На огневом рубеже

Первый удар танков принял на себя 2-й дивизион 1077-го полка зенитной артиллерии. 30 вражеских танков ринулись на его батареи. Одновременно и с воздуха батареи подверглись ожесточённой штурмовке. В этой обстановке личный состав не дрогнул: дивизион принял бой с воздушным и наземным противником. Каждое орудие превратилось в самостоятельный островок обороны. Команд не было слышно. …По звуку определяли приближение фашистских самолётов. Серое пятно от горизонта приближалось, становились видны отдельные движущиеся точки: «юнкерсы», «дорнье», «хейнкели». Большими группами они методично пикировали на позиции каждого орудия и пулемёта, на пункты управления. Нужны были железные нервы, чтобы, прицелившись в лоб двухмоторной ревущей махине, выждать и ударить наверняка. Командиры батарей сами становились непосредственно к орудиям.

Стволы других зениток опустились поближе к земле для стрельбы по наземным целям. Разрывы зенитно-осколочных гранат на небольшой высоте буквально скашивали всё, что выступало над землёй.

В книгах зарубежных авторов содержится своеобразное отражение подвига советских воинов-зенитчиков в признаниях врага: «До самого вечера нам пришлось биться против 37 вражеских зенитных позиций» (Э. Бивор). «Русские крупнокалиберные зенитки открыли огонь… Орудие за орудием, всего 37 единиц, сокрушила группа Штрахвица. Прямые попадания одно за другим разносили в клочья огневые позиции русских зениток» (П. Карель). Да, наша зенитная артиллерия не обладала возможностями быстрого манёвра, необходимого в борьбе с его танками, моторизованной пехотой, мотоциклистами. У неё не было никакого пехотного, артиллерийского прикрытия огневых позиций. И потери батарей были большими, очень большими.

Так, одна из трёх батарей 1078-го зенитно-артиллерийского полка для прикрытия железнодорожной переправы располагалась ниже Латошинского пруда. К концу дня 23 и ночью 24 августа в неравной борьбе с врагом, рвавшимся к переправе, погиб весь расчёт этой батареи из 43 воинов под командованием лейтенанта Баскакова. Под гусеницами танков погибли орудийные расчёты 1-го и 2-го дивизионов 1077-го полка полковника В.Е. Германа. Тяжёлые потери понёс 1078-й полк полковника Г.И. Ершова. Но в город враг ворваться не смог.

Девушек, женщин в полку В.Е. Германа, как и в других подобных зенитных полках в Сталинграде, было немало, примерно треть состава. В штабе полка — телефонисты, радисты, разведчики, медработники, повара. В штабе дивизиона — тоже. На батареях — разведчики, прибористы, дальномерщики, телефонисты, повара, санинструкторы. А ещё прожектористы… Это были хорошие, дисциплинированные, исполнительные солдаты. Никто не плакал, не жаловался на трудности. В критические моменты подменяли других, даже в орудийных расчётах.

Сегодня трудно представить, что чувствовали на огневых позициях своих батарей наши зенитчики, когда вблизи них к вечеру неожиданно появились немецкие танки. Одной этой внезапностью наземный противник подавлял со страшной силой. После нескольких часов боя с воздушным противником — силы на исходе, снаряды израсходованы… И вдруг — в упор по батареям — огонь из танков, миномётов невесть откуда взявшегося наземного противника. И если при всём при этом батареи дрались, стреляли, задержали, припугнули противника — слава, великая слава зенитчикам!

Более трёх часов бойцы и командиры нескольких зенитных батарей преграждали путь врагу на той высоте, где сейчас алюминиевый завод, между заводскими посёлками Спартановка и Рынок. Левым берегом Мокрой Мечётки мотомеханизированные и танковые части противника прошли к Тракторному заводу. Для борьбы с ними были задействованы 11 зенитных батарей.

