Костриков Михаил Сергеевич

Заместитель главного редактора газеты "Правда"

Костриков
Михаил
Сергеевич

Заместитель главного редактора газеты "Правда"

Персональная страница

  Агония Восточного фронта

Почти полгода прошло с крупнейшего поражения германской армии в её истории — советской операции «Багратион», когда три из четырёх армий группы «Центр» перестали существовать, а во фронте разверзлась четырёхсоткилометровая брешь. Вслед за этим произошло ещё много событий, которые неумолимо подводили «третий рейх» к его краху.

После разгрома «Центра» пришёл черёд другой группы армий — «Северная Украина». В ходе Львовско-Сандомирской операции советские войска полностью освободили Украину. При этом символическим стало уничтожение эсэсовской дивизии «Галичина», укомплектованной украинскими нацистами. Но гораздо важнее было то, что части советского 1-го Украинского фронта смогли ворваться на территорию Польши, форсировали Вислу и захватили важнейший плацдарм под Сандомиром, а потом и удержали его, несмотря на отчаянные контратаки гитлеровцев. Именно с него в январе 1945 года будет нанесён новый удар.

Германский Восточный фронт затрещал весь и начал раскалываться на отдельные очаги сопротивления. В результате Прибалтийской операции группа армий «Север» оказалась заперта в Курляндском котле и потеряла прямое сухопутное сообщение с войсками, прикрывавшими собственно Германию. Такая же угроза нависла и над немецкой группировкой в Восточной Пруссии. Историческая цитадель германской экспансии в Прибалтике — Кёнигсберг готовился противостоять советской осаде.

Гитлер растерял своих верных союзников — активных участников агрессии против СССР. Летом 1944-го была разгромлена Финляндия, которая спешно запросила перемирия с СССР и Великобританией и даже начала вытеснять со своей территории немецкие части. Ясско-Кишинёвская операция Красной Армии лишила Германию ещё одного её союзника — Румынии, которая повторила фокус финнов и стремительно переметнулась на сторону союзников.

Главный итог этого поражения был даже не в потере румынских войск — не менее жестоких чем финские, особенно по отношению к мирному населению, но далеко не таких умелых. Самое страшное для Германии заключалось в том, что она лишилась стратегического углеводородного сырья — нефтяных промыслов в румынском Плоешти, а это сразу посадило её сухопутную армию, авиацию и флот на голодный паёк по топливу. Теперь плечом к плечу с немцами осталась лишь Венгрия, но уж она-то свою верность союзу с нацистами сохраняла до последнего.

Однако в центре Восточного фронта в течение многих месяцев царило относительное затишье. Результаты «Багратиона» превзошли ожидания советского командования и поразили союзников, которые сперва воспринимали их весьма недоверчиво. Однако советским фронтам, участвовавшим в Белорусском разгроме, требовалась основательная передышка, как и 1-му Украинскому фронту, сумевшему зацепиться за плацдарм под Сандомиром.

Тем не менее для советского политического и военного руководства было ясно, что наступать на центральном участке фронта вскоре придётся. Было очевидно это и немецкой стороне, которая уже не помышляла о наступлении, но к обороне готовилась всерьёз. В общей сложности гитлеровцами было оборудовано семь полос обороны, прикрытых минными полями, многочисленными огневыми точками и артиллерийскими позициями.

Театр боевых действий разительно отличался от Белоруссии. Там главной трудностью было малое число дорог, огромные лесные массивы и обилие труднопроходимой заболоченной местности. Однако территория Польши лишь на первый взгляд была проще для наступления. Количество и плотность населённых пунктов здесь были значительно выше. В них имелось много каменных строений, каждое из которых потенциально могло быть превращено в узел обороны, чем немцы и занимались.

Советским войскам также нужно было в зимних условиях преодолеть ряд водных рубежей. Из-за мягкой европейской зимы ледостав на них был редкостью, а речные берега в это время года становились топкими, что добавляло сложностей. Речь не только о Западном Буге и Висле, с рубежа которых стартовало советское наступление, но также и о довольно крупной реке Варте, которая до впадения в Одер протекает на протяжении более 800 км.

