Особенно с учётом сегодняшнего дня.

Посему я решил собрать подборку самых познавательных моментов из книги. Перевод мой, возможно, неидеальный; буду по мере сил и желания его допиливать. Оригинальный текст цитат при желании вы найдёте в моём англоязычном блоге; если захотите что-то уточнить или поправить — you are welcome. Полный текст сибирских воспоминаний уважаемого генерала лежит здесь.

Какое же счастье, что наши революционные прадеды устояли, не сдались и победили, не допустили победы белых в Гражданской войне вообще и пресловутого адмирала в частности. Счастье для всех; даже и для тех, что ныне глубокомысленно вещает о победе "краснопузых хамов" и "еврейских комиссаров", тоскуя по хрусту французской булки.

* * *

Адмирал Колчак окружил себя бывшими царскими чиновниками, а поскольку крестьяне не хотели брать в руки оружие и жертвовать своими жизнями ради возвращения этих людей к власти, их избивали, пороли кнутами и хладнокровно убивали тысячами, после чего мир и называл их «большевиками». В Сибири слово «большевик» означает человека, который ни словом, ни делом не поддерживает возвращение к власти в России представителей самодержавия.

* * *

Солдаты Семёнова и Калмыкова под защитой японских войск бродили по стране, как дикие звери, убивая и грабя людей; при желании Японии эти убийства могли бы прекратиться за день. Если по поводу этих жестоких убийств возникали вопросы, в ответ говорилось, что убитые были большевиками, и это объяснение, очевидно, вполне устраивало мир. Условия в Восточной Сибири были ужасными, и там не было ничего дешевле человеческой жизни.

Там совершались ужасные убийства, но совершались не большевиками, как думает мир. Буду далёк от всякого преувеличения, если скажу, что на каждого убитого большевиками в Восточной Сибири приходится сто убитых антибольшевиками.

* * *

Трудно представить существующим в современной цивилизации человека вроде Калмыкова; едва ли случался день без сообщений об ужасных злодеяниях, совершавшихся им и его войсками.

* * *

Калмыков остался в Хабаровске и установил свой режим террора, насилия и кровопролития, который в конце концов заставил его собственные войска взбунтоваться и искать защиты у американской армии. Под предлогом борьбы с большевизмом он безосновательно арестовывал сколько-либо состоятельных людей, пытками добивался получения их денег и казнил многих по обвинению в большевизме. Эти аресты были настолько частыми, что запугали все классы населения; по оценкам, войска Калмыкова казнили в окрестностях Хабаровска несколько сот человек.

* * *

Удивительно, что офицеры русской царской армии не осознали необходимости изменений в практике, использовавшейся армией при царском режиме. Злодеяния, совершавшиеся к востоку от озера Байкал, были настолько потрясающими, что не оставляли непредубеждённому человеку сомнений в правдивости множества сообщений об эксцессах.

* * *

Мнения русских монархистов об этических методах поисков финансирования характеризуются следующим: полковник Корф, русский офицер по связям с американским командованием, сказал офицеру разведки США полковнику Айкелбергеру (Eichelberger), что генерал Иванов-Ринов и генерал Романовский имеют достаточно власти, чтобы остановить волну критики как меня и всех американцев, так и американской политики, и если я обеспечу финансирование русской армии Соединёнными Штатами в размере двадцати тысяч долларов в месяц, пропаганда против американцев будет прекращена.

* * *

В марте в штаб американских войск пришла молодая женщина, сельская учительница. Он попросила предоставить охрану себе и своим братьям, чтобы они могли вернуться в свою деревню, Гордиевку, и похоронить своего отца, убитого войсками Иванова-Ринова. Женщина рассказала, что русские войска пришли в Гордиевку в поиске молодых мужчин для принудительного призыва, но молодёжь сбежала, и тогда войска задержали в деревне десятерых мужчин, чей возраст был выше призывного, пытали и убили их и поставили охрану у тел, чтобы не дать родственникам похоронить их. Это звучало настолько жестоко и противоестественно, что я приказал одному офицеру с небольшим отрядом отправиться в Гордиевку и провести расследование и уведомил женщину о своих намерениях.

