В остроте событий вокруг Украины погибшие сторонники Евромайдана по разную сторону противостояния воспринимаются диаметрально противоположно. Для одних они герои - «небесная сотня», отдавшая жизнь за будущее своего государства. Для других погибшие на Майдане были далеко не герои, а люди, посеявшие хаос в Киеве и поставившие всю страну на грань развала и гражданской войны. При этом неприязнь противников Евромайдана дополнялась ассоциацией митингующих с исторической памятью о «бандеровщине». Однако для беспристрастного анализа социального содержания нынешних украинских событий стоит абстрагироваться от подобных эмоций. 

Список погибших на Евромайдане, который сейчас постоянно уточняется в «Википедии», вряд ли может претендовать на полную достоверность всех сведений. Однако даже поверхностный анализ этого мартиролога, не претендующий на кристальную чистоту академического исследования и безупречное соответствие цифр и фактов, уже во многом проливает свет на социальное содержание недавних событий. Прискорбный список павших за дело «евроинтеграции» хорошо демонстрирует социально-политические алгоритмы нынешней турбулентности украинского государства и общества. Поняв их основную направленность, можно предположить дальнейшее развитие событий на Украине.

География протеста

На основании данных украинской статьи Википедии «Список загиблих учасників Євромайдану» мы составили таблицу, рисующую «портрет» Евромайдана по четырем параметрам: возрастному, географическому, социально-территориальному (тип населенных пунктов, в которых проживали или родились погибшие) и профессиональному (род занятий). Всего в списке погибших на данный момент числится порядка ста человек, в том числе три гражданина Грузии (что вполне объяснимо современными политическими привычками этой страны) и по одному из России и Белоруссии. По другую сторону баррикад – 11 погибших силовиков.

Первое, что бросается в глаза, – это очевидность пресловутого ментального раскола Украины: творцы революции принимали участие в киевских событиях февраля именно в соответствии с социокультурной и политической дифференциацией Украины. Основную часть погибших (61 человек, или две трети) составили жители Западной Украины и активисты из сел и небольших городов Центральной Украины, в первую очередь из Хмельницкой и Винницкой областей, тяготеющих к западу страны. Нетрудно догадаться, что это главное, смыслообразующее лицо Евромайдана было принесено в жертву партией «Свобода» и экстремистской организацией «Правый сектор». Также стоит напомнить, что западные области страны значительно уступают по численности населения другим макрорегионам Украины, то есть их жители были представлены на Майдане непропорционально высоко.

Особенно устрашающим выглядит возраст погибших активистов Евромайдана из Западной Украины: в Тернопольской, Волынской, Львовской, Ивано-Франковской областях это зачастую молодые люди до 30 лет. Какую историческую роль играли западные регионы на Украине, в общем, всем известно, и смерть новой генерации «борцов за свободу» с запада страны еще раз подтверждает закономерность исторического процесса. Именно память об этих юных ребятах из глубинки, погибших за дело очередной украинской революции, еще больше закрепит раскол в коллективном сознании страны. Судя по биографиям погибших активистов, столь необходимые для появления исторических мифов ритуалы коллективного поминовения на западе страны уже начались: от массовых похорон жертв Евромайдана в их родных селах до присвоения их имен объектам общественной инфраструктуры.

Необходимые для появления исторических мифов ритуалы коллективного поминовения на западе страны уже начались: от массовых похорон жертв Евромайдана в их родных селах до присвоения их имен объектам общественной инфраструктуры

На этом фоне очень показательна статистика жертв среди жителей крупных городов Украины. Киевляне, несмотря на то, что до 22 февраля почти все революционные события разворачивались в центре украинской столицы, похоже, проявили себя на Евромайдане не более, чем в роли массы для эмоционального разогрева. Число жителей Киева, погибших за дело евроинтеграции, оказалось почти втрое меньше, чем количество жертв со стороны выходцев из небольших городов и сел Западной и Центральной Украины, которые, очевидно, и оказались на острие столкновений протестующих с «Беркутом» и бойцами внутренних войск. К тому же среди погибших жителей Киева едва ли не половина – это не его коренные жители, а перебравшиеся в столицу провинциалы.

А жителей Львова – столицы Западной Украины, которая, казалось бы, и должна была поставлять основные идейно подкованные кадры для революции – среди погибших оказалось еще меньше, всего пять человек. Львовяне явно предпочли смотреть на революцию в основном по телевизионной картинке пресловутого «зомбоящика» либо принимать участие в собственном Майдане, который прошел вполне бескровно. 