Поэтому, хотя РККА и имела к тому времени перевес в живой силе и количестве техники, успех её наступления вовсе не выглядел делом предрешённым, тем более что немцы показали: они ещё могут сражаться. В декабре они нанесли мощный контрудар на Западном фронте.

  Висла, Одер и Арденны

Принижать роль Советского Союза в разгроме гитлеровской Германии и нивелировать масштаб побед Красной Армии — всё это давно стало общим правилом не только среди битых нацистских военачальников, заделавшихся после войны мемуаристами, а также политиков Запада, но и среди ряда историков. Так, англичанин Энтони Бивор отметился тем, что вновь актуализировал множество антисоветских мифов нацистской пропаганды, в том числе, к примеру, о массовом насилии со стороны советских войск в отношении немецкого населения.

Не мог Бивор пройти мимо и очевидной и давно известной связи между немецким наступлением против войск союзников в юго-восточной части Бельгии (Арденны) в декабре 1944-го — январе 1945-го и советской Висло-Одерской операцией. Но, как и положено человеку, который убил в себе учёного, чтобы стать пропагандистом, Бивор всё перевернул с ног на голову. Так обычно случается, когда исследователь не делает выводы на основе анализа фактов, а сперва нарисует картину, которая нравится лично ему (ну или заказчику его работы), а потом начинает подгонять факты под неё. Если же какие-то факты противоречат этой картине, то тем хуже для них: они будут попросту проигнорированы.

Британский пропагандист (всё же историком назвать его язык не поворачивается) написал целую книгу «Арденны 1944: последняя авантюра Гитлера». Наврать он умудрился уже в названии: Арденнская операция была последней попыткой гитлеровцев наступать только на Западном фронте. А на Восточном их хватило на ещё одну военную авантюру — контрудар в районе озера Балатон в марте 1945 года. Он должен был отсрочить решающее наступление Красной Армии на Берлин, но был успешно отражён войсками 3-го Украинского фронта.

Главный вывод Бивора в его книге: союзники истощили силы вермахта и войск СС в Арденнах и, мол, только поэтому советским маршалам Г.К. Жукову и И.С. Коневу удался блестящий прорыв от Вислы до Одера. Характерно, что и верховный главком союзников Д. Эйзенхауэр, и его подчинённые, генералы О. Брэдли и Дж. Паттон, после войны отстаивали ту точку зрения, что у них всё было под контролем и вообще они заманили немцев в ловушку.

Рассказывая о «Битве за выступ» (так Арденнская операция именуется на Западе), Эйзенхауэр в своих мемуарах «Крестовый поход в Европу» писал: «...Что касается общего реагирования на эти действия противника, то в данном случае у Брэдли и у меня имелся давно согласованный план ответных действий». Всё бы ничего, но 5 января 1945 года, на третьей неделе немецкого наступления, генерал Паттон записал в своём дневнике: «Мы всё ещё имеем шанс проиграть эту войну».

Так как же обстояло дело? 16 декабря 1944 года Германия начала наступление на Западном фронте. Операцию поименовали «Стража на Рейне». Отвечал за её проведение генерал-фельдмаршал В. Модель, которого к тому времени называли «пожарным фюрера». Дело в том, что именно ему пришлось «тушить пожар» в Белоруссии, то есть восстанавливать развалившийся фронт после советской операции «Багратион». Ранее, весной 1944-го, он же спасал положение и в группе армий «Север».

В первый, успешный для Германии, период Второй мировой Модель отметился сначала как толковый командир танковой дивизии, а потом и как военачальник более высокого ранга. То есть он имел большой опыт наступательных операций и хорошо умел воевать танками. Главную ударную силу гитлеровцев в Арденнах составили 5-я танковая армия и 6-я танковая армия СС. И сам нанесённый немцами удар был вполне классическим и не представлял с точки зрения военного искусства ничего нового: такое в ходе войны они исполняли неоднократно.

