Предлагаем Вашему вниманию публикацию из газеты «Правда».
Упавшие с неба остались живы
В истории Авиации дальнего действия периода Великой Отечественной войны произошло два уникальных случая: падения с разной высоты штурмана и лётчика с нераскрытыми парашютами, завершившиеся благополучно: оба авиатора остались живы. Случилось это в январе и апреле 1942 года. И штурману, и лётчику пришлось покидать однотипный самолёт ДБ-3Ф (Ил-4). Этим событиям вот уже 70 лет. Хотелось бы рассказать о них читателям «Правды» по двум причинам. Во-первых, и с лётчиком, и со штурманом в своё время мне пришлось встречаться, выслушать и записать их рассказы об этих не слишком приятных в их боевой биографии случаях. И, во-вторых, «нырнув» в Интернет, я обнаружил в помещённых там материалах несколько неточностей. Вкрались они и в некоторые газетные статьи. Это и дата вылета на боевое задание, и объект бомбардирования, и даже количество напавших на советские бомбардировщики немецких истребителей. Но главная ошибка, применительно к случаю со штурманом: терял ли он сознание при затяжном прыжке или нет. Скажем, в материале Н. Денисова «7000 метров — без парашюта» («Правда» от 8 января 1967 года) автор пишет, что штурман не раскрыл парашют в связи с потерей сознания. Вкралась эта ошибка даже в архивный документ. Однако на самом деле было это не так. Но всё по порядку.
Штурман Иван Михайлович Чиссов
Начну с документов. Первый — это дополнение к боевому донесению командования 752-го (он же 10-й гвардейский) дальнебомбардировочного авиаполка на имя командира 52-й авиадивизии (она же 3-я гвардейская). Вот что сообщает И.К. Бровко: «25 января 1942 года с боевого задания не вернулся экипаж Н. Жугана. В 11.00 25 января он в составе четвёрки вылетел на уничтожение самолётов противника на аэродроме Смоленск. 14 февраля в часть возвратился лётчик и сообщил следующее.
На маршруте к цели в районе Спас-Деменска были обстреляны мощным огнём противника. Под левой плоскостью самолёта разорвался снаряд, машину тряхнуло. Обороты левого мотора упали до 1500. Ввиду уменьшения тяги отстал от строя на 300—400 метров. В этот момент был атакован двумя «мессершмиттами», которые после нескольких атак окончательно вывели из строя левый мотор. На приказ вести огонь стрелки не отвечали. Догнать строй командир не мог, поэтому решил идти в пике. Когда пропикировал двести—триста метров, самолёт тряхнуло, штурвал вырвался из рук. Схватив обратно штурвал, произвёл несколько движений на себя и от себя, но самолёт не слушался и перешёл в крутое пике.
В это время по его приказанию штурман Чиссов выпрыгнул из самолёта. Штурвал повернулся вправо, и самолёт вошёл в штопор. В таком положении Жуган на высоте 6000 метров выпрыгнул из самолёта и примерно на высоте 4000 метров открыл парашют. Один «мессершмитт» с пикирования обстрелял его и ушёл в западном направлении.
Приземлившись, увидел приближающихся красноармейцев на лыжах и лошадях. Был доставлен в село Савино Мосальского района, где расположилась 325-я кав. дивизия. Совместно с представителем особого отдела дивизии обнаружили обломки самолёта и убитых в воздухе двух стрелков.
В селе Савино встретили начальника особого отдела 2-й гв. кав. дивизии, который возвратил документы стрелков и рассказал, как наблюдали за падением штурмана. По заявлению начальника особого отдела, к Чиссову первым подошёл он. Штурман был в полном сознании и спросил, кто он — немец или русский?
Жуган при беседе с Чиссовым, который находился в избе села Савино, выяснил, что он прыгнул с самолёта, сделал затяжку ввиду пикирования на него «мессершмитта», затем потерял сознание и опомнился в сугробе снега. Высота прыжка 7000 метров. Чиссов получил ушиб таза, доставлен в госпиталь в Мосальск. При проверке парашют оказался закрытым. Дёрнул за кольцо, парашют открылся».
И второй документ. 23 июля 1943 года полковник И.К. Бровко, теперь уже командир 3-й гвардейской авиадивизии, представил И.М. Чиссова к награждению орденом Красного Знамени. Из этого документа мы узнаём не только о случившемся 25 января 1942 года, но и о том, как вообще воевал Иван Михайлович. Вот эти сведения.
