Давайте с вами поговорим на основную тему этой недели, по основному сюжету – по поводу засухи и лесных пожаров.
Мне довелось, как, собственно, и значительной части редакции журнала «Вокруг света», сделать довольно большую и, на мой взгляд, очень интересную подборку материалов, которую на сайте «Вокруг света» можно видеть на эту тему. Там есть, в частности, интересный исторический очерк по поводу того, что, собственно, происходило в России с такого рода засухами и с лесными пожарами. Ну и можно было догадаться об этом заранее, и так оно, на самом деле, и оказалось. Конечно, все это происходит регулярно с частотой примерно раз в 50 лет, с очень давних времен регистрируются такие события – еще в «Повести временных лет» есть упоминание о такого рода катастрофической засухе. Ну, конечно, в масштабах человеческой жизни это все встречается страшно редко, 50 лет – очень большой срок, а в масштабах жизни страны и в масштабах исторического развития, в общем, вполне себе такое периодическое событие. 72-й год многие помнят, и многие сейчас вспоминают о том, что тогда происходило – тоже были торфяные пожары очень значительные вокруг Москвы. В 36-м году еще происходило что-то подобное, как говорят нам специалисты, тоже были вполне сравнимые по масштабам события. Такое впечатление, что что-то вообще должно меняться, да? Через каждые 50 лет развитие какое-то происходит, прогресс какой-то случается. И вообще, мы с вами вправе исходить из того, что то, что было возможно в 36-м году, и то, что было неизбежно в 72-м году, то окажется невозможным сегодня и этого удастся как-нибудь избежать. Между тем, нет такого впечатления, что Россия сегодняшняя готова к такого рода событиям. Вообще, конечно, проще всего здесь начать говорить, что вот, «кровавые псы путинского самодержавия» опять во всем виноваты, опять все испортили, опять ни к чему не подготовились и так далее. Можно на этом месте поставить точку, и заведомо не ошибешься. Не хочется находиться на этой позиции, а хочется немножко поглубже и поподробнее.
А поподробнее получается вот что. Дело в том, что, действительно, примерно с середины 2000-х годов в России по разным причинам случилось то, что теперь называют демонтажем системы лесного хозяйства. Совершенно в этом виноваты не большевики-коммунисты, отнюдь не демократы из кровавых или каких-то там, не помню, ужасных 90-х, а все это начало происходить в начале 2000-х годов, возглавила этот процесс партия «Единая Россия», которая для этого выдвинула тогда особую программу, она называлась «Российский лес». Руководила этой программой высокопоставленная дама, важный чиновник из партии «Единая Россия». Ее зовут Наталья Владимировна Комарова. Она в то время руководила, от имени «Единой России», разумеется, Комитетом по природопользованию и природным ресурсам Государственной Думы. Именно во главе с нею и под бдительным руководством партии «Единая Россия», а на самом деле, мы с вами пониманием, никакой партии «Единая Россия» как самостоятельного субъекта политической игры в России не существует, не существует никаких инициатив партии «Единая Россия», не существует ничего, что партия «Единая Россия» делала бы, потому что она считает нужным, она или какие-то ее деятели, этим заниматься. Нет, ничего подобного. Партия «Единая Россия» - это прикрытие, это механизм, с помощью которого проводит свои решения администрация президента РФ в то время, сейчас все чаще и чаще правительство, поскольку становится понятно, что это какие-то не совсем совпадающие две силы – правительство и администрация президента, у них какие-то отдельные появляются намерения. Ну, в общем, короче говоря, российское руководство решило на тот момент избавиться как-нибудь от имевшейся на то время системы лесного хозяйства в России. Принимался Лесной Кодекс, он был принят в 2006 году и с 1 января 2007 года вступил в действие. И, по этому кодексу, ответственность и вообще вся деятельность, связанная с охраной российских лесов, в частности, пожарной охраной, перешла, была сброшена с себя государством, федеральной властью, и передана под ответственность местных органов власти, а также арендаторов, которые, в свою очередь, получали вместе с правами на арендованные ими лесные участки также и обязанность за ними следить. И постепенно государственная система начала разваливаться. Это начало происходить очень быстро. Произошло, по-моему, четырехкратное сокращение численности там, перестали поступать туда ассигнования, перестала поступать новая техника. Да, она, в общем, давно уже и не поступала, просто об этом перестали как-то думать. В чем дело? Зачем это все было сделано?