Тем не менее поначалу у Моделя получилось. В значительной степени это объясняется тем, что он умело воспользовался погодой: она была снежной, с низкой облачностью, поэтому многочисленная авиация англичан и американцев не могла действовать. А без поддержки с воздуха союзники, даже имея численное превосходство, что называется «поплыли»: ширина прорыва во фронте была порядка 50 километров. За первые десять дней наступления гитлеровцы вклинились в англо-американскую оборону на глубину до 90 километров. Те явно не ожидали такого напора от немцев, которых перед этим в течение полугода более-менее успешно теснили. Для описания положения в войсках один из американских журналистов даже употребил выражение «бежали сломя голову».

Тем не менее с одной оценкой Бивора нельзя спорить: это немецкое наступление действительно носило ярко выраженный авантюрный характер. Дело не только в том, что со сменой погоды и подключением союзной авиации положение начало меняться не в пользу Германии. Главная проблема была в уже упомянутом топливном голоде немецких войск, который образовался благодаря усилиям Красной Армии в Румынии. И в ходе планирования наступления гитлеровцы на полном серьёзе рассчитывали на трофеи, которые удастся захватить у противника, потому что иначе топливо было не добыть никак. При таком подходе к делу понятно, что в конечном итоге немецкое наступление потеряло темп, а потом и начало буксовать. Англо-американские войска получили возможности для контрудара, чем и воспользовались, сняв резервы с других участков фронта.

Но на рубеже 1944—1945 годов для США и Великобритании ситуация вовсе не была очевидной. 1 января гитлеровцы пошли на ещё одну авантюру. Начав нести серьёзные потери от возобновившей действия авиации союзников, они нанесли массированные бомбово-штурмовые удары по их аэродромам. Около 500 самолётов англичан и американцев были повреждены или уничтожены на земле. Успех дался люфтваффе дорогой ценой: было потеряно около 300 машин. Некоторый эффект был достигнут, но вскоре выяснилось, что он оказался весьма краткосрочным. Мощь авиационной промышленности США и Великобритании позволила быстро восполнить потери.

Здесь уместно отвлечься от разбора чисто военных событий и ответить на вопрос: зачем же Гитлеру потребовалась столь откровенно авантюрная операция на Западном фронте? Впал ли фюрер, который, как сегодня уже точно известно, к тому моменту являлся наркоманом, в полностью неадекватное состояние или всё же в его действиях был некий резон?

Смысл в Арденнской операции, конечно же, был, и отнюдь не только Гитлер рассчитывал на её успех. И сам фюрер, и его соратники, и высший генералитет рейха, и финансово-промышленные круги Германии рассматривали союз между социалистическим СССР с одной стороны и капиталистическими США и Великобританией с другой как нечто совершенно противоестественное. При этом и в Вашингтоне, и в Лондоне было немало влиятельных людей, которые готовы были договариваться с Германией, причём как с Гитлером во главе, так и без него.

Это желание на Западе возрастало тем больше, чем более реальной виделась победа СССР. Будущий основатель ЦРУ, а в ту пору глава европейского центра Управления стратегических служб США А. Даллес ещё в феврале 1943 года прибыл в Швейцарию, откуда активно налаживал контакты с немецким военным и политическим руководством, а также бизнесом. А генерал Дж. Маршалл, в будущем автор знаменитого плана его имени, в 1944 году начал настойчиво убеждать президента Ф. Рузвельта в необходимости сократить помощь СССР и даже посвятил этому отдельный меморандум.

Так что почва для ведения переговоров между Германией и западными союзниками СССР существовала, и довольно прочная. Вопрос был в том, с каких позиций начнутся эти переговоры. И вот как раз в целях улучшения переговорных позиций Берлину очень пригодилась бы победа над англо-американскими войсками, которая не остановила бы их наступление, но хотя бы существенно его задержала и нанесла болезненные потери. Для того же была нужна и успешная оборона на Восточном фронте: она показала бы способность немцев противостоять «большевистским ордам».

