Виктор Шапинов: Ленин, Гегель, Альтюссер

Возвращение Луи Альтюссера вслед за Георгом Лукачем в оборот читающей публики можно только приветствовать. Прежде всего потому, что здесь, как и в случае с Лукачем мы имеем дело не просто с философом, а с философом, пытавшимся соединить свою теорию с практикой борьбы рабочего класса, членом массовой пролетарской партии, который долгие годы вел партизанскую борьбу на теоретическом фронте с обуржуазившимся руководством Французской КП, оставившей в послевоенные годы революционные традиции 20-30-х годов.

В успокоенную среду чиновников от коммунистической партии, уверовавших в мудрость заповедей еврокоммунизма: мирный, парламентский путь к социализму, вместо революции; борьба за демократию, вместо борьбы за власть пролетариата; Альтюссер бросает призыв: "Читать "Капитал". Альтюссера не удовлетворяет уровень импортируемой из Советского Союза марксистской теории, еще меньше - теории доморощенных ревизионистов, типа, Роже Гароди.

Однако, услышали призыв Альтюссера не руководители ФКП (которая пошла и дальше проторенной дорогой парламентского социализма прямиком к жалкому состоянию, в котором мы можем наблюдать ее сейчас), а революционные студенты мая 68-го года.

 
Тут, правда, сходство между Лукачем и Альтюссером заканчиваются. Если Лукач стал одним из лидеров Венгерской социалистической революции, а его самый интересный и важный по значению труд "История и классовое сознание" родился как суммирование итогов трех революций - венгерской, германской и русской; то Альтюссер переломный политический момент революционной ситуации 1968 года пересидел в стенах частного пансиона, подлечивая расшатанную нервную систему. Призывая читать Ленина, Альтюссер сам был весьма непоследовательным
учеником основателя большевизма, продолжая сохранять oрганизационное единство с оппортунистами, что по Ленину означает для революции смерть.

Но дело даже не в том, что, несмотря на всю свою убежденность в необходимости выйти за пределы философской кафедры и "изменить мир", вместо того, чтобы только "объяснять" его, Луи Альтюссер так и не сделал этого. Дело в том, что сама философская критика Альтюссером современного ему теоретического марксизма представляет собой вовсе не развитие и преодоление кризиса, а наоборот, отступление на несколько шагов назад по сравнению с достигнутым уровнем.

Скорее всего, именно за эти альтюссеровкие шаги назад, а вовсе не за его борьбу с ревизионизмом и отказом от марксизма в теории ухватятся известные теоретические силы в современной России. Спекулируя на том, что работы Альтюссера были недоступны в СССР, его идеи будут пытаться представить как "новое слово в марксизме", скрывая или отрицая то, что альтюссеровкий вариант марксизма есть несомненный шаг назад в сравнении с уровнем, достигнутым в СССР и связанным с такими именами, как Эвальд Ильенков, Михаил Лифшиц, Павел Копнин, Виктор Вазюлин.

Критикуя абстрактный гуманизм французских марксистов 60-х, Альтюссер видит корень этих ошибок в преемственности марксизма от гегелевской диалектики, что совершенно неверно. Неправильное истолкование ревизионистами марксовского практического гуманизма в духе буржуазного гуманизма, оторванного от классовой борьбы пролетариата, толкает Альтюссера к отрицанию гуманизма вообще, "теоретическому антигуманизму". Поэтому, Альтюссер не признает не только преемственности Маркса Гегелю, но и преемственности "позднего" Маркса "молодому" Марксу. Для Альтюссера Маркс периода написания "Капитала" и Маркс периода "Экономическо-философских рукописей" - это два совершенно разных теоретика, во многом даже противоположных друг другу.

Штука здесь в том, что Альтюссер критикуя ревизионистов, сам оказывается в плену их схемы деления Маркса на два периода, только если для ревизионистов "настоящий Маркс" - это Маркс 1844 года, то для Альтюссера "настоящий Маркс" - это Маркс двадцать лет спустя.
Несмотря на то, что "легенда о двух Марксах" была опровергнута и теоретически и текстуально еще при жизни Альтюссера, в России она вполне может возродиться вновь, как возродился капитализм и все его прелести.