23 августа к вечеру, но еще засветло, гитлеровцам всё же удалось прорваться к Волге между Латошинским садом и Рынком. Но до самой Латошинской переправы враг ещё долго не мог пробиться. Противник вёл огонь из миномётов и танковых пушек в сторону переправы. Вражеские самолёты, не разобравшись в обстановке, нанесли бомбовый удар по своим же танкам, которые, крадучись, нащупывали спуск к причалам переправы.

А переправа продолжала работать весь вечер и ночь. Завершающим рейсом, после полуночи, матросы переправы во главе с капитаном Иноземцевым увели паром с ценным грузом. Последними 24 августа в 8 часов утра от правого берега у Латошинки уходили паром и катер «Рутка». Парому пришлось рубить чалки, так как немцы не только открыли по судам пулемётный и автоматный огонь, но и заговорила пушка немецкого танка, вышедшего на берег Волги. На пароме погибших не было. На «Рутке» был убит матрос. Спустя два месяца этому катеру — ветерану речного флота выпадет судьба принять здесь участие в высадке нашего десанта — ещё одной героической и одновременно трагической страничке обороны северной части города.

Итак, 23 августа 16-я танковая дивизия реально почувствовала организованный отпор только зенитных батарей 1077-го и 1078-го зенитно-артиллерийских полков. Но как важен был он для города! До последней возможности сражались зенитчики с наседавшим врагом на Сухой Мечётке, под Орловкой и близ аэродрома, находившегося там, где теперь расположен алюминиевый завод.

В первом огневом отпоре прорвавшемуся противнику помимо зенитчиков приняли также участие учебные танки 21-го отдельного учебно-танкового батальона. Они были застигнуты врагом на заводском полигоне и танкодроме неподалеку от Тракторного завода. Там проходили плановые занятия танкистов-курсантов батальона для последующей отправки на фронт своим ходом на выпущенных заводом «тридцатьчетвёрках». Учебные танки, находившиеся на танкодроме (их было около десятка), стали первичным заслоном от проникновения немецких подвижных частей в район Верхнего посёлка Тракторного завода. Вероятно, их манёвры ввели противника в заблуждение, который принял их за действия боевых танков.

Действия зенитчиков, а также танкистов на учебных машинах в районе танкодрома и полигона СТЗ, судя по публикациям, составленным на основе мемуаров бывших гитлеровских вояк, в тот день не причинили врагу крупного вреда. Хотя у немцев, несмотря на всё их бахвальство о лёгком уничтожении 37 огневых позиций зенитчиков, вряд ли обошлось без потерь. Но главное, несомненно, в другом. Противник в своих расчётах перед броском к Волге предвидел упорное сопротивление в городе. Встреченный им огневой заслон зенитчиков и действия танкистов в районе полигона СТЗ насторожили врага, стали для него подтверждением этих первоначальных расчётов и свидетельством наличия у нас сил, готовых активно отстаивать город. И это, вероятно, стало основой решения противника не входить 23-го вечером и ночью в посёлки у Тракторного и далее на сам завод с ходу, без разведки, подготовки и пополнения запасов.

Так, в чрезвычайной, острокритической обстановке второй половины 23 августа 1942 года сталинградцы не позволили превосходящим силам врага ворваться в город. Было выиграно драгоценное время для срочной организации отпора врагу на северной окраине города, в районе Тракторного завода — танковой кузницы сражающихся в междуречье советских армий.

Итак, Тракторный в тот день стал фронтом, зоной боевых действий. С этого момента завод уже как прежде не работал. Вторая заводская смена вечером 23 августа к работе не приступила. Работы велись только в сборочном и сдаточном цехах, где производилась сборка танков из узлов и агрегатов, оставшихся на заводе в виде задела. Число рабочих, участвовавших в этой работе, было сравнительно невелико и составляло около 10—15% от обычного числа рабочих этих цехов. Группа работников завода занялась минированием особо важных объектов, с тем чтобы в случае внезапного захвата завод можно было взорвать. Мешки с аммонитом закладывались в станки моторного и других цехов.