Но в итоге расчёт не сработал. 12 января началась Висло-Одерская операция советских войск, а 13 января — Восточно-Прусская. 15 января Гитлер потребовал остановить наступательные действия на Западном фронте, вернулся в Берлин и после некоторых колебаний внял просьбам военных начать переброску подкреплений на Восточный фронт. А 24 января немецкие войска в Бельгии были окружены союзниками.

Знает ли об этих фактах господин «историк» Бивор? Будучи человеком грамотным, должен бы знать, но вряд ли позволит себе когда-нибудь вспомнить о них публично.

  На восемь дней раньше

В начале января премьер-министр Великобритании У. Черчилль, лично побывав на фронте, усомнился насчёт эйзенхауэровского «у нас всё под контролем» и всерьёз забеспокоился. 5 января он сообщил И.В. Сталину: «Я только что вернулся, посетив по отдельности штаб генерала Эйзенхауэра и штаб фельдмаршала Монтгомери. Битва в Бельгии носит весьма тяжёлый характер, но считаю, что мы являемся хозяевами положения. Отвлекающее наступление, которое немцы предпринимают в Эльзасе, также причиняет трудности в отношениях с французами и имеет тенденцию сковать американские силы».

А уже на следующий день Черчилль прямо попросил Сталина о помощи: «На Западе идут очень тяжёлые бои, и в любое время от Верховного Командования могут потребоваться большие решения. Вы сами знаете по Вашему собственному опыту, насколько тревожным является положение, когда приходится защищать очень широкий фронт после временной потери инициативы. Генералу Эйзенхауэру очень желательно и необходимо знать в общих чертах, что Вы предполагаете делать, так как это, конечно, отразится на всех его и наших важнейших решениях. <...> Я буду благодарен, если Вы сможете сообщить мне, можем ли мы рассчитывать на крупное русское наступление на фронте Вислы или где-нибудь в другом месте в течение января и в любые другие моменты, о которых Вы, возможно, пожелаете упомянуть. Я никому не буду передавать этой весьма секретной информации, за исключением фельдмаршала Брука и генерала Эйзенхауэра, причём лишь при условии сохранения её в строжайшей тайне. Я считаю дело срочным».

Последовавший 7 января ответ Сталина гласил: «Мы готовимся к наступлению, но погода сейчас не благоприятствует нашему наступлению. Однако, учитывая положение наших союзников на Западном фронте, Ставка Верховного Главнокомандования решила усиленным темпом закончить подготовку и, не считаясь с погодой, открыть широкие наступательные действия против немцев по всему центральному фронту не позже второй половины января. Можете не сомневаться, что мы сделаем всё, что только возможно сделать для того, чтобы оказать содействие нашим славным союзным войскам».

Советское наступление началось на 8 дней раньше первоначально намеченной даты. Первым удар с Сандомирского плацдарма нанёс 1-й Украинский фронт под командованием маршала И.С. Конева. Перед этим обрадованный ответом Сталина Черчилль рассыпался в благодарностях: «Я весьма благодарен Вам за Ваше волнующее послание. Я переслал его генералу Эйзенхауэру только для его личного сведения. Да сопутствует Вашему благородному предприятию полная удача».

Два дня спустя к наступлению подключился 1-й Белорусский фронт маршала Г.К. Жукова. Но Сталин в письме Черчиллю не зря оговорился насчёт плохой погоды. Как и в ходе Арденнской операции, погодные условия поначалу благоприятствовали германской стороне. Имея подавляющее превосходство в авиации, советские войска не могли его реализовать. Только самые подготовленные экипажи вылетали на разведку войск противника.

Тем не менее советские удары имели успех в первые же часы. Конечно, это можно попробовать объяснить исключительно численным превосходством Красной Армии. И всё же дело обстоит несколько сложнее. К 1945 году советские войска не просто научились воевать, но и превзошли своего противника в части стратегии и тактики.

Приведём один пример. При том, что Сандомирский плацдарм, по словам самого маршала Конева, был «забит» войсками, немцы перед советским наступлением нанесли около двухсот артиллерийских ударов на совсем другом направлении — краковском. Возникает вопрос, куда же они стреляли? Ответ на него прост: по тщательно оборудованным и снабжённым многочисленными макетами техники ложным позициям. Штаб Конева накануне провёл имитацию концентрирования механизированных частей на этом участке, немцы её отследили средствами авиационной разведки и «купились».

