Сегодня «Правда» отмечает столетний юбилей Виктора Григорьевича Афанасьева — одного из самых выдающихся своих главных редакторов. Кроме всего прочего, стоит учесть, что это и наиболее продолжительный руководитель нашей газеты, возглавлявший её свыше 13 лет. А если добавить сюда годы, когда он здесь же работал заместителем главного редактора, то получится, что почти круглые 20 лет его жизни и труда неразрывно связаны с «Правдой».

При нём её тираж превысил 10 миллионов экземпляров, чего не достигала никогда ни одна газета мира, будь она партийной или государственной. Конечно же, влияние слова «Правды» на жизнь страны и международный климат было огромным. Согласимся, обеспечивалось оно в значительной мере уже тем первенствующим положением, которое газета занимала в официальном «табеле о рангах» всей союзной прессы. Но разве это отменяет роль личности руководителя, организовывавшего и направлявшего большой редакционный коллектив?

Память свидетельствует: роль эта тоже была огромной, что осознавалось и тогда, в разгар газетной, научной и общественной деятельности Виктора Григорьевича. Однако теперь, по прошествии лет, масштаб и значение его личности видятся ещё крупнее. А во многом они даже стали символическими, поскольку новым поколениям дают возможность лучше понять, каким оно было, советское время, каких людей растило и воспитывало, какие личности особенно были им востребованы и в первую очередь выдвигались на самые ответственные посты.

Бывали при этом ошибки? Увы! Именно они помогли врагам Советской страны в конце концов уничтожить её, что должно стать для нас серьёзнейшим уроком на будущее. Но сколько ярких примеров беззаветного служения Отечеству дал за свою историю Советский Союз! Сколько героев, подвижников, талантов, внёсших неоценимый вклад в созидание самого справедливого общества на Земле! Академик В.Г. Афанасьев, безусловно, среди них.

Вот мы готовимся встретить знаменательную дату — 100-летие образования СССР. Так давайте же обратим внимание, что родился этот выдающийся учёный и журналист, педагог и общественно-политический деятель буквально перед этапным историческим событием, за полтора месяца до него. И затем все последующие годы верой и правдой служил первой в мире стране социализма. А она определяла дорогу надёжного сына своего.

Представьте себе, невеликое село Актаныш в Татарской АССР, где появился на свет мальчик Витя Афанасьев. Самая обычная трудовая семья. Мы знаем, как возмущался Виктор Григорьевич, когда с начала так называемой перестройки упорно стали внедрять в наш обиход ненавистное ему словечко «элита» — для определения неких «избранных». И себя таковым, конечно, не считал. Оставался со своим народом, какие бы испытания на долю народную ни выпадали.

Надо заметить, что ещё в школе, которую он окончит с отличием, проявились редкостные его способности и сильнейшее стремление к учёбе. Один из учителей, предрекавший незаурядному воспитаннику научную стезю, после прощания с ним напишет в письме юноше: «Скромность в сочетании с прекрасным умом, чистым сердцем, настойчивостью и целеустремлённостью дадут жизни и обществу Человека в вашем лице».

Однако тогда мечты о науке пришлось отложить. Вместо этого Виктор Афанасьев становится лётчиком и вскоре оказывается в самом пекле Великой Отечественной войны.

О том, как он воевал, говорят его боевые награды, в числе которых орден Красной Звезды и медаль «За отвагу». А ещё большой радостью для него (совершенно необыкновенной!) стала встреча на фронте со своим отцом. По невероятному стечению обстоятельств они сошлись в одном воздушном полку. Но провоевали вместе недолго: Григорий Яковлевич погиб в бою.

Матери В.Г. Афанасьева из-за нелепой ошибки принесли сразу две похоронки — на мужа и сына. К счастью, трагическое недоразумение довольно скоро разрешилось...

В том же 1943-м он вступает в ряды Коммунистической партии, верность которой сохранит до конца. А что конкретно означала для него верность Советской Родине и партии Ленина? Делать во имя них максимум того, на что способен.