Было понятно, что, возможно, ночью, а главным образом утром противник после выхода на берег Волги будет пытаться нанести удар с целью овладеть северной частью Сталинграда и Тракторным заводом. Ночь на 24 и день 24 августа теперь очень многое значили в судьбе Сталинграда, перспективе обороны города, да и всей ситуации на фронте в целом.

Первая линия обороны

В горячке неотложных решений и действий в те первые дни обороны Сталинграда особых записей не велось. Большинство из них было сделано задним числом. Поэтому до нас дошли довольно противоречивые, хронологически путанные, нередко взаимоисключающие факты как в немногочисленных сохранившихся документах, так и в воспоминаниях участников тех событий, руководителей области и города, Тракторозаводского района.

В целом не подлежит сомнению, что в той тяжелейшей обстановке именно партийные и советские органы в городе не пали духом, не растерялись. Коммунисты и комсомольцы Сталинграда стали движущей силой в борьбе с врагами, в решении первоочередных задач в разрушенном бомбёжкой городе. Надо с уважением и гордостью отметить, что различные службы города и Тракторозаводского района действовали удивительно умело, эффективно и мужественно. Чего стоила только одна работа местной противовоздушной обороны!

Контуры наиболее важных конкретных решений и действий в ту критическую ночь и утро 24 августа, непосредственно касающихся организации обороны в районе Тракторного завода и его посёлков, выглядели примерно так. Было принято и оперативно начало выполняться на местах постановление городского комитета обороны срочно собрать, вооружить и направить на фронт в северной части города формирования народного ополчения и истребительные батальоны заводов СТЗ, «Красный Октябрь», «Баррикады», Дзержинского, Ворошиловского, Ерманского и частично Кировского районов.

Руководство СТЗ получило указание направить против прорвавшегося противника все готовые на заводе танки. Но кто фактически обеспечил решение этого вопроса в той сложнейшей обстановке? Как оно реализовалось? До сих пор в этом вопросе чаще можно встретить больше мифов и домыслов, нежели фактов. Обычно авторы приводят примерно такую версию событий. Руководящие инстанции (городской комитет обороны, обком и горком партии, а то и Военный совет фронта) приняли решение (постановление) о выделении Тракторным заводом всех годных танков для срочной обороны от прорвавшегося противника в северной части Сталинграда. И вслед за этим с СТЗ новенькие Т-34 (часто пишут о 60 машинах), только что с конвейера, отправляются прямо на фронт, проходящий недалеко от завода.

Однако фактически события развивались иначе. Совещания и переговоры по телефону между руководителями области и города, Военным советом фронта, заседание городского комитета обороны, состоявшиеся после получения известия о прорыве немцев у Рынка, до вечера 23 августа на самом деле никак не сказывались на практическом решении вопроса о выделении танков. Поздним вечером 23 августа на Тракторном в кабинете директора завода с участием, в частности, наркома танкостроения В.А. Малышева на повестке дня стояли вопросы: о подготовке к взрыву основного оборудования завода на случай внезапного прорыва немцев, об ополчении и формировании для нужд обороны трёх танковых рот. Именно это решение — сформировать три танковые роты, обеспечив машины экипажами и боеприпасами — в действительности сыграло свою роль в деле практического выделения танков. Именно оно было доведено до военных в виде обращения наркома В.А. Малышева — старшего из присутствовавших на совещании.