«В действующей Красной Армии находился с 22 июня 1941 года по 25 января 1942 года. За этот период в составе экипажа — лётчик старший лейтенант Жуган и стрелок-радист сержант Мельников — на уничтожение войск и техники противника в качестве штурмана экипажа совершил 47 боевых вылетов днём, делая при этом по два боевых вылета. Летал на уничтожение войск и техники противника в районы: Рогачёв, Коростышев, Шепетовка, Трубчевск, Почеп, Алексеевка, Плавск, Мценск, Льгов, Ясная Поляна, Орёл. Имеет боевой налёт 75 часов 15 минут. Боевые задания выполнял в сложных метеоусловиях. В первые месяцы войны перенёс всю тяжесть дневных боевых вылетов. Участник многих воздушных боёв с истребителями противника, из которых выходил победителем.
25 июня 1941 года при выполнении боевого задания по уничтожению войск противника в районе Берестечко самолёт был атакован двадцатью Ме-109, стрелки-радисты были ранены, самолёт имел до 170 пробоин. Чиссов, не теряя ориентировки, точно привёл повреждённый самолёт на свой аэродром.
25 января 1942 года, при выполнении боевого задания — уничтожение самолётов противника на аэродроме Смоленск, самолёт был сбит истребителями противника. Тов. Чиссов выпрыгнул с 7000 метров из горящего самолёта, потерял в воздухе сознание, падал с нераскрытым парашютом, после чего получил ушиб позвоночника и находился на лечении в госпитале. По излечении направлен в Ворошиловградскую военно-авиационную школу и в настоящее время работает преподавателем».
Оба архивных документа восстанавливают подлинную картину случившегося. Теперь обратимся к воспоминаниям самих участников события.
С Героем Советского Союза Н.П. Жуганом довелось встречаться часто, так как долгое время жили в одном городе — Краснодаре. Вот его короткий рассказ. «Для бомбардирования аэродрома Смоленск вылетели днём без прикрытия группой самолётов. На этом аэродроме базировались немецкие самолёты, которые летали на Москву. После поражения при обстреле зенитной артиллерии мы отстали от группы. Этим воспользовались фашистские истребители. Ударили они по хвостовому оперению нашего бомбардировщика, убили стрелка и радиста и повредили руль высоты. Самолёт начал падать. Я дал команду на покидание. Сам с прыжком затянул и открыл парашют на высоте примерно 4000 метров. Приземлился в снег в районе Мосальска в расположении кавалерийского корпуса Белова. Через несколько минут подъехал лыжник и сказал, куда упал штурман и что он уже находится в деревне. Пошёл к нему. Иван Михайлович уже пришёл в сознание, и ему оказывали первую помощь. Я был рад и удивлён. Рад тому, что штурман жив, а удивлён невероятному его спасению. После этого его отправили в Мосальск. Там в это время находился корреспондент «Красной звезды» Денисов. Он первый и описал этот случай в своей газете. Кстати, наш самолёт был именной, его подарили нашему полку комсомольцы Колымы. Он так и назывался — «Комсомолец Колымы». Жаль, что потеряли мы этот подарок».
Собственно говоря, об этом удивительном случае, который произошёл с его штурманом, я впервые услышал именно от Николая Павловича. От него же и узнал московский адрес счастливчика.
И вот 14 июня 1985 года, после предварительной договорённости, я у него на квартире. Супруга Ивана Михайловича Александра Петровна накрыла на стол и через некоторое время оставила нас одних. После вопросов, где родился, как попал в авиацию и где застала война, перешли к главному. Вот короткий рассказ Чиссова:
«Когда нам врезали по хвостовому оперению и убили стрелка и радиста, самолёт начал терять высоту, а затем вдруг перевернулся «животом» кверху. Было отбито хвостовое оперение самолёта, поэтому он перевернулся. Кислородные шланги был оборваны. Я старался присесть на колени и взяться за педали, чтобы подтянуть своё тело к астролюку. Одна попытка удалась, а вот открыть его никак не удавалось ни пальцами, ни рукой. Тогда ударом кулака правой руки я его разбил. Так в перевёрнутом состоянии самолёта я и вывалился из него. А истребитель тут как тут. Почувствовал ожог в левой ноге. Решил парашют не раскрывать. Падаю с нераскрытым. И когда стал различать землю, это где-то метров 700, дёрнул за кольцо. Но что это? Кольцо с тросиком в руке, а парашют не раскрылся! Вот тут и пришла мысль — всё, конец. Потом уже сообразил, что тросик, соединяющий вытяжное кольцо с затвором парашюта, оказался перебитым.