В 1945-м участвует в освобождении Китая от японских захватчиков, и начинается послевоенная жизнь капитана В.Г. Афанасьева. Продолжая воинскую службу в Хабаровске, а затем в Чите, он осознаёт, что интерес к науке у него не исчез. В эти годы серьёзно увлёкся философией, много читал. И, наконец, принимает решение: поступить на заочное отделение единственного тогда в Чите вуза — педагогического института.

Это произошло летом 1949 года, а уже в октябре следующего, 1950-го, он с отличием институт окончил: за 15 месяцев вместо положенных 5 лет!

В 1951-м, снова заочно, поступает в аспирантуру Московского областного педагогического института им. Н.К. Крупской (МОПИ, ныне Московский государственный областной университет), на кафедру философии. И опять одолел курс в кратчайший срок, занявший у него вместо положенных 5 лет всего 18 месяцев. Итогом стала защита в июне 1953 года кандидатской диссертации.

Теснота газетной площади, к сожалению, не даёт возможности рассказать о многом и многом из жизни этого замечательного человека, вызывающего искреннее восхищение. Но изначальное очевидно: своих целей он добивался не каким-то ловкачеством, уловками и хитростями, а только трудом и талантом.

Приведём ещё лишь один пример. После защиты кандидатской диссертации старшие товарищи, особенно его научный руководитель профессор И.Д. Панцхава, стали доказывать, что он — прирождённый философ и ему надо работать со студентами в вузе. По настоятельным советам Виктор Григорьевич из армии демобилизовался, приняв предложение переехать в Челябинск и работать старшим преподавателем на кафедре философии ЧГПИ — тамошнего пединститута.

Вот здесь-то и происходит весьма примечательное событие, сразу сделавшее В.Г. Афанасьева известным всей стране. В 1959 году был объявлен Всесоюзный конкурс на лучший популярный учебник по философии, итоги которого подводились в следующем году. Афанасьев принял участие в этом соревновании — и с блеском победил!

А ведь конкурс был закрытый, то есть представлены работы фактически анонимно, и никто из членов жюри даже помыслить не мог, что выигрывает безвестный доцент провинциального института. Однако именно его текст признали особенно значимым, отличающимся простотой и вместе с тем глубиной изложения.

В том же году эта работа была издана под названием «Основы марксистской философии. Популярный учебник» — тиражом 150 тысяч экземпляров! Затем название было заменено на «Основы философских знаний», и в общем эта уникальная книга выдержала 24 издания только на русском языке (14 переработанных и 10 стереотипных), составив тираж в несколько миллионов экземпляров.

Учебник перевели на 60 языков народов мира. В 1983 году он был удостоен Государственной премии СССР, а в 1987-м издан в США. Продолжением успешной работы Виктора Григорьевича для молодёжи стал и ещё один талантливо написанный им учебник — «Научный коммунизм», также очень востребованный и в Советском Союзе, и за рубежом.

То, что наш главный редактор сумел сделать в науке, трудно переоценить. Вот, например, отзыв о нём президента Академии наук СССР (1987—1991) академика Г.И. Марчука: «Это очень крупный, выдающийся учёный с мировой известностью, работающий в нескольких направлениях».

Причём следует подчеркнуть, что все эти направления не только были, но и остаются исключительно актуальными, жизненно важнейшими. Во многом опережая своё время, академик В.Г. Афанасьев работал на будущее, и недаром его труды, посвящённые научному управлению обществом, с особым вниманием изучаются и переиздаются ныне в социалистическом Китае.

Не утратил своей значимости и колоссальный опыт советской прессы, в котором вклад «Правды» под руководством В.Г. Афанасьева занимает весьма существенное место. Да, газета старалась творчески выполнять предписанную ей В.И. Лениным миссию коллективного пропагандиста, агитатора и организатора. Но вместе с тем, проводя линию партии, она по-ленински боролась против тех, кто партию дискредитировал, в том числе находясь на высоких постах.