Но даже это решение и обращение к военным, подкреплённое авторитетом заместителя Председателя Совнаркома и нарокома танкостроения, напрямую не влияло на выдачу танков с СТЗ. Ни директор Задорожный, ни заместитель наркома танко-строения Горегляд, ни сам нарком Малышев не имели достаточных полномочий, чтобы напрямую приказать выдать с завода танки. Всё вооружение, поставляемое для установки на танки — пушки, пулемёты, а также боеприпасы, — являлось имуществом Наркомата обороны. За него полную ответственность перед Центральным управлением нёс военный представитель Главного бронетанкового управления (ГБТУ) Наркомата обороны на СТЗ. Принятые военпредами на заводе танки также становились имуществом Наркомата. С завода они могли уходить только по нарядам Центрального управления. Поэтому ни обращение В.А. Малышева к военным, ни решения городского комитета обороны, ни даже указание Военного совета фронта (если бы оно было) не являлись обязывающими для выполнения военным представительством, подчинявшимся непосредственно Москве. Самодеятельность в этом вопросе была крайне рискованна и недопустима. А поскольку совещание в дирекции завода проходило поздним вечером 23 августа, времени на согласование с центром не оставалось.

И всё же танки были выданы — без проволочек, решительно, деловито, оперативно. Следует особо подчеркнуть, что все практические решения по комплектованию их экипажами, обеспечению боеприпасами — это исключительная заслуга и большой вклад в битву с врагом непосредственно военного представительства на СТЗ. Сегодня, спустя 70 лет, надо добрым словом помянуть руководителя военной приёмки (старшего военпреда) инженер-подполковника Якова Симоновича Левина, который в нарушение официальных инструкций и положений, руководствуясь трезвой оценкой сложившейся обстановки, принял на себя всю полноту ответственности. Для этого требовались большая личная смелость и самоотверженность настоящего офицера и коммуниста.

Так, к примеру, сложности возникли с выдачей со складов завода танковых пулемётов ДТ для нужд формируемой тракторозаводской самообороны. Как вспоминал Павел Павлович Байков, в ту пору военпред и заместитель руководителя военной приёмки, кроме военного представительства ГБТУ на заводе было военное представительство Главного артиллерийского управления (ГАУ). Оно в оперативных вопросах было подчинено руководству военной приёмки ГБТУ. Возглавлял приёмку ГАУ полковник Богомолов — в прошлом командир артполка и участник финской войны. Когда принималось решение о выдаче с СТЗ танковых пулемётов ополчению, полковник Богомолов категорически отказался это делать, ссылаясь на директиву

Центрального управления. Хотя к этому времени уже было решение вышеупомянутого совещания и обращение к военным от лица наркома Малышева. Формально Богомолов был прав, а по существу невыдача пулемётов ополчению и бойцам 21-го учебного танкового батальона могла привести к захвату немцами Тракторозаводского района и Сталинграда. Пулемёты были выданы ополчению после того, как руководство военной приёмки ГБТУ дало Богомолову письменное требование, взяв всю ответственность на себя.

Превыше всего — оперативность

Примечательно, что в результате оперативных действий военной приёмки СТЗ и командования 21-го отдельного учебно-танкового батальона (ОУТБ) в то самое время, когда в кабинете директора завода проходило совещание и только ещё принималось решение о выдаче танков, личный состав первой из трёх формируемых танковых рот уже получал материальную часть и инструктаж офицеров военного представительства для выхода в оборону.

Решение для этого сложилось таким образом. П.П. Байков вспоминал, что 23 августа около 16 часов ему позвонил начштаба 21-го ОУТБ и сообщил: на учебном танкодроме батальона, в трёх—пяти километрах от ворот СТЗ, появились немецкие танки. Во время этого телефонного разговора и решался рабочий вопрос — немедля обеспечить формирование из личного состава этой учебной части трёх танковых рот. Их нужно было расположить в местах, где свободно могли пройти немецкие танки: в районах Верхнего Посёлка, Тракторного завода — у дороги, идущей из Сталинграда на Камышин, у трассы испытания танков и за Нижним Посёлком — в районе Спартановки. Всё зависело только от оперативности командования 21-го ОУТБ и офицерского состава военного представительства.

В руки Сталинградского автобронетанкового центра, к генералу Фекленко, командование «северным боевым участком» перешло уже 24 августа, когда выделенные для этого подразделения заняли оборону. Но совсем ненадолго. Генерал Фекленко, руководитель Сталинградского АБТ-центра, часто причисляемый к главным организаторам и руководителям описанных выше мероприятий, в реальности никакого отношения к ним не имел.