Юг и восток Украины вообще проявили аморфный интерес к Евромайдану. В частности, в биографиях только двух погибших за дело революции упомянут Крым – и то лишь как место рождения. Из более тяготеющей к России части Украины, несмотря на наличие там крупных городов, в Киеве погибло, по имеющимся сведениями, всего 5 человек (т.е. порядка 5% от общего числа жертв). Судя по их биографиям, это были активисты, примкнувшие к протесту по идейным соображениям (например, рок-музыкант из Краматорска Иван Пантелеев, этнический карабахский армянин Сергей Нигоян, читавший на баррикадах поэму Тараса Шевченко «Кавказ», или еще один ценитель творчества Шевченко, водитель ЖЭКа из Донецкой области Владимир Наумов, который поехал на Майдан на своей машине «за позовом серця»).

В то же время именно юг и восток Украины внесли главный вклад в список жертв по ту сторону баррикад. Среди 11 погибших правоохранителей оказалось три крымчанина, три киевлянина, три представителя восточных регионов, два черниговца (Центральная Украина). Имена этих людей сразу закрепились в сознании противников Майдана как символы героизма, достоинства и мужества.

Весьма примечательным фактом является и то, что среди погибших представителей правоохранительных органов нет ни одного жителя Западной Украины. Поэтому, когда сотрудников «Беркута» ставили на колени во Львове, это было не более чем извращенное желание толпы поиздеваться над людьми в погонах, а не жест восстановления справедливости в виде покаяния «провинившихся». Циничные цифры статистики свидетельствуют, что силовики с запада страны вообще не принимали участия в серьезных столкновениях с протестующими на Майдане.

Среди погибших правоохранителей нет ни одного жителя Западной Украины. Поэтому, когда сотрудников «Беркута» ставили на колени во Львове, это было не более чем извращенное желание толпы поиздеваться над людьми в погонах

Украинский поворот на Чечню

Однако самое интересное в киевском мартирологе – это биографии погибших. На данный момент эта информация представлена в статье «Википедии» далеко не полностью, но даже имеющиеся сведения дают неплохое представление о социальном составе Евромайдана. С одной стороны, как уже сказано выше, мы видим среди жертв большое количество сельских жителей, в том числе молодых субпролетариев (с очень высокой долей вероятности можно допустить, что жители сел, чей род занятий в опубликованных биографиях пока не обозначен, относились к этой же социальной группе). С другой стороны, довольно полно представлен список профессий интеллигенции: программист, журналист, художник, несколько учителей и преподавателей вузов, несколько театральных деятелей, а также немало студентов.

События в Киеве продемонстрировали причудливый альянс двух диаметрально противоположных социальных групп – субпролетариата и «креативного класса», и опубликованный список погибших подтверждает нашу гипотезу. Стоит заметить, что значительное количество погибших селян из западных регионов Украины все больше подтверждает конспирологические теории о том, кто финансировал Евромайдан. Учитывая в целом достаточно низкий уровень жизни западных регионов страны, вопрос о том, как и на какие средства многие их жители оказались в Киеве и долгое время там находились, звучит далеко не тривиально. Однако конспирологию хотелось бы вывести за скобки – куда более важно, что социальный состав Евромайдана удивительным образом напоминает о событиях, происходивших в разных частях Советского Союза в момент его распада, в первую очередь – на Северном Кавказе и Закавказье (подробно они описаны, например, в книге Георгия Дерлугьяна «Адепт Бурдьё на Кавказе»).  

Особенно угрожающие параллели события на Украине имеют с тем, что происходило в Чечне в момент прихода к власти Джохара Дудаева в 1991 году. Движущими силами этого процесса были, во-первых, сельский субпролетариат, который в результате дезинтеграции Союза лишился сезонных работ за пределами республики, а во-вторых, молодая национальная интеллигенция, увидевшая в скором крахе номенклатурного режима долгожданные возможности для карьерного продвижения.

Сейчас уже мало кто помнит социальное происхождение многих одиозных фигур дудаевского режима, однако не стоит забывать, что Ахмед Закаев был актером грозненского драмтеатра, зловещий «чеченский Геббельс» Мовлади Удугов – публицистом, а Зелимхан Яндарбиев – членом Союза писателей Чечено-Ингушской АССР. Да и сам «архитеррорист» Шамиль Басаев в чудом сохранившемся интервью времен войны в Абхазии представлялся как «студент-землемер». Можно вспомнить и первых лидеров постсоветской Грузии: писателя-диссидента Звиада Гамсахурдиа и свергнувшую его троицу – Джабу Иоселиани, организатора субпролетарской бандгруппировки «Мхедриони» (аналог украинского «Правого сектора»), литератора и вора в законе в одном лице, Тенгиза Сигуа – инженера-металлурга, сотрудника профильного института АН Грузинской СССР, и Тенгиза Китовани – художника и скульптора.

