкость И.В.Сталина от гибкости Т.Масарика (и его «прототипа» Кутузова в изображении Л.Толстого)? Сталин опирался на активный слой общества, в руках которого была власть. Масарик же пытался опереться на пассивное большинство нации. На эту карту он попытался поставить и у нас в стране. Это не удалось, но главной цели он достиг – создал свое государство. Опыт его страны – Чехословакии показал, что это оказалось самое безболезненное и эффективное решение для народа (если исключить внешнюю опасность). Попробуем разобраться, почему это не удалось у нас в стране.

     Итак, обратимся к истории. В конце 1914 года профессор Т.Масарик, в ту пору лидер «реалистов» и депутат рейхсрата эмигрировал из Австро-Венгрии и поселился в Париже В 1915 году здесь был создан политический центр чешской буржуазной эмиграции – так называемый Чешский комитет действия, переименованный в мае 1916 года в Национальный совет чешских и словацких земель (Чехословацкий  национальный совет - ЧНС). Председателем Совета стал Т.Масарик, его заместителем – бывший депутат рейхсрата от аграрной партии Й.Дюрих.

     Т.Масарик, тесно связанный с петербуржскими либеральными кругами, относился крайне отрицательно к существовавшему тогда в России царскому режиму. Однако как «реалист», он писал в конфиденциальном меморандуме по чешскому вопросу, поданном английскому министру иностранных дел Грею: «Предполагается Чехию сделать монархическим государством; за чешскую республику стоят лишь немногочисленные радикальные политические деятели … Чешский народ – это надо подчеркнуть еще раз – весь проникнут русофильством. Русская династия в какой-либо форме была бы наиболее популярной, чешские политические деятели желают по меньшей мере установления чешского королевства в полном согласии с Россией. Желания и планы России будут иметь решающее влияние.»[11] Тем не менее российская власть относилась к профессорк Масарику враждебно. Военный министр Д.Шуваев писал: «Профессор Масарик является представителем политической партии, явно враждебной интересам нашего государства, а посему признание его правлением Союза чешско-словацких  обществ своим вождем вполне определяет тот вред, который можно ожидать от деятельности у нас названного правления.»[12]

     Российская власть понимала,  что Масарик будет чутко реагировать лишь на желания народа, и попыталась противопоставить ему более послушного Дюриха. Однако все чешские совещания, которые происходили в России, в том числе социально-демократические, выражали полную поддержку Масарику.

     После февральской революции к власти пришло либеральное правительство, члены которого были связаны с Масариком старинными отношениями. Министр иностранных дел профессор П.Н.Милюков  еще в 1901 году читал в США лекции вместе с Масариком, они собирались писать совместный труд.

     Инструкция Главного управления Генерального штаба от 5 мая 1917 года гласила, что «единственным представителем в России чешско-словацкого народа по всем делам, их касающимся, равно как по делам  военнопленных чехов и словаков, является вновь созданное отделение Чешско-словацкого национального совета, заменившее Союз чешско-словацких обществ в России».[13] Милюков писал: «Что касается вопроса о центральном органе, объединяющем представительство чехов и словаков в России, то вопрос этот желательно пока оставить открытым, впредь до приезда в России профессора Масарика».[14] Только Масарик может решить лично, касающиеся военнопленных чехов и словаков  - таково было мнение и англо-французской администрации.

     Масарик прибыл в Петербург 3 мая 1917 года, в день, когда правительство Гучкова-Милюкова пало. Однако и новый министр иностранных дел Терещенко, да и вообще все круги либерального общества, включая социал-демократов- «оборонцев» (В.Г.Плеханов, П.П.Маслов и др.),  поддерживали Масарика в его справедливой борьбе за независимость Чехословакии.

     Чем больше «левело» Временное правительство,  приходя постепенно в соответствие с настроениями российского общества, тем сильнее активизировались реваншистские силы. «Корниловское и калединское движения, - писал эсер Н.Святитский, - возникли раньше большевистского выступления, возникли в пику революции».[15] В результате самые активные левые силы – большевики  сумели организовать оборону. И это естественно, т.к. генерал Корнилов, вообще говоря, не был монархистом, он писал воззвания как сын «простого казака-крестьянина», клялся, что он не против революции, «чему свидетель трудовик Аладьин», человек известный еще по первой Думе своим крайне резким отношением к царскому правительству.

    Поэтому именно большевики, для которых как трудовики, так и эсеры являлись врагами,  смогли достаточно быстро отреагировать на выступление Каледина –Крымова.