Посланный для расследования офицер доложил следующее:

По прибытии к зданию гордиевской школы меня встретила толпа из 70 или 80 мужчин, все были вооружены винтовками, большей частью русскими армейскими винтовками, а также некоторым количеством старых однозарядных винтовок калибра 45—70. Вся собранная мной информация была получена в присутствии этих 70 или 80 вооружённых селян и примерно 25 или 30 женщин. Большинство сведений получены от жён жертв, эти женщины много раз теряли чувства во время этого тяжёлого для них испытания. Первая допрошенная сказала, что её муж шёл к школе со своей винтовкой, чтобы в соответствии с приказом сдать её русским военным. Его схватили на улице, били его же винтовкой по голове и туловищу, а затем отвели в дом рядом со школой, где его со связанными руками привязали за шею к штырю в стропилах и ужасно избивали по туловищу и голове, пока кровь не забрызгала даже стены помещения. Следы на его теле показали мне, что его подвешивали также и за ноги.

Позднее его поставили в ряд с восемью другими мужчинами и расстреляли в 14:00. В шеренге было десять мужчин, убиты были все кроме одного, которого солдаты Иванова-Ринова оставили умирать. Следующей я допросил женщину, в доме которой всех избивали, а потом расстреляли позади её гумна. Она заявила, что утром 9 марта 1919 года около 11:00 несколько офицеров Иванова-Ринова пришли в её дом и заставили её увести мужа в другой дом, но в 11:30 забрали её мужа обратно и избивали его вместе с остальными; ему сломали руку, отрезали ногти и выбили все передние зубы. Её муж был инвалидом и калекой.

Офицер также добавил:

Я обнаружил, что пол помещения, в котором избивали этих мужчин, был покрыт кровью, и все его стены были забрызганы кровью. Проволока и верёвочные петли, которыми связывали их шеи, всё ещё свисали с потолка и были покрыты кровью. Я также обнаружил, что некоторых из мужчин обливали кипятком и прижигали раскалёнными утюгами, нагревавшимися в небольшой печи, которую я нашёл в помещении.

Я побывал на месте, где эти мужчины были застрелены. Их выстроили в ряд и застрелили, в каждом теле как минимум три пулевых отверстия, в некоторых шесть или более. Очевидно, сначала им cтреляли в ступни, а потом выше, в туловище.

Проводивший

расследование молодой офицер получил и включил в свой доклад намного

больше показаний, и те показания, которые я не цитирую, во всех деталях

совпадают с процитированными.

Этот случай показался мне настолько

отвратительным, что я приказал офицеру доложить мне лично. Он не был

кадровым, его призвали на время войны. Никогда не забуду слова этого

офицера, которые он сказал мне после того, как я закончил его

опрашивать. Он заявил:

Генерал, ради Бога, не посылайте меня больше в подобные экспедиции. Я едва удержался от того, чтобы не сорвать с себя форму, присоединиться к этим несчастным и помочь им всем, что было в моих силах.

Обращаясь

к тем согражданам, которые считают, что бороться с большевизмом нужно

независимо от политики США, замечу, что никогда не мог определить, кто

именно был большевиком и почему он им был. По мнению японских

представителей и их платных марионеток в Сибири, большевиками были все

русские, не желавшие взять в руки оружие и воевать за Семёнова,

Калмыкова, Розанова, Иванова-Ринова; а ведь в уголовных архивах США не

найдёшь персонажей хуже. По мнению британских и французских представителей, большевиками были все, кто не желал браться за оружие и воевать за Колчака.

* * *

Военную

форму мобилизованным русским большей частью предоставляли британцы.

Генерал Нокс (Knox) заявил, что Британия поставила силам Колчака сто

тысяч комплектов формы. Отчасти это подтверждается количеством солдат

Красной Армии, носящих британскую форму. Тот факт, что красные носят

британскую форму, вызвал у генерала Нокса такое отвращение, что, как

сообщают, позднее он сказал, что Британия ничего не должна поставлять Колчаку, ибо всё поставляемое оказывается у большевиков.

Вообще говоря, солдаты Красной Армии в британской форме были теми же

самыми солдатами, которым эту форму выдали, пока они были в колчаковской

армии. Значительная часть этих солдат не была склонна воевать за

Колчака.

Методы, используемые колчаковцами для мобилизации

сибиряков, вызывали ярость, которую трудно успокоить. Они шли на службу,

озлобленные страхом, но не перед врагом, а перед своими же собственными

войсками. В результате после выдачи оружия и обмундирования они дезертировали к большевикам полками, батальонами и поодиночке.