Именно командование 21-го ОУТБ (командир — майор Гирда, начштаба — капитан Железнов) и офицеры-военпреды на Тракторном явились теми непосредственными военными руководителями, которые выстраивали первичную противотанковую оборону у СТЗ, создавали её бронетанковый щит.

Материальная часть для оснащения трёх танковых рот 30 боевыми машинами находилась на разных этапах технологического процесса (на операциях комплектования и доделки после стационарных и пробеговых испытаний). Причём имеются данные, что на тракторозаводскую оборону выдавались не только новые машины с конвейера, но и частично из ремфонда завода — восстановленные после боёв. Все эти танки внешне отличались тем, что у них на башнях не было тактических номеров.

По существовавшему положению, на складах, подведомственных военному представительству, должен был находиться минимум месячный запас танкового вооружения и боеприпасов. А в течение всего 1942 года танки с завода отправлялись укомплектованными двумя боекомплектами. К 23 августа на складах завода было сосредоточено более 1000 танковых пулемётов, около 50 тысяч 76-миллиметровых снарядов для танковых пушек и около 5 миллионов патронов для пулемётов.

Склад с пулемётами находился на территории завода, а склад боеприпасов был за этой территорией. И когда противник вышел на левый берег Сухой Мечётки, склад оказался рядом с расположением немцев. Боеприпасы оттуда можно было вывезти только в тёмное время суток. Несмотря на всю сложность доставки боеприпасов с этого склада, формируемые танковые роты были обеспечены боекомплектами. Но при этом, по воспоминаниям самих танкистов, в боекомплекте оказывалось всего два бронебойных снаряда. Выдачей танков с завода, укомплектованием их всем необходимым занимались офицеры военной приёмки: инженер-майор Кинжалов, ст. техник-лейтенант Поплавский, мл. техник-лейтенант Минаев. Доставкой боеприпасов руководил офицер военной приемки ст. техник-лейтенант Миргородский, а в его подчинении были рабочие СТЗ и бойцы 21-го ОУТБ. Этот отряд фактически за одну ночь вывез со склада почти все боеприпасы.

Наличие на складах большого количества вооружения и боеприпасов на фоне общего крайне тяжёлого положения со стрелковым вооружением в гарнизоне Сталинграда позволило более-менее сносно вооружить личный состав учебно-танкового батальона, отдельного ремонтно-восстановительного батальона на СТЗ, народное ополчение Тракторозаводского и других районов города.

Правда, нередко к пулемётам выдавалось всего по одному диску патронов. Да и с полученными пулемётами сразу же пришлось решать проблему: танковые пулемёты ДТ не имели ни сошек, ни прицельных мушек, как в пехотном варианте. Это не позволяло вести из такого пулемёта прицельный огонь. Спешным изготовлением сошек занялись мастера из ремонтно-восстановительного батальона. Нашлись мастера решить вопрос и с прицельной мушкой.

Кроме того, тракторозаводскому ополчению предстояло приспособить танковые пулемёты для применения в пыльных стрелковых окопах и в атакующих цепях пехоты. Для хранения вооружение было густо покрыто заводской смазкой. Это создало множество проблем при использовании пулемётов неискушёнными в уходе за таким вооружением ополченцами. И что греха таить, множество забитых пылью и песком пулемётов ДТ, брошенных на поле боя, было позднее подобрано солдатами бригад Горохова и Болвинова.

Но кроме ДТ никакого другого стрелкового вооружения в достаточном количестве просто не оказалось. Поэтому у танкистов совершенно не было личного оружия и боеприпасов к нему. Отряд морской пехоты Волжской военной флотилии, также участвовавший в обороне у Тракторного, частично был вооружён старыми немецкими винтовками, поднятыми с затонувшей баржи.