Наступление обоих советских фронтов развивалось стремительно, и многочисленные линии обороны не могли его остановить: советская артиллерия проламывала их, а затем в прорыв устремлялись танковые соединения. Во многом сказывалось и то, что качество немецких войск и их боевой дух были уже куда ниже, чем прежде. К обороне даже привлекли фолькс-штурм, но вопреки заверениям геббельсовской пропаганды реальная боевая эффективность его оказалась очень низкой. Когда начала активно работать авиация РККА, а это произошло после улучшения погоды 16—17 января, гитлеровцам стало совсем плохо. Советские штурмовики и бомбардировщики громили на марше колонны отступающих частей, уничтожали подкрепления, разносили в хлам позиции артиллерии.

Уже 16 января германские военные начали отводить войска, которым грозило окружение, от Варшавы, несмотря на требования Гитлера удержать её любой ценой. На следующий день 1-й Белорусский фронт освободил польскую столицу. В этом приняла участие 1-я армия Войска Польского под командованием генерала З. Берлинга.

Не отставал и 1-й Украинский фронт. Тогда же, 17 января, советские танкисты из 3-й гвардейской танковой армии генерала П.С. Рыбалко вышли на границу Германии. Непосредственно это осуществил 209-й танковый батальон 54-й гвардейской танковой бригады под командованием майора С.В. Хохрякова. Пройдя с боями порядка 200 километров, он накануне вечером внезапным ударом ворвался в приграничный польский город Ченстохову, а на следующий день полностью его освободил.

Советские потери при этом составили пять танков и несколько десятков человек убитыми и ранеными. Вскоре выяснилось, что около пятисот советских танкистов и мотострелков заставили капитулировать гарнизон, который насчитывал порядка 10 тыс. гитлеровцев. Немцы потеряли более тысячи человек убитыми, 8 танков, 10 бронемашин и 25 артиллерийских орудий. Был также разгромлен обоз из нескольких сотен машин и повозок. Вот вам и советский численный перевес...

18 января была освобождена древняя столица Польши — Краков. А 19 января гвардейцы-танкисты 3-й танковой армии «на плечах» отступавшего противника ворвались на территорию Германии в Силезии. Темпы советского прорыва поразили и самих гитлеровцев. «Русское наступление за Вислой развивалось с невиданной силой и стремительностью, — написал в своих мемуарах «Танковые операции» генерал Ф. фон Меллентин и с грустной патетикой добавил: — Это была трагедия невиданного масштаба. …Европа не знала ничего подобного со времени гибели Римской империи». Ну конечно же, как же немцу обойтись без сравнения с ордами восточных варваров?..

До Берлина оставалось уже менее ста километров, но в начале февраля РККА остановилась на рубеже Одера. При этом все немецкие линии обороны были прорваны, а средние темпы наступления были прямо-таки «блицкриговскими» — до 30 километров в сутки. Очень часто можно услышать вопрос: если всё шло так благополучно, то почему немецкую столицу не взяли уже в феврале? И конечно же тут возникает любимая всеми антисоветчиками тема о потерях. Да, мол, победили, но какой ценой?

Что мы не знаем о потерях?

Не только битые гитлеровские генералы-мемуаристы или британский «учёный» Энтони Бивор, но и отечественные либералы хором повторяют байку о том, что СССР умел побеждать «великолепных тевтонских воинов» лишь одним способом: заваливая каждый пулемёт горой трупов своих солдат. Современная пропаганда в РФ, к сожалению, недалеко ушла от подобного и сохранила слишком богатое «наследие» ельцинских времён. Мы уже писали об этом и не устанем повторять: в российском художественном кино в последние три десятилетия напрочь отсутствует образ именно победы. Всё внимание акцентируется на жертвах.