Но еще более серьезной теоретической ошибкой Альтюссера является отрицание преемственности марксистской диалектики философии Гегеля. Чем же ценен для нас Гегель и в чем Альтюссер делает шаг назад по сравнению с этим немецким философом?

Коротко говоря, гегелевская философия рассматривает мир, как единый процесс, решая проблему дуализма мышления и бытия через практику. В соответствии с этим Гегель показал, что логика, как наука о мышлении должна иметь своим предметом не наличное мышление отдельного человека, которое проявляется в речи, а прежде всего мышление так как оно проявляется в деятельности человека, как оно "опредмечивается" в производимых человеком вещах, зданиях, сооружениях, машинах, орудиях труда, как оно объективируется в государственных учреждениях, нормах морали, права, религии и т.д. Гегель совершил великий переворот в философии своим тезисом о том, что преобразовательная, предметно-практическая деятельность человека и мышление - это по сути одно и то же, что они подчиняются одним и тем же общим законам развития. Довольно простая идея о том, что человек проявляет себя как мыслящее существо, прежде всего, не в говорении, не в письме, а в своей созидательной деятельности - стала поворотным пунктом, позволяющим включить в предмет логики вещи вне сознания человека. Таким образом, Гегель сделал возможным познание всеобщего закона развития, известного нам как "законы диалектики". Гегель же открыл и изложил этот закон (правда в идеалистической, мистифицированной форме) в своей "Науке логики", без изучения которой, по словам Ленина, "нельзя вполне понять "Капитал" Маркса".

Именно этот целостный взгляд, "принцип тотальности" (Лукач) и отрицает
Альтюссер. Его методом является расщепление, анализ. Для него важно не развитие, превращение, а "структура". Поэтому и Маркс и Гегель у него оказываются не развивающимися один из другого моментами единой Философии, а лежащими рядом друг с другом философскими доктринами. Маркс, по Альтюссеру, не "снимает" Гегеля, то есть не включает гегелевскую философию в свою в материалистически переработанном виде, а выбирает из нее то, что годится и отбрасывает то, что непригодно для марксизма. Альтюссер прямо говорит о том, что нужно "отбросить массу различных предложений и тезисов, от которых нет никакой пользы, из которых нельзя ничего извлечь" (с.138). Он не видит, что у гегелевской философии нет частей (части есть у трупа, а не у живого организма). Этим он напоминает примитивных советских "диаматчиков", которые
рассуждали в духе: "Вот если бы Гегелю добавить немного французского
материализма, а французским материалистам гегелевской диалектики+".

Суть переработки гегелевской философии Марксом заключалась не в
"отбрасывании" "ненужных" (тем более "бесполезных") "частей". Нет, Маркс лишь показал, что мир - это не Абсолютная Идея, отрицающая себя в Природе и снова возвращающаяся к себе в Обществе через развитие науки и философии; напротив, мир - это развивающаяся и находящаяся в непрерывном изменении и превращении материя. (В мире нет ничего, кроме движущейся материи, - повторяет эту мысль Ленин). Такое понимание не разрушает гегелевского "принципа тотальности", а напротив включает его в себя и возносит на новую высоту. То, что было у Гегеля единством мира в мышлении, стало единством мира в его материальности.

Альтюссер, не понимая этого, занимается все более подробным членением
единого мира и членением на составные части теоретического выражения этого мира в человеческом мышлении, а "составные части" получившиеся в результате этого анализа связываются воедино "структурой". Поэтому в концепции Альтюссера существуют рядом лежащие отдельные "науки", а к тому же и совершенно оторванная от них философия, которая ко всему оказывается пересказанной языком категорий политикой.

Нищета философской теории Альтюссера наиболее зримо предстает в процессе распада альтюссерианской школы. Так, ближайший ученик Альтюссера Этьен Балибар уже утверждает, что марксизм не может создать стройной теории государства, вследствие своей "изрядной доли анархизма", а также говорит о некоторых других вопросах, составляющих, якобы, непреодолимые преграды для марксистского метода, что, естественно, противоречит самому духу диалектической философии Маркса и Ленина.