Иногда это вызывало серьёзные конфликты, попытки газету «одёрнуть», «приструнить», однако аргументированную критику «Правда» не снижала, оставаясь и в этом смысле примером для других газет.

А примером твёрдости и принципиальности для всех журналистов «Правды» был он, её главный редактор. Об этом забывать нельзя.

***

В.Г. Афанасьев:

Случилось так, что судьба привела меня в «Правду», и этот приход в газету был самым знаменательным событием в моей жизни. Благодарю газету, её замечательный коллектив за политическую науку, которую он мне преподал.

1992 год.

* * *

История «Правды» — сложная, противоречивая. И это естественно, ведь газета отражала ещё более сложную и противоречивую историю России, потом Советского Союза, историю Компартии. «Правда» стояла у истоков создания партии коммунистов и вместе с ней пережила её трагедию в августе 1991 года.

«Правда» — живой, постоянно движущийся, пульсирующий, изменяющийся организм. Она подобна человеку. Как и у любого человека, в её жизни были взлёты и падения, свои светлые и тёмные страницы. Мне повезло, время моей работы в «Правде» совпало с временем её расцвета...

Многое нам удавалось. А ещё больше, к сожалению, не удавалось. Если бы нам всё удавалось, то жил бы великий Советский Союз. Одна из трёх великих держав мира, один из полюсов концентрации силы, притяжения, влияния: Советский Союз, Соединённые Штаты Америки и Китайская Народная Республика. Сейчас осталось два полюса — США и КНР. Берегись, Китай, даров данайских...

1993 год.

* * *

Я часто испытываю чувство тревоги, безысходности. Порушено дело, которому посвятил всю жизнь. И дикая мысль приходит в голову: а не лучше было бы погибнуть вместе с миллионами сверстников во время войны? Чтобы не видеть развала великой страны, невиданного в истории вероломства, предательства, чудовищного издевательства над народом, своим умом и руками создавшим могучую державу. И только вера в народ, в его светлый ум и умелые руки, вера в Россию, которая, без сомнения, выдержит испытания, выстоит, воспрянет и духом своим, и плотью, такая вера даёт мне силы.

1994 год

(последний год его жизни).

***

 

18 ноября — 100 лет со дня рождения главного редактора «Правды» в 1976—1989 годах академика Виктора Григорьевича Афанасьева

 

От имени фронтовиков

Когда меня утвердили руководителем «Советской России», пошёл я, пользуясь правом земляка, к Виктору Григорьевичу Афанасьеву и попросил совета, как научиться быть главным редактором. «Научиться нельзя, — сказал он. — Им можно только стать, если способен много работать и не жалеть себя».

Потом продолжил: «А что касается наиболее важных качеств главного редактора, то, я думаю, это в первую очередь не мешать ребятам (журналистам газеты) работать, проявлять себя в полную силу».

Как-то поздно вечером шли мы вместе домой после журналистской встречи, и зашёл разговор о войне. Я знал, что он в прошлом фронтовой офицер, награждённый боевыми орденами и медалями, потому спросил его о судьбе школьных товарищей-соучеников. Он рассказал, что из десяти сверстников его класса с войны вернулись только двое. Помолчав, добавил: «Помню об этом всегда». А мне в таком его признании послышалось: «Живу и работаю за них».

О том, как он умел работать, причём в любых условиях, ходили легенды. На самом же деле эти легенды отражали реальность. Был и такой рассказ — об афанасьевских двух страницах. Что бы ни случилось, как бы ни был занят, в течение дня обязан выдать две страницы научного текста. Если не удалось сегодня, то назавтра нужно было сделать четыре страницы. Но уж если так сложилась неделя, что не смог написать должные двенадцать страниц, то обязан это сделать в воскресенье.

Я спросил Виктора Григорьевича: неужто правда? И он ответил без всякого пафоса: «А что делать, если хочешь что-то сделать в науке?»