Анализируя биографии погибших на Майдане представителей интеллигенции, можно отметить две характерные детали. Во-первых, их возраст. С одной стороны, это люди, родившиеся на рубеже 1950-х и 60-х годов и еще как следует заставшие Советский Союз, – именно они в момент его распада были движущей силой националистических революций. Украина 1991 год прошла сравнительно спокойно: возникшие тогда националистические силы не смогли захватить власть в момент обретения независимости, но националисты первого призыва явно ждали своего часа. Показательна, к примеру, биография погибшего 20 февраля Миколы Дзявульского – учителя географии и биологии из Шепетовки, родившегося в Красноярском крае в семье репрессированных. В его карьере гражданского активиста – длинный список организаций, логично завершившийся членством в «Свободе». С другой стороны, среди погибших представителей интеллигенции оказалось немало людей, родившихся на излете советского периода, в 80-х годах, и сохранивших остаточную память о том, что «у нас была великая эпоха», используя фразу уроженца Харькова Эдуарда Лимонова.

Характерно также, что интеллигенция из поколения семидесятых, еще заставшего Советский Союз в сознательном возрасте, принесла самую меньшую жертву Майдану. Собственно, и доля интеллигенции в этом поколении невысока – карьерные пути многих потенциальных интеллигентов в «лихие девяностые» повернули в направлении бизнеса, а бизнесменов и наемных сотрудников корпоративного сектора в числе погибших можно пересчитать по пальцам. В основном это представители малого бизнеса, для которых собственное дело обеспечивало элементарную выживаемость (тут сразу вспоминаются санкюлоты времен Французской революции, среди которых было немало мелких предпринимателей).   

Нашлось в биографиях погибших на Майдане место и такому чрезвычайно характерному для процессов распада Советского Союза явлению, как традиционалистская реакция на вездесущую модернизацию. В конце 1980-х годов этот феномен проявлялся, с одной стороны, в возникновении массовых экологических движений (вспомним митинги протеста против строительства химзавода в Гудермесе или движение против химкомбината в Абовяне, ставшее прологом к Карабахскому конфликту), а с другой, в обостренном интересе к восстановлению «подлинной» национальной истории.

И то, и другое проявилось на Украине с отсрочкой почти на четверть века. Вот, к примеру, серия деталей из биографии погибшего 30-летнего тернопольского фермера Александра Капиноса, имевшего диплом по специальности «Технология деревообработки». Он возглавлял гражданскую организацию «Сколоты» (скифское племя, обитавшее на территории нынешней Украины), участвовал в акциях в защиту украинского языка и смог добиться того, чтобы в его родном селе не был построен завод, «который уничтожил бы экологию Кременецких гор». Организаторы туристических походов, члены клубов исторической реконструкции, экоактивисты и тому подобная публика, в качестве реакции на неизбежную модернизацию занимающаяся «изобретением традиций», на Евромайдане была представлена сполна.   

Не менее любопытны и биографии погибших субпролетариев, отражающие весь драматизм краха проекта советской модернизации в Западной Украине. Среди них прежде всего заметна группа людей, промышлявших сезонным работами за рубежом, и многие из них были участниками Евромайдана с самого первого дня. Приведем лишь один пример – биографию 32-летнего Олега Ушневича из города Дрогобыч Львовской области. Он родился в семье рабочих местного нефтеперерабатывающего завода (ныне НПК «Галичина»), был учителем, его брат стал депутатом Сколивского горсовета от партии «Свобода». В последние годы Олег Ушневич выезжал на заработки за границу, на Евромайдане был с первого дня, убит снайпером 20 февраля.

Ряд сопоставлений нынешних событий на Украине с перипетиями распада СССР следует завершить одной уже далеко не безобидной аналогией: массовая мобилизация и тогда, и сейчас сопровождалась активным самовооружением населения. К чему это привело в начале девяностых в Чечне и Грузии (а также в Боснии и Хорватии) – хорошо известно, и едва ли стоит рассчитывать на то, что захвативший тысячи единиц стрелкового оружия

К чему привело самовооружение населения в начале девяностых в Чечне и Грузии (а также в Боснии и Хорватии) – хорошо известно, и едва ли стоит рассчитывать на то, что захвативший тысячи единиц стрелкового оружия «Правый сектор» сдаст его просто так

Рано списывать пролетариат

И еще одна важная особенность списка погибших: среди его жертв почти отсутствуют представители рабочего класса, трудящиеся крупных промышленных предприятий. Подобное положение, в общем, противоречит классическим марксистским представлениям о роли пролетариата в деле революции, однако в украинском случае это логическая закономерность. То обстоятельство, что на острие революционного насилия на Евромайдане стояли субпролетарии, представители интеллигенции («креативного класса») и примкнувшие к ним провинциалы из глубинки, отражает принципиальное различие социальной структуры востока и запада Украины, которое накладывается на ментальный раскол между двумя частями страны.