Дело в том, что этот самый Лесной Кодекс был нужен совершенно не для этого. Вся история с Лесным Кодексом – это была история об эксплуатации лесов в России, о том, кому можно их вырубать и на каких основаниях, что принимает решение об этом, кто выдает разрешение на вырубки леса и на заготовку древесины. Соответственно, кто получает за это сначала взятки, потом откаты, кто пилит, собственно, эти деньги из государственных чиновников. И вот об этом шла вся дискуссия. И тогда вот эта самая программа «Российский лес», которую возглавляла госпожа Комарова… Госпожа Комарова, кстати, не бедствует с тех пор, она продолжает свою замечательную политическую карьеру. Сегодня она губернатор Ханты-Мансийского автономного округа, совсем недавно была рекомендована президентом, и, разумеется, без малейших проблем посажена на этот стул. Так вот, об этом шла тогда вся дискуссия – о приватизации российских лесов, тогда была большая общественная дискуссия на эту тему, и легкого режима приватизации тогда принято не было. Но то, что касается вот этого вот контроля за эксплуатацией, да, все это сменило хозяина, а тем временем ответственность за состояние лесов, за пожарную безопасность, ну, там не только пожарная, лес – живой организм, ему много чего угрожает, лес время от времени болеет, лес время от времени переживает разные периоды своего развития, лес имеет тенденцию стареть, на его месте появляется молодой лес, потом один сменяет другой, и так далее – в общем, это целая большая история, и испокон веку целая армия людей этим занималась – и присматривала за этим, и в какой-то мере помогала этому, и в какой-то мере оберегала леса от деградации, и это интересовало очень многих. Вспомните пьесу Чехова «Дядя Ваня», вспомните, что там есть персонаж, который как-то очень подробно и серьезно этой проблемой интересуется. А если посмотреть на рукописи Чехова, можно обнаружить, что в ранних своих редакциях эта пьеса вообще была в основном посвящена такого рода лесной тематике. Так что Россия очень этим всем интересовалась долгие десятилетия и века, и российская интеллигенция в лучшем смысле этого слова очень была этим озабочена и в каком-то смысле слова увлечена. Ну, что же, все это сошло на нет. Все это сошло на нет уже, что называется, в последнее путинское время, в 2006 году законодательно было закреплено, что российский лес охранять не нужно. И это привело к тому, вот я нашел такие сведения, что до принятия Кодекса примерно 70 тысяч человек в России непосредственно были заняты охраной леса, они были то, что называется лесники-обходчики, то есть это были люди, которые каждый день были заняты тем, что следили за тем, что происходит на том лесном участке, который им доверили, и это была основная их работа. Чаще всего они, собственно, там и жили. Еще примерно 130 тысяч человек занимались другими работами, связанными с состоянием леса, с наблюдением за ним и так далее. Всего получается около 200 тысяч. После принятия Кодекса 2006 года по всей России осталось таких людей в целом, вообще людей, которые профессионально занимаются уходом за лесом, наблюдением за лесом, каким-то мониторингом, современным языком выражаясь, того, что в лесу происходит. Таких людей осталось 12 тысяч человек. Вот такая, собственно, разница.