Работоспособность у него была просто фантастическая!

Михаил НЕНАШЕВ,

партийный и государственный

работник, в том числе бывший главный редактор газеты

«Советская Россия».

 

Первопроходец научных путей

В науку он вошёл в первую очередь как философ. Его докторская работа по проблемам целостности показала глубину обобщения идей не только в философии, но и в естественных науках, особенно в биологии. К этим идеям он затем возвращался постоянно, став основоположником системного анализа. Именно на принципах системности основаны практически все его труды.

Что касается социологии, то многие его работы, особенно «Научное управление обществом» и «Человек и управление», сформулировали не только теоретические, но и прикладные, методологические основы эмпирического исследования проблем изучения общественного сознания и поведения. В связи с этим надо назвать далеко не всегда вспоминаемый факт.

Став руководителем кафедры научного коммунизма Академии общественных наук при ЦК КПСС, он в начале 1960-х создал социологическую лабораторию, внимание которой на первом этапе было привлечено к изучению эффективности средств массовой информации. Именно эта лаборатория дала путёвку и направление дальнейшей деятельности многим видным в будущем социологам. К примеру, здесь впервые заявили о себе такие начинающие тогда учёные, как В.А. Ядов и А.Г. Здравомыслов, много сделавшие потом для развития нашей социологии. К этой социологической подготовке были причастны и некоторые партийные работники, тоже ставшие известными учёными.

 

Жан ТОЩЕНКО,

член-корреспондент Российской

академии наук, был аспирантом

под научным руководством

В.Г. Афанасьева.

 

Всегда в поиске

Запомнился первый непосредственный рабочий контакт с Виктором Григорьевичем как главным редактором. К 60-летию Октября мы с Василием Покрововым, тогдашним собкором по Волгоградской области, опубликовали в «Правде» большой очерк о становлении одного из индустриальных гигантов первых советских пятилеток — Сталинградского тракторного завода. Попытались мы в очерке показать и портреты первостроителей. Тогда ещё многие из них были живы и вспоминали разные истории, связанные с обретением рабочей и жизненной закалки.

В общем, главной темой очерка было: люди создавали завод, а завод создавал новых людей. Так вот Виктор Григорьевич вдруг по-особому заинтересовался этим материалом. И в беседе выяснилось, что сам он как раз работает над такой темой. Считает, что проблемные социологические материалы, связанные с воспитанием, трудовым и нравственным становлением поколений, вступающих в жизнь, должны занимать более заметное место на страницах «Правды».

Для меня он, Афанасьев, представляется одним из последних романтиков уходившей эпохи. Человеком, беззаветно верившим в лучшее, светлое будущее страны и в то же время находившимся в постоянном поиске, с аналитическим умом учёного, всё отчётливее осознававшего близость надвигавшегося кризиса. Это так или иначе проявилось и в его научных трудах, и в газетной публицистике.

Афанасьев был пишущим главным редактором, он много и охотно ездил по стране, особенно по союзным республикам. И его очерки после этих поездок были наполнены яркими свидетельствами достижений братских народов СССР в экономике и культуре. Поднимались тут и острые проблемы развития, требующие большего общественного внимания. А по журналистскому мастерству публикации Главного тоже становились замечательной школой для всех нас.

 

Николай КОЖАНОВ,

правдист с 1960 года.

 

За каждым письмом — человек

Все в нашей редакции знали, какое важнейшее значение придаёт Виктор Григорьевич Афанасьев работе с письмами трудящихся. Мы ежедневно получали их тогда мешками (буквально!), и отдел писем был самым многочисленным по составу. Каждый день приезжали люди со своими проблемами также в общественную приёмную «Правды». Среди проблем этих были такие, с которыми приходилось обращаться к Виктору Григорьевичу как члену ЦК КПСС.