     В этих конфликтах Т.Масарик пытался препятствовать расслоению чехословацкого корпуса военнопленных и  придерживаться политики невмешательства. В конце 1017 года, выступая на  пленарном заседании филиала Чехословацкого национального совета, он  говорил: «Когда возник конфликт с генералом Корниловым, я телеграфно обратил внимание и корпуса и Ставки на нашу договоренность, что мы не должны вмешиваться во внутренние распри,  и мы действительно в корниловскую аферу не вмешались».[16]

     Масарик переехал в Киев, поскольку основные части чешского корпуса располагались на Украине, и требовал, чтобы чехословацкие воинские части использовались только для подавления беспорядков, угрожающих безопасности имущества, в случаях крайней необходимости и при условии, что под рукой нет русских воинских частей, но чтобы они не использовались для подавления беспорядков, возникающих на политической почве.

     На социал-демократической конференции чехословаков в Киеве 25 ноября  подчеркивалось наличие очень хороших взаимоотношений и с Центральной радой, и с Советами рабочих депутатов и профессиональных союзов. Как следует из протокола конференции, эти отношения установились прежде всего с меньшевиками.

    Таким образом чехословацкие социал-демократы не хотели бы проливать кровь, а хотели некоторой  мирной стабилизации. Выборы в Учредительное собрание, которые состоялись раньше конференции, 12 ноября,  тоже показали, что большинство населения (пассивное большинство!) не за крайние течения. Крайние же силы, очень активные,  с двух сторон готовы были уничтожить те направления в русском обществе, которые в наибольшей степени соответствовали настроениям Масарика и Чехословацкого совета и которые разделялись пассивным большинством.

     Озлобленность элементов, требующих реставрации ненавистного и глубоко прогнившего режима под лозунгом «спасения Родины», трудно описать. «Ничему не научились и ничего не забыли, какое же тут может быть согласие»,  писал в дневнике даже явный контрреволюционер барон Будберг. Это настолько общеизвестно, что приведу только один характерный пример. Уже в эмиграции в 1922 году в Берлине в театре монархист выстрелил из пистолета в кадета П.Н.Милюкова. Сидевший рядом с ним также бывший видный член кадетской партии, отец знаменитого писателя Владимира Набокова В.Н.Набоков заслонил его своим телом и был убит.

     Слои не столь активные, чтобы убивать,  могли лишь защищать друг друга своим телом. Чем больше царский режим сопротивлялся введению конституции, - тем больше накалялось общество, чем больше зверели офицеры, жаждущие реванша, - тем более активизировалось и сплочалось левое меньшинство.

 В конце декабря 1917 года  Т. Масарик понял, что вывод чехословацкого корпуса необходимо форсировать, хотя бы для того, чтобы вирус раздора не заразил бы и его, и разработал общие директивы, о которых говорилось выше. Главное в них – это способы вывода корпуса во Францию: 1) в случае выхода России из войны, наилучший – через Архангельск и Мурманск; 2) переброска корпуса на румынский фронт; 3) корпус, соответствующим образом вооруженный, сохранить для будущего, когда он сможет стать опорой для создания надежных русских частей. Проход через Владивосток категорически отвергался, как безумно дорогой и нелепый.

    Это было в декабре 1917 года, а через месяц было принято совершенно иное решение. Что же случилось? Произошло событие, которое в нашей исторической литературе отмечалось как незначительное. На самом же  деле, как я постараюсь показать, оно явилось поворотным пунктом как в истории Гражданской войны в России, так и в мировоззрении чехов и словаков и Антанты.

    Речь идет об Учредительном собрании. Я приведу несколько примеров того, какие надежды возлагались на созыв учредительного собрания. Характерные документы:

«Приговор                                               1 января 1918 г.

Мы, нижеподписавшиеся крестьяне Ярославской губернии, Пошехонского уезда, Ермаковской волости, деревни 1-го Измайлово, в числе 13 домохозяев, собравшись сего числа на товарищеский сход, все единогласно постановили во что бы то ни стало требовать от народных избранников, чтобы было созвано Учредительное собрание, чтобы была передана вся власть Учредительному собранию, на которое у нас, крестьян, возложена вся надежда, и мы, крестьяне, ожидаем Учредительного собрания как светлого Христова Воскресения, так как у нас, крестьян, без власти приостановились все дела, в чем и подписуемся, крестьяне [следует 10 подписей]»

Или приговор от 3 января 1918 г. «Мы, нижеподписавшиеся  Ярославской губернии, Пошехонского уезда, Ермаковской волости, граждане села Ермаково, постановили настоящий приговор в следующем:

1)     Так как избранные нами депутаты в Учредительное собрание до сих пор не могут открыть собрание, а между тем весь порядок разрушен, то мы просим как можно скорее собрать Учредительное собрание, с созывом которого надеемся, что будет водворен порядок и законы и

2)     Учредительное собрание должно быть ответственным только перед народом и давать народу отчет, а не перед какими-либо другими существующими теперь организациями. Приговор подписываем [следует 28 подписей]

                                                                сельский староста Ермаковского № 1 общества

                                                                                 Александр Николаевич Стрелков»[17]

    Вот что писало «Дело народа» (1917, № 242): «В ряде мест перед началом выборов служились молебны, в русской деревне мужики на выборы шли в совершенно необычном настроении, как будто для какого-то святого таинства». А вот речь «семидесятника» престарелого Е.Е. Лазарева, избранного на собрание в день открытия в напряженной обстановке: «Этого дня мы ждали … ждали десятилетия, дети мои … Погибло столько людей … Их тени с нами… История посылает нам испытание. Будем же достойными … Держите знамя. Лучше смерть, чем …» [старик плачет][18]

    «Народ хотел созвать Учредительное собрание», - признал В.И. Ленин.[19] Но большевики на выборах в него проиграли. Из 36 млн. за них было подано 9 млн. голосов. Представителей социал-революционеров и социал-демократов было подавляющее большинство. Даже «потомственная» прислуга, обслуживающая царскую семью из поколения в поколение и преданная ей, в большинстве проголосовала за эсеров.[20]

    Петроград же был за тех, кто хотел немедленно, сегодня же остановить войну. реально это было невозможно,  но массы солдат и матросов верили в это. (А подождать было недолго – Австро-Венгрия капитулировала и военные действия были прекращены через несколько месяцев.)

      Учредительное собрание было открыто 6 января 1918 года, через несколько дней после октябрьского переворота. Открыл заседание старейший член, бывший народоволец Швецов. Вот как описывает это большевик Ф.Ф.Раскольников: «Своим шумом мы заглушаем его слабый старческий голос. Вдруг рядом с осанистым рыхлым Швецовым на председательском возвышении вырастает узкоплечий и худощавый Свердлов в черной кожаной куртке. С властной уверенностью берет он из рук оторопевшего старца светлый никелированный колокольчик и осторожным, но твердым жестом хладнокровно отстраняет Швецова. … Кто-то из караула берет винтовку на изготовку и прицеливается в лысого Минора, сидящего на правых скамьях.»[21] В такой обстановке тем не менее председателем собрания был избран глава партии социалистов-революционеров Виктор Чернов. Он говорит: «Уже самим фактом открытия первого заседания Учредительного собрания провозглашается конец гражданской войне между народами, населяющими Россию».[22] На том же заседании большевик И.И. Скворцов-Степанов возмущается в своей речи: «Как это можно апеллировать к такому понятию, как общенародная воля … Народ не действует в целом. Народ в целом – фикция, и эта фикция нужна господствующим классам.»[23]

     Тем не менее, изучив документы, могу сказать с уверенностью, подобно тому, что сказал Мериме о Варфоломеевской ночи, - большевики не собирались распускать Учредительное собрание. Ленин, у которого во время заседания украли браунинг, не управлял матросами. Он категорически заявил, как свидетельствует Ф.Ф.Раскольников, что если большевики, покинувшие Учредительное собрание, вернутся и покинут зал заседаний после не принятия декларации, то «наэлектризованные караульные матросы тут же, на месте, перестреляют оставшихся».[24] Потом матрос анархист Железняков заявил нагло, что караул устал, и по существу разогнал собрание. На следующий день Ленин, как он это делал не один раз, несмотря на возражения ряда большевиков (даже экстремиста Троцкого), взял ответственность за закрытие Собрания на себя, т.е. на большевиков. Мне известен целый ряд даже кровавых расправ, которые Ленин post factum подтвердил указом о расстреле.[25] Возглавить революционные массы – это как в анекдоте о медведе: «Поймал медведя, так тащи его сюда! – Да он меня не пускает!»