И всё же при многих недостатках и недоработках в деле вооружения тракторозаводской самообороны очевидно, что ополчение и военнослужащие пошли в бой не только не с пустыми руками, но и с немалым количеством автоматического оружия. По тем временам это был редкий случай даже для кадровых подразделений. И можно утверждать, что данный фактор сыграл немаловажную роль в срыве планов врага.

Западные историки откровенно фальшивят

В публикациях зарубежных авторов часто встречаются оценки, не только не отвечающие действительности, но и созна-тельно умаляющие действия сталинградской самообороны. Так, по версии Э. Бивора в его книге «Сталинград», 16-й танковой дивизии вермахта «на северной промышленной окраине Сталинграда, в Спартановке» противостояли «плохо вооружённые отряды рабочей милиции». «Многие шли в бой практически с голыми руками», пишет автор, «на ходу подбирая оружие погибших товарищей». Высказывания «многие», «с голыми руками» полностью оставляем на совести автора. Никакими данными, доступными нам, это не подтверждается. Помимо того, в той же книге читатель сталкивается и с таким вымыслом: «Сделанные наспех танки не оснащались прицелом и могли вести стрельбу только в упор, причём заряжающий следил за положением ствола, в то время как стрелок поворачивал башню». Или ещё: «На самом Тракторном заводе теперь выпускались танки Т-34, и добровольцы запрыгивали в боевые машины ещё до того, как их успевали покрасить».

Ну что тут скажешь? Вроде бы просто художественный вымысел. Но если вдуматься, то он, во-первых, существенно искажает суть происходившего и, главное, представляет тракторозаводцев, сталинградцев в убого-водевильном виде. Как-то глуповато легковесными кажутся их усилия с этими «наспех сделанными» танками, «запрыгиванием добровольцев» в боевые машины. Итак, вроде бы просто погорячился автор, а на деле — фальшивка, изобразившая нас «сирыми и убогими».

Другой автор, П. Карель, в своём «Сталинграде» (Крах операции «Блау»), также упоминает о том же, но уже более осторожно: «Новенькие с иголочки Т-34, некоторые без оптики и защитной окраски, непрерывно атаковали. Они выезжали прямо из цехов завода имени Дзержинского и сразу же шли в бой». Кроме того, этот автор признаёт, что 24 августа «в 4.40 утра боевая группа Крумпена, в состав которой входили танковые и некоторые артиллерийские подразделения, сапёрные и миномётные части, после поддержки штурмовой авиацией вплотную выдвинулись к Спартановке…» «Но они не встретили там ни ошеломлённого, ни безвольного противника, — отмечает П. Карель. — Наоборот, были встречены огненным смерчем». Вот и пойми этих западных знатоков сталинградской истории: то наша самооборона «с голыми руками», то «с огненным смерчем».

П. Карель сообщает о том, что 24 августа у Спартановки заняли позиции «стрелковые батальоны, рабочая милиция (набранная из рабочих сталинградских заводов), а также части 62-й армии». Это утверждение во многом не соответствует действительности. Не было здесь, у Тракторного, в это время ни стрелковых батальонов, ни частей 62-й армии! Только ополченцы, вспомогательные, ремонтные, охранные части Салинградского гарнизона, войск ПВО Сталинградского фронта. Нет, не кадровые части 62-й армии сорвали выполнение задачи 14-го танкового корпуса захватить сразу после выхода к Волге «частью сил» северную часть Сталинграда. Это выполнила тракторозаводская самооборона, спешно созданная партийными и советскими органами, городским комитетом обороны, представителями военной приёмки на СТЗ, командирами и политработниками учебных и вспомогательных частей гарнизона, Военным советом фронта. Именно здесь забуксовали кадровая, победно прокатившаяся по Европе 16-я танковая дивизия и другие части 14-го танкового корпуса. Вот что так сложно признать битым германским воякам и их адвокатам по историческим писаниям!