С восхищением вспоминаю, насколько серьёзно и внимательно относился он к непростым человеческим просьбам. Будучи очень, очень загруженным, терпеливо и заинтересованно выслушивал меня, высказывал своё мнение, советовал, как поступить, как скорее и справедливее разрешить поднятый вопрос. Нередко сам подключался к решению.

Вот, например, лишь один факт. В приёмную приехала однажды мать 14-летней девушки. Заливаясь слезами, рассказывала, что её дочь — инвалид, что у неё одна нога значительно короче другой. Сейчас есть возможность ей помочь. Операцию могут провести в Кургане, у знаменитого Илизарова, в клинике травматологии и ортопедии. Но — там огромная очередь: дочери назначают операцию аж через 7 лет! Значит, самые лучшие молодые годы она вынуждена будет с трудом передвигаться, хромая на укороченной ноге...

Главный редактор тяжко задумался, а затем попросил подготовить письмо на имя Гавриила Абрамовича Илизарова. И тут же я услышала: «Но если очередь на операции так затягивается, то надо помочь не только отдельным больным, а и самому доктору, всему персоналу клиники. Буду ставить вопрос в верхах».

Он не только сказал это, но и сделал. Нет уже Виктора Григорьевича, но работает институт, корпуса которого построены на месте клиники в Кургане. Здесь последователи доктора Илизарова принимают пациентов гораздо больше из всех регионов России, в чём безусловная заслуга и нашего главного редактора В.Г. Афанасьева.

Нона ПОЛЯНСКАЯ,

бывшая заведующая общественной

приёмной «Правды».

***

 

Виктор КОЖЕМЯКО, журналист «Правды» с 1963 года, ныне член редколлегии, политический обозреватель, член ЦК КПРФ.

Разумеется, должность главного редактора главной газеты страны, да ещё не оставляющего и своей научной работы, — это по плечу мало кому. В первую очередь хочу отметить присущее Виктору Григорьевичу постоянное чувство долга за ответственное дело, ему вверенное. Причём проявлялось это не только в отношениях с нами, его подчинёнными, но и с вышестоящими руководителями, особенно если кто-то из них был не прав.

 

Например, идёт совещание наших собкоров, собравшихся со всех концов страны. По установившейся традиции приезжают выступать перед ними секретари ЦК. И вот в таком выступлении звучит критика корреспондента, чей острый материал наделал недавно много шума. Я смотрю на Виктора Григорьевича и вижу, как он меняется в лице. «Ой, сорвётся!» — мелькает мысль. А он, едва большой начальник отговорил, с мальчишеской запальчивостью начинает возражать.

Не единственный случай такого свойства, далеко не единственный. Я уж знал это его выражение лица, когда, казалось, скулы у него сжимались, а в глазах появлялся какой-то отчаянный отсвет. И говорить он обычно начинал, переча большому начальству, с интонацией искренней обиды.

Конечно, он «портил» себе жизнь, допуская в сугубо служебную сферу человеческие чувства — без усечения и маскировки. Его открытость, уверен, причиняла ему «лишние» неприятности и даже боль. Но как это отражалось на руководимом им коллективе? По-моему, создавало замечательную атмосферу, какой я мог бы пожелать любому людскому сообществу.

Основное было в том, что из кабинета, где находился Главный (а главного редактора, наверное, во всех редакциях за глаза коротко называют только так), исходили им­пульсы не высокомерия, устрашения, а товарищества, доброжелательства, человеческой теплоты. В его кабинет ты мог войти почти беспрепятственно, да и вовсе не только кабинетным было наше общение с Виктором Григорьевичем. Его можно было остановить на ходу где-нибудь в коридоре или затеять деловой разговор прямо в лифте, а потом продолжить по мере надобности.

Словом, он был доступен, он был рядом, и его чувства — не какого-то небожителя, а твоего старшего товарища! — всё время будто перетекали к тебе, создавая ощущение непрерывного контакта. И работать в таком контакте куда как отраднее и легче! Хорошо, что это продолжено и при нынешнем нашем главном редакторе Борисе Олеговиче Комоцком.