Ну, по поводу техники тоже можно сказать много интересного. Потому что понятно, что современное все это лесное хозяйство абсолютно немыслимо без современного технического обеспечения. Часто говорят о самолетах в этой ситуации как о чем-то, что больше всего на виду и за чем проще всего уследить и как-то это все посчитать. Ну вот тоже я нашел некоторое количество сведений. Вот если говорить о самолетах для тушения лесных пожаров, это самая современная и самая эффективная, как считается, техника для борьбы с лесными пожарами, в США парк таких самолетов составляет около 150 единиц, в Канаде – больше 120, во Франции, где нельзя сказать, что вся страна покрыта лесами, кто был во Франции, понимает, что их осталось, в общем, не очень много, осталось сегодня около 30 современных пожарных самолета. В России их четыре. Некоторое время тому назад было решение в 2007 году, что их должно стать целых аж прямо семь, но вот как не суждено было выполнить эти грандиозные планы, и на сегодня их четыре штуки на всю страну, вот таких вот современных летающих танкеров. Примерно масштаб можно себе представить.
Что касается государственных ассигнований на охрану лесов от пожара, то она составляет в тех же США, по данным «Гринпис», около двух миллиардов долларов, чуть больше, 2,2 миллиарда долларов. По данным «Гринпис» же, в России это примерно два миллиарда рублей. Ну, поскольку нам с вами легко себе представить разницу между размером рубля и размером доллара, она составляет, грубо говоря, около 30-31 рубля за доллар, вот можем себе представить, что разница в ассигнованиях – 30-31 раз примерно в России и в США, на всю страну.
И вот любопытно, что никакой дискуссии на эту тему я, признаться, не припомню. Никакой особенной общественной бучи по этому поводу ведь и не было. О приватизации лесов говорили, об эксплуатации лесов говорили, а о том, что этим Кодексом, по существу, закрывается система охраны леса от пожаров никто особенно не говорил. Надо сказать, что специалисты сегодня, ответственные, серьезные специалисты, на вопрос о том, а что было бы, если бы этого не произошло, отвечают, в общем, как-то разумно и умерено. Они говорят, что, конечно, с тем, что происходит сейчас, с той ситуацией, которая случилась вот с таким обезвоживанием леса на довольно больших территориях, никакая охрана справиться не может, самая современная, и никакая техника не может предотвратить полностью угрозу пожаров. И мы это видим. Мы видим очень масштабные пожары в Австралии регулярно, которая просто славится этим, такие пожары случаются и в Канаде, и в Испании. Я вот однажды попал, летом во время каникул я был на границе Франции и Испании, на французской стороне этой границы, и своими глазами видел, вокруг меня как-то происходило некоторое количество таких пожаров, и бесконечно говорило тогда об этом французское телевидение, писали французские газеты, что на юге Франции это приобрело характер бедствия. Конечно, по масштабу с тем, что происходит здесь, это сравнить невозможно. Вот последняя достоверная цифра, трехдневной, по-моему, давности: 423 тысячи гектаров леса горит в России на сегодня. Случается это везде. Только что я был в Греции на одном из довольно далеких островов и видел там своими глазами тоже довольно большую территорию, по всей видимости, несколько лет тому назад пострадавшую от лесного пожара, сейчас постепенно все это там восстанавливается. То есть это происходит, конечно, но штука заключается в том, что в той ситуации, когда есть вот эта вот система наблюдения, система мониторинга за состоянием леса, и систематически за лесом смотрят, просто гораздо меньше пожаров, что называется, выходит из-под контроля. Они возникают, и с ними удается справиться на раннем этапе. Для лесного пожара это, на самом деле, ключевой фактор – как быстро начали с огнем бороться. Если это происходит в короткий срок, то почти всегда удается обойтись какой-то небольшой пострадавшей территорией, стоит чуть-чуть этот процесс запустить, что-то такое не заметить, не досмотреть, не доехать, не добраться, не добежать, и все это принимает совершенно катастрофические масштабы, а то принимает и формы особенно опасные, в каких-то случаях вот таких торфяных пожаров.