Между тем с потерями РККА в ходе Висло-Одерской операции всё ясно и уже давно. В 1990-е годы большой коллектив военных историков во главе с Г.Ф. Кривошеевым кропотливо работал в архивах, в первую очередь в Центральном архиве министерства обороны РФ. Итогом этого труда стала публикация в 2001 году фундаментального издания «Россия и СССР в войнах XX века. Потери Вооружённых Сил. Статистическое исследование». Согласно ему, безвозвратные потери советских войск в этой операции составили 43251 человек.

Это, разумеется, немалая цифра, если помнить, что за каждым погибшим и пропавшим без вести военнослужащим стоит трагедия конкретной семьи. Но нас сейчас более интересует миф о немецких пулемётах, заваленных трупами советских солдат, а вот с этим есть проблемка. Общая численность войск двух советских фронтов, задействованных в операции, составляла более 2,11 млн человек. То есть безвозвратные потери составили всего лишь около 2% личного состава.

Противостояли советским войскам гитлеровские части, насчитывавшие порядка 800 тыс. человек. На их вооружении было более 1100 танков, свыше 4000 артиллерийских орудий, а тех самых любимых либералами пулемётов — десятки тысяч. Вам, уважаемые читатели, ещё не кажется, что с любимым мифом антисоветчиков что-то не так? Что 43 тыс. безвозвратных потерь на такое количество вражеской техники — это совсем не похоже на горы трупов у каждого пулемёта?

Но давайте пойдём дальше и для сравнения рассмотрим потери гитлеровцев. И здесь мы натолкнёмся на проблему сразу же. Исследования, аналогичного труду, выпущенному под редакцией Г.Ф. Кривошеева, относительно вермахта, войск СС и их союзников, нет. Есть многочисленные мнения, высказанные бывшими гитлеровскими генералами в тоннах написанной ими мемуарной литературы.

Скрупулёзным подсчётом человеческих потерь Германии западным историкам почему-то заниматься не хочется. Да и не всегда это возможно. Например, потери советского народного ополчения, которое формировалось РККА, подсчитаны тем же самым коллективом Кривошеева. А вот потери немецкого фольксштурма доподлинно неизвестны и по сей день: он не имел толком ни офицеров, ни штабов, ни документооборота. А как подсчитать потери личного состава в отсутствие его нормального учёта?

Возвращаясь к людским потерям Германии в ходе Висло-Одерской операции советских войск, отметим, что только число пленных, взятых РККА, составило около 150 тыс. Общие потери сегодня оцениваются примерно в 600—700 тыс. человек, но точной цифры по описанным выше причинам не имеется.

Так всё же, почему тогда не стали брать Берлин сходу? Ответ на этот вопрос тоже связан с потерями, но совсем в другом смысле: именно по той причине, что советское командование не хотело гробить свои войска в авантюре. Сначала нужно было подтянуть тылы и организовать нормальное снабжение войск. К тому же к февралю 1945 года Генштаб РККА уже знал о формировании в Померании немецкой группировки для удара по правому флангу 1-го Белорусского фронта. Повторять печальный опыт союзников в Арденнах ни сам командующий фронтом маршал Жуков, ни его руководство в Москве не собирались. Поэтому от немедленного броска на Берлин отказались и занялись тщательной подготовкой будущей Берлинской операции.

Всё сказанное выше не мешает, однако, в канун 80-летия Победы целенаправленно укреплять в РФ антисоветский миф о бесчеловечной сути власти коммунистов. И делается это на государственные деньги, так как львиная доля таких киноподелок финансируется при участии фонда «Кино», связанного с министерством культуры РФ. Поэтому не стоит тешить себя иллюзиями: увы, но в преддверии юбилея Великой Победы РФ не ушла далеко от фильмов типа «Штрафбат» или «Сволочи». Это не наше позорное прошлое, это всё ещё наше печальное настоящее. Поэтому под все официальные разглагольствования о патриотизме российский гражданин видит фильмы о жертвах в Брестской крепости, о жертвах подольских курсантов и панфиловцев, о жертвах подо Ржевом. Но нам, увы, не покажут в художественном кино блестящий рейд на Ченстохову советских танкистов дважды Героя Советского Союза майора Хохрякова.