Упал я на начало склона оврага, густо засыпанного снегом. Парашют подо мной... Затем меня начало переворачивать с головы на ноги. Когда же тело остановилось в своём падении и вращении, я почувствовал, что заливаюсь кровью — она шла через горло, нос и уши. И хотя в голове стоял шум, собачий лай и пение петуха прослушивались хорошо. Я понял, что недалеко населённый пункт. Хотел было протереть лицо от крови, но руки не поднимались. Потом подошли люди с носилками и понесли меня в хату. Там меня раздели, привели в порядок, обложили какими-то грелками. Вечером пришёл Жуган, расспросил, и после этого меня отправили в больницу в Мосальск.
Выяснилось, что у меня сотрясение головного и спинного мозга, перелом таза в трёх местах и треснул мочевой пузырь. Температура держалась под сорок, и живот был всё время вздутым. Перевезли в Калугу, но там из-за высокой температуры ничего не делали и отправили в Оренбург. Но по дороге совсем стало худо, и меня высадили в Муроме. Здесь меня осмотрел врач-уролог Яков Вениаминович Гудынский и сказал, что надо немедленно делать операцию мочевого пузыря. После операции пролежал целый месяц. Вот тут мне и прочитали статью Денисова в «Красной звезде» о том, что я падал с высоты 7000 метров с нераскрытым парашютом. Он тогда находился в Мосальске и написал со слов Жугана. Так я стал известным человеком. До этого никто об этом не знал.
Потом меня перевели в Москву, и за меня взялся хирург полковник Иван Прохорович Изотов. Лечили сероводородной грязью, ваннами, массажем. Через три с половиной месяца окончательно стал на ноги. Потом мне дали отпуск, и я уехал к семье в Оренбург. Ехал один в СВ. Дома отдыхал и подлечивался в госпитале. С лётной работы меня списали подчистую, но в кадрах оставили. И стал я преподавателем штурманского дела в Ворошиловградском военном училище. Окончил Военно-политическую академию. С армией простился в 1960 году. Затем ещё 14 лет работал на различных должностях в райкоме партии, инструктором отдела пропаганды и культурно-массовой работы в Центральном Доме Советской Армии, в Государственном комитете СССР по иностранному туризму».
Заметив некоторое расхождение в фактах, отражённых в архивных документах, газетных и журнальных статьях, и том, что рассказал Иван Михайлович, я задал ему несколько уточняющих вопросов.
— В какое время суток это случилось?
— Приблизительно в 14 часов.
— Покинув самолёт, вы ощущали кислородное голодание?
— Нет, не ощущал.
— Во время затяжного прыжка вы теряли сознание?
— Нет, я потерял сознание только после удара о землю, и то ненадолго.
— А связь с однополчанами поддерживали?
— Конечно, особенно с Николаем Павловичем Жуганом. В конце лета 1943 года я даже ездил в родной полк. Он тогда стоял в Липецке. Дело в том, что приказом командующего АДД 8 августа 1943 года меня наградили орденом Красного Знамени. Командир дивизии Иван Карпович Бровко вызвал телеграммой для вручения награды. Встреча была тёплой, даже торжественный обед устроили. Меня так снова потянуло в небо, что я попросил командование дивизии вернуть меня в родной полк. Они обещали похлопотать. Но что-то не вышло.
Уже позже в архиве я нашёл документ, подтверждающий эти слова Чиссова. 1 сентября за подписью командира и начальника штаба 3-й гвардейской дивизии на имя командира авиакорпуса ушёл следующий документ: «По состоянию здоровья капитан Чиссов Иван Михайлович может быть использован на штабной работе. Ходатайствую удовлетворить желание капитана Чиссова зачислить в списки 3-й гвардейской авиадивизии и назначить на должность заместителя начальника штаба по оперативной части 2-го гвардейского авиаполка. Чиссов состоит на службе в Ворошиловградской авиационной школе пилотов (город Уральск) на должности преподавателя по штурманской подготовке, в настоящее время прибыл за получением правительственной награды и находится в 3-й гвардейской авиадивизии».