     Для глубинки и чехословаков разгон Учредительного собрания был ударом. Приведу выдержки из письма анонимного автора от 6 января 1918 года: «Товарищи! Прочитал события при открытии Учредительного собрания 5 сего января, я вижу, что вы, представители народа, собрались туда для партийных распрей, а не для работы по восстановлению нового республиканского строя. … Бойтесь, лопнет наше терпение и мы перебьем и разгоним вас всех и скажем, что мы сами собой будем управлять без всяких партий. будет одна партия труда и справедливости; не будет ни правых , не будет ни левых. Голос мой есть голос исстрадавшихся людей, как я – нас легион».[26]

     Как мы видим, Ленин чувствовал настроения активного слоя (пролетариата и солдат) и подчинялся ему. Но многие, в том числе Т. Масарик и П.П. Маслов, понимали,  что только опора на пассивное большинство может спасти страну от кровопролития и гражданской междоусобицы. По свидетельству моего деда, после анализа избирательной статистики по регионом, проведенного Масариком, был изменен план отхода Чехословацкого корпуса и принято окончательное решение (18 февраля 1918 года) провести его через всю страну на Владивосток. Поддержка населения Чехословацкому корпусу, считал мой дед, хотя бы пассивная, если он будет стоять идеологически на позициях Учредительного собрания, ему будет обеспечена.

     Сразу после этого решения, 22 февраля,  Масрик отправился в Москву, где предварительные переговоры с правыми эсерами и меньшевиками-оборонцами уже проводил секретарь ЧНС И. Клецанда. Это был момент, когда демократическое общество, за помощью которого недавно обращался Масарик, само стало умолять Масарика  поддержать законно избранное Учредительное собрание.

     Как мне известно из семейных свидетельств, эта поддержка в очень осторожной форме, «в зависимости от обстоятельств»,  была обещана.  С другой стороны, было ясно, что при той неразберихе, которая творилась в глубинке, провести корпус во Владивосток без локального применения силы невозможно. Поэтому столкновения с властями неизбежны, и если они перерастут в серьезный конфликт, то чехи будут поддержаны теми, кто желает восстановить законно избранную власть Учредительного собрания.

     Мой дед, как и многие, отправился на Урал и, когда указанный сценарий осуществился, вошел в Самарское правительство Комитета членов Учредительного собрания (Комуч). Комуч при поддержки чехословацкого корпуса контролировал огромную территорию. 21 июня французский представитель при чехословацком корпусе А Гинэ заявил: «Я уполномочен всеми союзными правительствами  поблагодарить чехословацкое войско за его боевые дела. Выступление чехословаков, которое, хотя и было немного преждевременным, ныне является также выражением политики союзников, так что чехословацкая армия является сегодня авангардом союзнических войск, которые прибудут в Сибирь и примут активное участие уже в конце этого месяца.»[27] Далее ситуация стала меняться.  Приведу свидетельство В.Чернова: «Строевые офицеры стремились в Самару с жаждой реванша в душе. Новое правительство принимало их с распростертыми объятиями. атмосфера полного доверия со стороны демократического правительства,  предполагалось, заставит размягчить сердца, духовно выпрямит и обновит гонимых в советской России офицеров, возродит в них демократические симпатии. Предполагалось, что они оценят такое отношение и заплатят за него безусловной лояльностью. Все было чрезвычайно благородно, идеалистично и – увы! – в такой же мере утопично.

     Оказалось, что среди офицерства слишком много людей, озлобленных насмерть, бесконечно искалеченных злобой ко всему, что связано с демократией. …Кутежи, разврат, злоупотребление положением и властью, спекуляция – все это расцвело в тылу немедленно пышным цветом, тогда же появились зародыши будущих  конспираций против демократии. «Боже, царя храни», распеваемое пьяными офицерскими голосами, начало задавать тон господствующему настроению. Пришлось принимать против этих людей известные меры. … После первых блестящих побед Народной армии  толпа решила, что большевизм – полутруп, который добить ничего не стоит И многие из низ уже наполовину забыли о ненависти к большевикам – стоит ли тратить силы на ненависть к живым покойникам? – чтобы всю силу этого чувства излить на их предполагаемых преемников и наследников».[28]

     18 ноября 1918 года был совершен переворот: военный министр адмирал Колчак был объявлен Всероссийским верховным правителем. Эсеров и социал-демократов арестовывали и расстреливали. Часть из них переходила к большевикам, а часть организовывала сопротивление Колчаку с тыла.