Вспоминаю также афанасьевские резолюции на лучших материалах выходящего номера. Резолюции эти были предельно краткими, состояли нередко из одного слова, но действовали на нас с необыкновенной духоподъёмной силой. И не только потому, что слова были высокими. А ещё и оттого, что ты сразу проникался несомненной и прямо-таки за сердце берущей искренностью: «Великолепно!», «Сильно сделано», «Отлично!», «Замечательно!». Ты читал это, написанное крупным и прямым его почерком, и чувствовал, что оценка вырвалась у него из глубины души, а не просто сформулировалась в голове академика. Хотя, безусловно, логика учёного при каком угодно градусе эмоциональности ему не из­меняла, что в наших глазах придавало таким его восторженным оценкам ещё больший вес и дополнительную значимость.

Умение радоваться честному успеху товарища — драгоценное качество в любом человеке. А в руководителе оно особенно важно, тем более если речь идёт о коллективе, который называется творческим.

 

* * *

Особыми страницами моего общения с Виктором Григорьевичем становились наиболее острые газетные выступления, готовившиеся в отделе партийной жизни, который я возглавлял. О чём они были? В чём состояла их острота? В том, что критиковались партийные руководители высокого ранга. Чем выше был ранг, тем острее реакция.

А бывало, критика в адрес секретаря

обкома партии союзной республики воспринималась руководством этой республики и на свой счёт. И вот уже вступает в действие член Политбюро ЦК КПСС, первый секретарь ЦК Компартии Украины Владимир Васильевич Щербицкий, защищая секретаря областного комитета, раскритикованного в материале нашего замечательного собкора по Украине Михаила Одинца.

От позиции главного редактора ох как много зависело! И в опубликовании таких материалов, и в отстаивании своей правоты тогда, когда на того или иного корреспондента, на отдел начиналось насту­пление, весьма мощное подчас. Так было с тем же Щербицким, потребовавшим — ни много ни мало! — убрать Одинца из «Правды».

Виктор Григорьевич держался героически. Я вообще не помню случая, чтобы он ударился в панику, когда нависала даже крайне серьёзная опасность. Наоборот, мобилизовался до предела. Наверное, так бывало у него на фронте во время рискованной атаки. Мобилизоваться, сосредоточиться, держать себя как можно спокойнее! И ведь в ситуациях, казавшихся совсем безнадёжными, благодаря ему удавалось нам выстоять. Даже Одинца он спас — как-то сумел перевести из Киева в аппарат, а потом, когда страсти улеглись, тот вернулся на Украину.

Во всех острых ситуациях главный редактор не отделял себя от корреспондента и отдела, которые «попали в переплёт». Сколько мороки, сколько тяжелейших дней и ночей пришлось перенести, скажем, когда собкор по Тульской, Рязанской и Калужской областям Владимир Швецов отстаивал честь ставшего позднее легендарным председателя колхоза Василия Стародубцева! Эти материалы шли через наш отдел, накаляя градус сопротивления в Тульском обкоме до высшей отметки. А какие-то просчёты, допущенные корреспондентом, пусть и совсем незначительные, непременно брались на учёт и обращались против «Правды».

Дошло до Комитета партийного контроля при ЦК КПСС. Вызвали туда Швецова и меня. И вот вечер накануне. Приходит в наш отдел Виктор Григорьевич, садится рядом с нами, начинает разговаривать о том о сём. Семейный эдакий разговор. Добрый, спокойный. Как будто и не предстоит завтра нам с Владимиром Ивановичем партийного суда на высшем уровне.

— Ничего, ребята, будем держаться, — говорит Главный на прощание. — Дело наше такое.

Он уходит своей прямой и ровной походкой, а у нас сил внутри словно прибыло. Будем держаться!

И держались. В той истории по защите Стародубцева тоже ведь выстояли.

 

* * *

Жизнь в газете то и дело устраивала экзамен на прочность. Однако она несравнимо усложнилась с началом периода, который был назван перестройкой. Для Виктора Григорьевича стал он, в моём представлении, самой горькой полосой.