9 апреля 1919 года я докладывал:

Количество так называемых большевистских банд в Восточной Сибири возросло в результате порядка мобилизации и чрезвычайных методов, используемых при её проведении. Крестьяне и рабочий класс не желают воевать за правительство Колчака.

* * *

Суровые

меры, применявшиеся царским режимом для недопущения побегов

заключённых, не исчезли и к тому времени, когда я проезжал через

Иркутск. Я видел около двадцати заключённых, у которых к лодыжкам были

прикованы здоровые цепи, к концу которых были прикреплены большие шары;

чтобы узник смог идти, ему было нужно нести шар в руке.

* * *

В Красноярске я кое-что узнал о генерале Розанове, с которым пытался работать во Владивостоке. Он был тем самым человеком, который 27 марта 1919 года приказал своим войскам:

1. При занятии деревень, ранее занятых бандитами (партизанами), требовать выдачи руководителей движения; там, где вы не можете захватить руководителей, но имеете достаточные свидетельства их присутствия, расстреливать каждого десятого жителя.

Если при движении войск через город население, имея возможность, не сообщит о присутствии врага, со всех требуется денежное возмещение без ограничения.

Деревни, где население встречает наши войска с оружием, следует сжигать дотла, всех взрослых мужчин расстреливать; имущество, дома, телеги следует реквизировать для использования армией.

Мы

узнали, что Розанов держал заложников, и за каждого своего сторонника,

встретившего смерть, он убивал по десять заложников. Он говорил об этих

использовавшихся в Красноярске методах, как о работе с ситуацией в

перчатках, но заявил о своём намерении снять перчатки после приезда во

Владивосток, чтобы работать с ситуацией без той сдержанности, которую он

продемонстрировал красноярцам…

Розанов был третьим по

мерзости персонажем из тех, кого я знал в Сибири, хотя уровень Калмыкова

и Семёнова для него был недостижим.

* * *

Чтобы

обозначить боеспособность колчаковских войск в августе 1919, я попробую

проанализировать поступавшие ко мне официальные сообщения. Один из

докладов гласил:

По оценкам, за исключением чиновников и военных омское правительство поддерживает не более 5% населения. По оценке, красных поддерживает около 45%, социалистов-революционеров около 40%, около 10% разделено между другими партиями, а на военных, чиновников и сторонников Колчака остаётся 5%.

С этого времени и вплоть до падения омского правительства армия Колчака являлась отступающей бандой.

* * *

Посол

и я отправились из Омска во Владивосток около 10 августа. Мы

останавливались в Новониколаевске, Иркутске, Верхнеудинске и Харбине.

Пока мы не оказались на территории Семёнова, не происходило ничего

интересного. К этому времени было хорошо известно, что Семёнов

организовал то, что было известно как «станции убийств», и открыто

бахвалился, что не может спокойно спать, если в течение дня хоть кого-то

не убил.

Мы остановились на маленькой станции, и на наш поезд

поднялись двое американцев из Корпуса обслуживания российских железных

дорог. Они рассказали нам об убийстве солдатами Семёнова за два-три дня

до нашего прибытия целого эшелона русских, в котором было 350 человек.

Не помню, были там только мужчины, или ещё и женщины.

Американцы сообщили следующее:

Эшелон заключённых прошёл станцию, и на станции все знали, что их убьют. Служащие Корпуса направились на место казни, но были остановлены солдатами Семёнова. Через один час пятьдесят минут пустой поезд возвратился на станцию. На следующий день эти двое отправились на место убийства и увидели доказательства массовой казни. По гильзам на земле было понятно, что заключённых расстреливали из пулемётов: стреляные гильзы лежали кучами в местах, куда их выбрасывали пулемёты. Тела находились в двух недавно вырытых рвах. В одном рву тела были полностью покрыты землёй, в другом было видно много рук и ног.

* * *

Сомневаюсь,

что в истории последнего полувека найдётся хоть одна страна в мире, где

убийства совершались бы ещё спокойнее и с меньшим страхом наказания,

чем это было в Сибири при режиме адмирала Колчака. Одним из примеров

жестокостей и беззакония в Сибири является типичный случай в Омске,

колчаковской резиденции, произошедший 22 декабря 1918 года, всего через

месяц и четыре дня после того, как Колчак принял полномочия «Верховного

правителя». В этот день в Омске произошло восстание рабочих против

колчаковского правительства. Революционеры частично добились успеха,

открыли тюрьму и позволили бежать двумстам арестованным.