Перед уходом от Чиссова я попросил разрешения Ивана Михайловича переписать названия газет и журналов, в которых описан этот уникальный случай. Таких публикаций набралось 20. Моё внимание привлекла книжечка 1970 года издания под названием «Только рекорды». Вот что я оттуда выписал:
«Для тех, кого интересуют факты как таковые, мы приводим несколько примеров из Книги рекордов Гиннесса…
Падение без парашюта с наибольшей высоты
Наибольшая высота, с которой кто-либо выбрасывался без парашюта и выжил — 22000 футов (6666 метров). Это случилось в январе 1942 года, когда лейтенант И.М. Чиссов (СССР) выпрыгнул из Ил-4, который был сильно повреждён. Он ударился о землю скользящим ударом на склон покрытого снегом оврага и соскользнул на дно. Он получил перелом таза и тяжёлое повреждение позвоночника.
Считают, что человеческое тело достигает 99% нижнего уровня его предельной скорости при падении с высоты 1880 футов (563 метра). Это соответствует 117—125 миль в час (176—188 километров в час) при нормальном атмосферном давлении и любом положении тела, но увеличивается до 125 миль в час (278 километров в час) в положении вниз головой».
Из приведённых фактов можно сделать несколько выводов. Падение без раскрытого парашюта с наибольшей высоты принадлежит советскому штурману из 10-го гвардейского авиаполка Дальней авиации Ивану Михайловичу Чиссову. Этот факт удостоился Книги рекордов Гиннесса. Расстояние почти в 7000 метров он пролетел, не теряя сознания от кислородного голодания или шокового состояния. Остался он жив благодаря падению на заснеженный склон оврага, что сделало удар о землю не прямым, а скользящим.
Герой Советского Союза Василий Константинович Гречишкин
Грамотно и результативно воевал тридцатилетний лётчик Гражданского воздушного флота Василий Гречишкин. Военным он стал ещё до начала Великой Отечественной войны. А предложил ему штурвал бом-бардировщика Ил-4 командир 212-го дальнебомбардировочного авиаполка подполковник А.Е. Голованов. Одобряя его инициативу приступить к обучению лётного состава с использованием радионавигации, И.В. Сталин предложил Александру Евгеньевичу создать отдельный авиационный полк, сосредоточить в нём лучшие кадры ГВФ и приступить к подготовке экипажей, способных летать днём и ночью, в любых метеорологических условиях. Гречишкин удовлетворял этим требованиям.
Война для него началась с её первого дня. Вылеты на боевые задания следовали почти ежедневно. К началу августа 1941-го их набралось уже 35. За активное участие в бомбардировании танковой группы Гудериана Василия Константиновича представили к высокой награде — ордену Ленина. Кроме того, он удостоился благодарности Верховного Главнокомандующего. Редко какой вылет обходился без воздушного боя, немецкие истребители в те первые военные месяцы носились в нашем небе целыми стаями. Отбивались от их наскоков всегда умело. Но то, что произошло 29 сентября 1941 года, стало в полку легендой.
В этот день звено бомбардировщиков под руководством командиров кораблей С.Я. Клебанова, И.И. Бондаренко и В.К. Гречишкина вылетело днём для бомбардирования аэродрома и войск противника в районе Полтавы. С задания вернулся только один — экипаж Бондаренко. Ничего конкретного о своих коллегах он доложить не смог. Всё прояснилось лишь через несколько суток, когда в полку появились члены остальных экипажей.
Обратимся к боевому донесению штаба авиаполка: «При бомбардировании войск противника севернее Полтавы 27 сентября 1941 года экипаж младшего лейтенанта Гречишкина был атакован шестью истребителями в районе Белгорода и на выведенном из строя самолёте произвёл вынужденную посадку. По докладам экипажа установлено следующее. В момент сбрасывания бомб с высоты 1000 метров над целью были атакованы шестью истребителями Ме-109. Одно звено атаковало сзади сверху, другое — сзади снизу. Ввиду плохой видимости истребители подходили на дистанцию 50—100 метров и по очереди производили атаки.
С первых трёх атак радистом младшим сержантом В.П. Дуденковым с турельной установки были сбиты три Ме-109. При этом сзади снизу радистом И.И. Базилевским сбиты два Ме-109. По наблюдению всего экипажа, на парашютах из сбитых истребителей выпрыгнули два лётчика, остальные самолёты загорелись в воздухе и горящими падали на землю на расстоянии от Полтавы 20 километров восточнее.
При атаке истребителей Базилевский был ранен в голову, Дуденков — в ногу. Несмотря на ранение, они героически защищали самолёт до Богодухова, где шестой истребитель, оставшийся целым, отошёл и атак больше не производил.