Нет, совсем не потому, что Виктор Афанасьев был от природы каким-то замшелым консерватором, категорически не принимающим новое. Чепуха! Это ему приклеивали ярлык консерватора — кстати, как и многим другим весьма достойным людям. Приклеивали, чтобы дискредитировать, оглупить, вывести из строя. А горечь так называемой перестройки заключалась для него в том, о чём очень метко сказал Николай Алексеевич Некрасов, характеризуя сходное время девятнадцатого века: «Бывали хуже времена, но не было подлей».

Действительно, главная сложность периода, наступившего вместе с приходом Горбачёва и «горбачёвцев», состояла в его подлости. И для такого человека, каким я знал Виктора Григорьевича Афанасьева, это должно было стать органически невыносимым. Он был честен, а надо было крутиться и лгать. Он был добр, а погоду делали злые люди, подобные печально знаменитому А.Н. Яковлеву. Он всегда старался оставаться самим собой, а требовалось изменить и себе, и своим убеждениям.

Сегодня, когда вглядываешься в то время, понимаешь, что пер­вой задачей, которую поставили перед собой «перестройщики», было сбить людей с толку, запутать, закружить, оглушить, чтобы сквозь обрушившиеся словесные бурления никто не мог понять истинной цели, к которой начатое должно было привести и в конечном счёте привело.

Туманность и зыбкая неопределённость во всём стали своего рода фирменным знаком времени, определив саму его атмосферу. Ну и, конечно, стиль горбачёвского руководства, в том числе газетой, остававшейся органом Центрального Комитета правящей пока партии. Чего хотели от неё, от «Правды», Горбачёв и его подельники? Чтобы она «перестраивалась»? Хорошо, допустим. Но какой конкретно смысл вкладывался в это понятие?

Виктор Григорьевич нервничал. Пожалуй, именно это состояние вспоминается как особенно для него характерное в наступившем «времени перемен». И не сама по себе необходимость перемен заставляла нервничать. Объективную необходимость все мы чувствовали, а уж он-то, наверное, более всех. Потому и объявленная перестройка поначалу была встречена в редакции с искренним одобрением. Но вот чем дальше, тем больше приходилось задумываться о характере и содержании перемен, как они диктовались «сверху».

Вообще-то могло показаться, что диктовки особой нет. Ведь конкретных указаний: «Активнее разваливайте партию!» — прямо не давалось. И к капитализму никто из «архитекторов перестройки» не призывал. Наоборот же: «Больше демократии, больше социализма!» — вот что глаголил Горбачёв.

Но это всё, как мы понимали постепенно, были слова, слова, слова.

Говорили «перестройщики» одно, а делали — совсем другое. Оттого и стиль говорения во многих газетах приобрёл характер поразительной вязкости, когда при всём старании далеко не сразу поймёшь, что же автор хочет сказать. Вскоре, при будущем главном редакторе Фролове, и у нас появятся такие мастера. Убей меня, но не мог я постигнуть этого поразительного мастерства — что-то говорить и ничего не сказать! По-моему, Виктора Григорьевича такой стиль тоже сильно озадачивал и раздражал. А ведь шёл он, стиль этот, оттуда же, «сверху».

— Опять Яковлев заявил, что партотдел в «Правде» медленно пе­рестраивается, — говорит мне Виктор Григорьевич, оставив после заседания редколлегии.

И надо было слышать, как он это говорит! С недоумением, внутренним несогласием и ощутимым сочувствием мне. Испокон веку существовало, существует и будет существовать то, что называется руководящим указанием. Думаю, первое условие действенности его — ясность. Но мог ли главный редактор что-либо мне ясно указать, если для него самого указание, даваемое А.Н. Яковлевым уже не в первый раз, оставалось совершенно туманным?