Логичной реакцией на Евромайдан стала «контрреволюция» антимайдана, которая быстро охватила восточные и южные регионы Украины. Наиболее массовые выступления против происходящего в Киеве прошли 1-2 марта, когда на зданиях многих администраций восточных регионов Украины появились российские триколоры. Многотысячный митинг в Харькове с небывалой легкостью вымел с центральной площади города сторонников Евромайдана, которые тут же были поставлены на колени перед массой собравшегося пролетариата. Еще более драматично события развивались в Донецке, где «народным губернатором» себя провозгласил владелец небольшого рекламного агентства (опять-таки можно вспомнить санкюлотов, а то и Парижскую коммуну) Павел Губарев, взявший слово на трибуне от лица трудящихся Донбасса.  

И хотя многие прозападные украинские журналисты в это время отмечали, что подобного рода события в основном были спровоцированы привезенными в восточные части Украины российскими гражданами, лучше объяснять это, опять же, не столько конспирологическими теориями, сколько обычными выходными днями, когда пролетариат востока Украины привык отдыхать и набираться сил после тяжелых трудовых будней. Однако в первый весенний уикенд массы вместо отдыха предпочли выйти на улицу и высказать свою точку зрения, которая явно диссонировала с позицией Евромайдана.

Примечательно, что на протяжении многих лет «продвинутая» украинская журналистика с убогим упрямством изображала пролетариат востока Украины как маргиналов, социально деградирующий элемент общества, постоянно находящийся в состоянии алкогольного опьянения (можно даже вспомнить оскорбительный «западэнский» слоган времен «оранжевой революции»: «Не мочись в подъезде – ты не в Донецке»). Подобную точку зрения разделяла и разделяет и «продвинутая» российская пресса. Например, сам заголовок материала о попытке захвата обладминистрации в Донецке на портале «Лента.ру» (одном из рупоров «рукопожатной» общественности) весьма характерен: «Русский и бессмысленный». http://lenta.ru/articles/2014/03/06/donbass/

Конечно, подобная точка зрения – это всего лишь предвзятость, чрезвычайно свойственная снобизму самозваного «креативного класса» (тут приходит на память аналогичная российская история двухлетней давности вокруг «Уралвагонзавода», который моментально стал жупелом столичных «креаклов»). Тем не менее лицо восточного пролетариата Украины действительно достаточно суровое, и оно по многим параметрам отличается от западноукраинских субпролетариев. Здесь можно только напомнить слова Виктора Януковича на пресс-конференции в Ростове-на-Дону: если поднимется Донбасс – мало не покажется никому.

В отличие от казавшегося «облагороженным» альянса западных субпролетариев с «креативным классом» Киева и Львова, у массы трудового народа Восточной Украины таких устоявшихся связей нет. Это обусловлено не столько отсутствием желания подобного «союза», а просто отсутствием времени на то, чтобы проникаться идеями о социальной справедливости и четко артикулировать свои интересы. У настоящего пролетариата, в отличие от сезонно и временно занятых субпролетариев, достаточно плотный рабочий график, не позволяющий такой роскоши.

Однако брутальный донецкий габитус вовсе не означает, что в массе восточноукраинского пролетариата напрочь отсутствует классовое самосознание, которое будет обуславливать его интересы. В случае дальнейшего ухудшения экономической ситуации в Восточной Украине, которое может повлиять на остановку промышленного производства, ситуация может кардинальным образом поменяться, и протест будет уже не просто способом проведения выходных, а бессрочным отпуском, в который может отправиться пролетариат Донбасса и других восточных регионов. Тогда у него точно появится время не только порассуждать о проблемах, которые у него возникли, но и вершить уже совсем другую революцию, которая кардинальным образом изменит украинскую государственность. Будет ли это так, покажет ближайшее время.

Ринат Патеев, кандидат политических наук

Николай Проценко, заместитель главного редактора журнала «Эксперт ЮГ»