Пушечным и пулемётным огнём на бомбардировщике был выведен из строя левый мотор, пробиты бензобаки, бензопровода и винты. Самолёт имел 18 пробоин большого размера и более двухсот малых. Самолёт терял высоту, и Гречишкин произвёл посадку в районе деревни Варваровка, в девятнадцати километрах юго-западнее Белгорода. Дуденкова направили в белгородский госпиталь, а штурман лейтенант Д.Е. Приходченко и стрелок-радист Базилевский прибыли 1 октября в часть. Лётчик остался на месте вынужденной посадки».
В дневном воздушном бою экипаж не слишком поворотливого бомбардировщика Ил-4 сбил пять истребителей противника! Такого в истории Авиации дальнего действия ещё не было. Вся группа бомбардировщиков, вылетавшая в этот день на боевое задание, была отмечена приказом по дивизии № 29 от 1 октября 1941 года «О героических действиях экипажей младшего лейтенанта Гречишкина В.К., Клебанова С.Я. и лейтенанта Бондаренко И.И.». Всем членам экипажа командир дивизии объявил благодарность и приказал командиру полка представить отличившихся к правительственным наградам.
По неизвестным причинам в данном приказе не упоминается об особо умелых действиях стрелков экипажа Гречишкина. Однако об этом пишет А.Е. Голованов в своих мемуарах «Дальняя бомбардировочная»: «Василий Гречишкин смело вступил в бой с девятью истребителями противника, из которых четыре были сбиты, остальные рассеяны».
Ещё о том, как воевал Василий Гречишкин в первые месяцы войны, говорит такой факт. После расформирования 212-го авиаполка сменил его на 748-й полк, где первым стал Героем Советского Союза.
Вероятно, судьбе было угодно сохранить жизнь этого отважного лётчика даже не в экстремальной, что называется, а в буквально смертельной ситуации, которая случилась в середине апреля 1942 года. О том, что произошло в эту ночь, рассказал мне сам Василий Константинович, когда я появился в его московской квартире, что на Смоленской площади.
Когда высшее командование ставит наиболее ответственную задачу, командир полка всегда подбирает для её выполнения самых опытных лётчиков. В группу экипажей, которой предстояло ударить по ставке гитлеровского командования в Вильно, вошёл и В.К. Гречишкин.
Над целью бомбардировщик попал под сильный зенитный огонь и в дополнение ко всему был атакован истребителем противника. Правый мотор вышел из строя. При возвращении попали в облачность, машина стала обледеневать. Все приборы вышли из строя. Командир и штурман решили лететь строго на восток до тех пор, пока хватит горючего. Оно на самолёте не беспредельно, и когда-то должно было закончиться. Благо случилось это уже над своей территорией. Набрав на последних литрах горючего высоту 900 метров, командир корабля приказал экипажу покинуть борт самолёта. Сам лётчик выбросился последним на высоте 600 метров.
Отсчитав положенные пять секунд, Гречишкин дёрнул вытяжное кольцо, но… привычного торможения падения не почувствовал. Запрокинул голову, а там вместо белого купола увидел извивающееся верёвкой полотно парашюта. Сбросив перчатки, он начал подтягивать к себе этот жгут, надеясь распустить стропы. Но высоты не хватило. Удар, потеря сознания. В таком состоянии, с зажатыми в руке стропами парашюта, его утром нашёл конюх. Убедившись, что лётчик жив, доставил в больницу села, а уже оттуда — в госпиталь.
— Что же вас спасло, Василий Константинович, от неминуемой смерти? — спросил я, выслушав его рассказ.
— Везение! Везение в том смысле, что я попал на склон оврага и в глубокий снег. Потом мне говорили, что его толща была метров двадцать. Потерял сознание, но ненадолго. Очнулся и услышал чей-то разговор. Такое впечатление, что нахожусь где-то в подземелье. Хотел крикнуть, но голоса не было. А снежное покрывало было тяжёлым. Через некоторое время я смог двигать руками и ногами. Мои движения заметили. Меня вытащили и посадили в сани. Потом за мной прилетел ПО-2. Так я оказался в госпитале.
— Травмы были серьёзные?
— Вы и не поверите: внешне, как говорится, ни одной царапины. Но внутренности побил основательно. Испытывал адские боли при дыхании. Однако врачи вернули в строй относительно быстро. В общем, спасибо врачам и глубокому снегу.
— А потом?
— Вернулся в полк, приступил к тренировкам, а затем — очередной боевой вылет. Так я снова встал в строй.
* * *
Вот такие два совершенно невероятных случая во время войны. Один из них удостоился Книги рекордов Гиннесса.