Кстати, надо сказать, что касается московской ситуации, то тут можно вспомнить, откуда, собственно, взялась проблема торфяных пожаров в Москве. В сущности, московская природа оказалась жертвой энергетики, если хотите. Торф – очень удобное и дешевое топливо для электростанций, и вот в военные и первые послевоенные годы было принято решение осушить значительное количество торфяных болот вокруг Москвы, чтобы брать оттуда торф для тех электростанций, которые питают Москву. И, собственно, вот тогда это и было сделано. Осушать торфяные болота довольно просто, и это такое дешевое топливо. Об экологии в то время как-то никто более или менее не задумывался. И вот, собственно, материал для этих пожаров тогда был создан, и вокруг Москвы довольно много вот таких вот торфяных выработок. Некоторые из них брошенные, они представляют собой особенную опасность. Или значительное количество болот, которые были осушены, но так никогда там и не разрабатывали торф – они как бы дожидаются своей очереди и, возможно, никогда уже не дождутся, потому что с тех пор технология изменилась, и найдены более эффективные виды топлива. И, собственно, сегодня уже не так много электростанций этим самым торфом питается. А может, и вообще не питаются – я не специалист, не могу вам сказать. Но у меня есть такое ощущение, что это какой-то позавчерашний день, и вряд ли сегодня это имеет особенно большое значение, такое, энергетическое.
Что касается ответственности государства за это за все, то давайте мы все-таки с вами вернемся к некоторым таким философским истокам этого дела. Знаете, государство, оно как футбольный судья: говорят, что хороший футбольный судья – это такой, который вроде присутствует на поле, но которого никто не замечает. Игра идет, события развиваются, а есть там судья, нет его, принимает он какие-то решение или нет, вроде как даже и непонятно, где он тут бегал. Это критерий качества судейской работы. То же самое и с государством. Когда все в порядке, хорошее государство – это такое государство, которое не замечает никто, которого как бы нет, которое не мешает гражданам жить, не мешает проявлять инициативу, но именно в каких-то рискованных, а может быть, экстраординарных, катастрофических обстоятельствах, в этот момент государство должно выходить на первый план и задействовать те специфические ресурсы, которые у него есть. Специальные органы поддержания порядка, армию и так далее. Сегодня мы видим очередной пример того, что с кризисными, экстраординарными ситуациями государство российское сегодняшнее не справляется. Оно не для этого себя предназначает. Несмотря на то, что на протяжении долгих лет оно мотивировало множество своих действий созданием т.н. «вертикали власти» и системы, в которой быстро и эффективно принимались бы чрезвычайные решения, сегодня мы видим, что все это устроено крайне кустарным образом. На мой взгляд, верх вот такой вот административной наивности и признания провала этой программы, программы создания вертикали власти, это вот эти самые мониторы, с помощью которых лично Путин, лично премьер-министр страны будет наблюдать за стройками, в ходе которых отстраивается жилье пострадавших на этих самых лесных пожарах. Государство сняло с себя эту ответственность в 2006 году – тихо, беззвучно, стараясь, чтобы никто этого не заметил, избавилось от этой ноши, занято оно было другим, занято было созданием системы распродажи российских лесов и боролось за свое право в лице своих чиновников получать откаты и заносы, как это на профессиональном языке называется, операция та прошла успешно. Сегодня, 4 года спустя, мы за это все расплачиваемся вместе, расплачиваемся тем, чем мы дышим, теми жертвами, которые мы несем, и теми пепелищами, которые остаются вокруг российских больших городов.