     Франция и Англия не одобрили противозаконных действий. 26 мая 1919 года адмиралу Колчаку была направлена нота Верховного совета Антанты, где, в частности, были высказаны требования: во-первых, как только его войско достигнет Москвы, оно должно будет созвать Учредительное собрание, избранное на основе свободы, тайны и демократических принципов в качестве верховного законодателя России, перед которым правительство России должно быть ответственным, или, если к этому времени порядок не будет в  достаточной мере восстановлен, необходимо будет созвать избранное в 1917 году Учредительное собрание, пока не будут возможны новые выборы; во-вторых, на всех территориях, где правительство Колчака осуществляет власть, нужно разрешить свободные выборы во все законно составленные собрания, как, например, городские думы, земства и т.п.;

в-третьих, правительство Колчака не должно стремиться к восстановлению специальных привилегий в пользу какого-либо класса или организации в России. Верховный совет Антанты желает быть уверенным, что те, которым они готовы теперь помочь, являются сторонниками гражданской и религиозной свободы всех русских граждан и что не будет сделано попыток восстановить разрушенный революцией режим. Колчак на это лицемерно ответил согласием. Когда же Колчак в конце концов был арестован Красной Армией, то перед расстрелом искренне сказал : «Много зла причинили России большевики, но и за ними есть одна заслуга – это разгон Учредительного собрания».[29]

     Сравнив это высказывание с приведенными выше словами Скворцова-Степанова, мы увидим, что само понятие «законно избранной власти» у крайне левых и у крайне правых попросту отсутствовало. В документе же, подписанном главнокомандующим чехословацких войск генералом Сыровым, переворот Колчака назван «переворотом, противоречащим принципам законности». Вследствие чего руководство чехословацких войск сообщило, что чехословацкие войска не будут поддерживать новое правительство и никому нельзя будет их принудить драться за него. Заместитель председателя ЧНС профессор П.Макса в письме от 11 февраля 1919 года пишет: «моя радость по поводу военных и политических успехов корпуса постоянно омрачалась при наблюдении за тем, что творится в России: как антибольшевистские действия все более явственно приобретают реставрационный характер и как поэтому они терпят одно поражение за другим».[30]

     Поскольку в Учредительное собрание относительно «правых» депутатов было выбрано только 18 человек из 715 (16 кадетов и 2 народных социалиста), а также 4 беспартийных, то, возможно, только четверо беспартийных  придерживались реставрационных взглядов, и значит, авантюра Колчака была обречена на провал. Отмечу, что сам Колчак, как личность, не оказывал, по существу,  влияния на текущие события. Вот как характеризует его барон Бутберг: «бесспорно одно, что он абсолютно непригоден к тому месту, на которое его кто-то выпихнул, так как у него нет ни одного качества, которое для сего требуется».[31]

     У Масарика, напротив, как мы видели, были все качества, необходимые для того, чтобы безболезненно довести страну до золотой середины демократии. То экономическое чудо, которое в ней совершилось, показывает, что для отдельно взятого государства это оптимальный путь.

       Любая революция порождает и много ценного: революционное искусство, всплеск новых идей, идеологизацию масс. Но с точки зрения менталитета современного общества, кровопролитие не искупается этими положительными факторами. Лучше идти эволюционным путем. Именно это и случилось в Чехословакии.

     Прав ли был Виктор Чернов, когда надеялся, что открытие и признание Учредительного собрания приведет к прекращению гражданской войны? Мы видели, что, во-первых, в России менталитет «законно избранной власти» тогда еще не был сформирован. Во-вторых, реваншистские силы не могли быть приостановлены, и как противодействие им, возникла большевистская прочная структура. Даже Чехословацкий корпус не мог служить миротворческим контингентом между этими насмерть враждебными структурами.

      Даже если бы демократические силы победили, смогла ли бы демократическая Россия выдержать натиск фашистской Германии или  потерпела бы поражение, как все демократические страны континентальной Европы? Мы же видели, что в революции демократичекие силы не смогли противостоять экстремистским. Пассивное большинство бессильно, когда крайние, активные массы готовы идти на смерть ради своей идеологии. Тот факт, что из этой мясорубки чехословаки вышли не передравшись друг с другом, есть бесспорная заслуга мудрого Масарика, чувствовавшего настроения основной массы населения и умеющего успокоить экстремистов. Мы видели, что в целом настроение даже тех чехословаков, которые прошли через гражданскую войну в России, было созвучно Масарику, всеми владела идея создания независимого государства. Не преувеличивая его роли в истории, можно сказать, что он лишь, не насилуя неизбежный ход истории, «ничему полезному не мешал и ничего вредного не позволял».

     В нашей историографии, к сожалению, принято преувеличивать роль личности в истории: то приписывать ей сверхгениальность и все хорошее, что произошло в истории, то, напротив, приписывать ей сверхзлодейство и все плохое, свершившееся в истории. Но при таком подходе никакие «уроки истории» не пойдут впрок и никакое моделирование невозможно, не говоря уж о прогнозировании. А без этого страну по-прежнему будет бросать из стороны в сторону.