Хотя, конечно, в принципе он всё более понимал, какие косвенные ориентиры нам даются — через «Московские новости» или «Огонёк». Там, начав с изощрённой и тщательно замаскированной артподготовки, очень скоро перешли к массированному обстрелу партии, к развёрнутой и непрекращающейся пальбе по ней из всех орудий. Но разве допустимо такое в «Правде», которая, повторяю, была органом этой партии?

Требовалось стать по существу во враждебную позицию к партии коммунистов, к социализму, который строился под её руководством в нашей стране, ко всему многолетнему советскому периоду истории страны. Он, Виктор Григорьевич Афанасьев, на такое был не способен.

Помню, сколько было мучений, когда в редакции готовилась статья о тогдашнем литературном бестселлере «Дети Арбата». Кто был автором статьи, я уже забыл. Но собирались, обсуждали, вносили всяческие поправки. «Сверху» давали понять, что разнести в пух и прах роман, уже официально признанный культовым для «перестройки», недопустимо. А вместе с тем я чувствовал и понимал, что для моего главного редактора, глубоко советского русского человека, фронтовика, истинного коммуниста, недопустимо одобрять тот образ родной страны в тридцатые годы, который создан был писателем Анатолием Рыбаковым на страницах его превозносимой до небес книги.

— Да не так это было! — вырвалось у Афанасьева по ходу обсужде­ния. — Совсем не то мы чувствовали по отношению к Сталину!

Он ведь сам был свидетелем и участником событий того времени. И совесть его не могла принять неправду. Хвалебная статья о «Детях Арбата» в «Правде» так и не появилась.

 

* * *

К сожалению, по воле свыше появились у нас некоторые другие материалы, в связи с публикацией которых Виктор Григорьевич не мог не огорчаться. Скажем, редакционная статья, в которой резко критиковалось нашумевшее письмо ленинградки Нины Андреевой в «Советской России» под заголовком «Не могу поступаться принципами». Вымученная, состоящая из общих пустых фраз и абсолютно неубедительная, та статья для «Правды» писалась по распоряжению из ЦК сперва несколькими редакционными сотрудниками, а потом включились уже и «команда Яковлева», и сам он, «архитектор перестройки». Главного редактора в данном случае поставили перед необходимостью печатать это буквально в приказном порядке, причём как материал особой важности.

Но пережил он такое очень тяжело! Свои глубочайшие сожаления по этому поводу тогда же высказал Е.К. Лигачёву, о чём Егор Кузьмич мне рассказал позднее, а затем напечатал это признание в «Советской России».

Афанасьева гнули, но получалось плохо. Не гибким оказался в «их» смысле! Кое-кто на сей счёт даже высокомерно сочувствовал ему, выражая, так сказать, «соболезнования». В Колонном зале Дома союзов, на вечере в честь Дня печати и юбилея «Правды» (75 лет исполнилось газете в 1987 году!) после доклада Виктора Григорьевича в перерыве подошёл ко мне его бывший заместитель, став­ший главным редактором «Известий», и со вздохом прокомментиро­вал: да, дескать, не меняется, по-старому говорит...

А что значило для «них» по-новому? Когда я в те времена попал в командировку в Испанию, наш собкор Волков рассказал о недавнем приезде большой группы так называемой творческой интеллигенции из нашего Отечества. Как говорили тогда, «прорабов перестройки», её правофланговых. И вот в одном из застолий, крепко выпив, Гавриил Харитонович Попов выдал кредо, которым они руководство­вались: «Чем хуже, тем лучше». То есть чем хуже для страны, тем лучше для них.

Мог ли Виктор Григорьевич Афанасьев принять такое кредо и своей деятельностью его поддержать? Нет, конечно! И потому на посту главного редактора «Правды», главной газеты правящей партии и всей страны, которые теперь требовалось разваливать, он был уже обречён. Но ушёл несломленным.

Правда дороже жизни была для него, как для советского человека и коммуниста. Замечательно и глубоко справедливо, что многие годы именно этот человек возглавлял газету, которая так и называется — «Правда».