Катастрофические лесные пожары постепенно распространяются. Сейчас ими охвачено Верхнее и Среднее Поволжье, постепенно они проникают на российский север, в Архангельскую область, в Коми, в Карелию. Так что, по всей видимости, мы с вами еще довольно долго будем наблюдать за тем, как развиваются эти события. И боюсь, что они будут по-прежнему развиваться катастрофическим образом. Спасибо тем, кто обращается мое внимание на то, что я, по всей видимости, оговорился и назвал один раз Наталью Владимировну Комарову Коноваловой. Нет, конечно, она Комарова. Наталья Владимировна Комарова, мы все с вами хорошо ее знаем и помним, она губернатор Ханты-Мансийского округа, она автор той системы, которая была воплощена… ну, не она, конечно, она ее исполнила, ей предложили – она сделала, она человек подневольный. Правда, она сама себя поставила в это подневольное положение. Никто, конечно, ее не бил, детей ее в заложники не брал. Она этот номер отработала. Ей сказали сделать этот Лесной Кодекс, она и сделала этот Лесной Кодекс, вот такой, находясь во главе думского Комитета по природопользованию в середине 2000-х годов, в 2005-м – начале 2006-го года. И вот, сегодня мы сталкиваемся с тем, как существует система охраны лесов в России и насколько она эффективна. Вот настолько она эффективна, как мы с вами можем унюхать, выйдя на улицу. И это просто наглядный пример того, как относится к своим обязанностям сегодня российское государство. Да, есть силы МЧС, которые проявляют героизм. Но это те самые силы МЧС, которые совершенно хладнокровно в рамках этого самого Лесного Кодекса последовательно как-то демонтировали и разрушали эту систему. Кроме того, есть немало ситуаций, которые, в общем, тоже хорошо всем известны, когда относительно незначительные силы, которые в распоряжении российского МЧС остаются, используются для участия в разного рода наемных платных операциях, главным образом за рубежом. Это достаточно эффектный и эффективный бизнес, много раз говорили, что российский МЧС участвует в операциях по разминированию на платной основе, участвует в разного рода конкурсах и тендерах на разминирование разных территорий. Точно так же российский МЧС участвует и в операциях по пожаротушению за границей, это статья дохода и российской системы МЧС в целом, и, по всей видимости, отдельных офицеров, которые там работают. Мы много раз слышали, что российские самолеты принимают участие в тушении пожаров в тех или иных местах в Европе. Это вот те самые несчастные несколько самолетов общим счетом четыре, которые в России остаются. Я не знаю, все ли они на самом деле сегодня в России. У меня нет никакой возможности это проверить.
В экстраординарных обстоятельствах мы начинаем понимать, кто чего стоит. Чего стоит власть, которая нас окружает. Чего в реальности можно от нее ожидать. И по каким поводам можно на нее надеяться, а по каким нельзя. Сегодня мы видим, что вот с такими обстоятельствами, как те, с которыми мы столкнулись вот с этой самой жарой, люди, которые распоряжались несметными миллиардами, пришедшими от этой самой нефтяной лихорадки последних лет, эти люди защитить нас не могут. И я тут говорил, сидя на этом стуле, что однажды случится какая-нибудь эпидемия или однажды что-нибудь куда-нибудь смоет или еще что-нибудь такое, и вот оно произошло, вот произошла ситуация, в которой выясняется, кто чего стоит. Не стоит ничего. Вот абсурдные и идиотские решения с расстановкой мониторов на стройках, ну и еще веселые переговоры с блогерами по поводу того, откуда можно взять рынду, да и там вранье – рынду, на самом деле, взять нельзя оттуда, откуда указал на нее премьер-министр Путин. Так что… Есть такое расхожее выражение – момент истины. Вот момент истины сейчас. Вот мы наблюдаем эту истину, мы ее нюхаем, мы среди нее ходим. Мы, москвичи. А жители многих других российских городов с ужасом наблюдают, как фронт огня и лесных пожаров к ним поступает в этот момент и они остаются с ним один на один. Давайте попробуем донести это ощущение, вот это ясное, простое и понятное ощущение того, что с нами происходит, донести до решающего момента. Например, до ближайших выборов. Посмотрим, что будет.