Среди

них 134 были политическими заключёнными, в том числе и несколько членов

Учредительного собрания. В день, когда это случилось, омский

главнокомандующий Колчака издал приказ, требующий от всех выпущенных

вернуться в тюрьму, и заявлял, что не вернувшиеся в течение суток будут

убиты на месте. Все члены Учредительного собрания и ряд других известных

политзаключённых вернулись в тюрьму. Этой же ночью несколько

колчаковских офицеров вывели членов Учредительного собрания из тюрьмы,

заявив им, что доставят их на место суда над ними в преступлениях, в

которых их обвиняют, и всех застрелили. За это жестокое и беззаконное

убийство офицерам ничего не было. Условия в Сибири были такими, что

такие жестокости могли быть легко сокрыты от мира.

Зарубежная

пресса постоянно утверждала, что именно большевики были теми русскими,

которые совершали эти ужасные эксцессы, и пропаганда была до такой

степени активной, что никто и подумать не мог, что эти злодеяния

совершались против большевиков.

* * *

Полковник

Морроу (Morrow), командовавший американскими войсками в забайкальском

секторе, доложил о самом жестоком, бессердечном и почти невероятном

убийстве целой деревни Семёновым. Когда его войска подошли к деревне,

жители, по-видимому, попытались убежать из своих домов, но солдаты

Семёнова стреляли в них — мужчин, женщин и детей,— как будто охотились

на кроликов, и бросили их тела на месте убийства. Они застрелили не

кого-то одного, но всех в этой деревне.

Полковник Морроу заставил

японца и француза отправиться с американским офицером для расследования

этого массового убийства, и рассказанное мною содержится в докладе,

подписанном американцем, французом и японцем. В дополнение к

вышеописанному офицеры сообщили, что обнаружили тела четырёх или пяти

мужчин, которые были, очевидно, сожжены заживо.

Люди,

естественно, задавались вопросом, что могло быть целью таких ужасных

убийств. Цель подобна причине, по которой охранники лагерей держат

собак-ищеек и используют другие средства запугивания заключённых; чтобы

не допустить попыток побега. В Сибири же преследуемые люди не были

заключёнными, но ответственные за эти ужасы были убеждены в том, что все

русские должны как минимум действовать так, будто они искренне

поддерживают дело Колчака. Такое обращение иногда преуспевало в том, что

на время заставляло людей скрывать свои подлинные настроения. Именно

так было в Сибири, и я убеждён, что американцы не знают ничего об этих

ужасных условиях.

* * *

Когда

американцы впервые добрались до Сибири, большинство из нас,

естественно, ожидало, что опыт войны и революции изменил мышление

правительства из бывшего правящего класса, но когда этот правящий класс

начал совершать в Сибири ужасные злодеяния, допускать их и

потворствовать им, стало ясно, что они так ничему и не научились.

* * *

Во

Владивостоке хорошо знали, что с 18 ноября 1919 года по 31 января 1920

года Розанов убил от пятисот до шестисот мужчин, никак не

прокомментировав свои убийства. Сначала принималось решение о казни,

потом для легализации задуманного убийства собирался военный трибунал;

таков был метод, которым пользовался Розанов. Эту процедуру хорошо знали

во Владивостоке; в одном из случаев я лично проверил достоверность

информации по просьбе русской женщины, которая жила одно время в

Нью-Йорке.

* * *

Генерал

Нокс служил в России военным атташе при царском режиме. Он мог говорить

по-русски и, несомненно, думал, что понимает русских. Он, вероятно,

понимал характер и особенности тех русских, с которыми был связан в

Петрограде, но я не могу поверить, что он понял чаяния огромной массы

русского народа. Если бы он понимал этих людей, он, вероятно, не стал бы

думать — а он, очевидно, думал именно так, — что российские крестьяне и

рабочие возьмутся за оружие и станут бороться за то, чтобы привести к

власти сторонников Колчака, совершавших такие злодеяния против тех

людей, у кого искали военной поддержки. Генерал Нокс поделился со мной своей мыслью: «бедные русские были просто свиньи».

Лично я никогда не думал, что у Колчака был хоть какой-то шанс установить правительство в Сибири, но вера

Нокса и подобных ему в то, что народные массы были свиньями, и

обращаться с ними можно было как со свиньями, ускорила падение Колчака.