Официальный интернет-сайт ЦК КПРФ – KPRF.RU

Китайская Народная республика: Великий марш под Красным знаменем. Страницы истории

2011-06-27 14:05
По страницам газеты «Правда»

Чрезвычайный и Полномочный Посол, академик Сергей Тихвинский беседует с политическим обозревателем «Правды» Александром Драбкиным.

Сергей Леонидович Тихвинский родился в Петрограде 1 сентября 1918 года. Окончил четыре курса китайского отделения филологического факультета Ленинградского государственного университета и Московский институт востоковедения. С 1939 года — в Народном комиссариате иностранных дел СССР (работал в Китае, Великобритании, Японии и в центральном аппарате НКИД—МИД). Участник Великой Отечественной войны. Принимал участие в ряде международных дипломатических и научных конференций. Имеет ранг Чрезвычайного и Полномочного Посла. Заслуженный работник дипломатической службы Российской Федерации.

Окончил аспирантуру АН СССР без отрыва от работы. Кандидат исторических наук (1945), доктор исторических наук (1953), профессор (1957), член-корреспондент АН СССР (1968), действительный член АН СССР (1981), член президиума АН СССР, академик-секретарь Отделения истории АН СССР (1981—1988), советник президиума АН СССР (РАН) с 1988 года, председатель Национального комитета российских историков, главный научный сотрудник Института Дальнего Востока РАН. Лауреат Государственных премий СССР и РФ, премии «Триумф». Награжден многими орденами и медалями. Автор 12 монографий и свыше 400 статей по истории Китая, Японии, международных отношений.

— Сергей Леонидович, констатация экономических успехов Китая стала общим местом в средствах массовой информации самой различной политической ориентации. Очень велик соблазн придать этим успехам некий хронологический оттенок: девяностолетие Компартии Китая ознаменовано выходом великой страны на вторую позицию в мировой экономической табели о рангах. А чем будет ознаменовано столетие КПК? Займет ли народный Китай, как это полагают многие, через десять лет место мирового лидера?

— Китай добился удивительных успехов на пути проведения политики реформ, модернизации промышленности, сельского хозяйства, науки, обороны и осуществления политики открытости для внешнего мира. Реформы начались с введения в деревне семейного подряда, стимулировавшего трудовую активность крестьян. Результат не замедлил сказаться: удалось досыта накормить население огромной страны.

При проведении реформы в городах — в промышленности, образовании и других областях — китайское руководство действовало дальновидно, согласно народной мудрости: «Переходя вброд бурный поток, прежде чем сделать следующий шаг, нащупай ногой очередной камень, на который ты собираешься встать». Намеченные мероприятия, связанные с проведением той или иной реформы, предварительно опробовались в масштабах одного района, уезда или провинции, прежде чем реформа начиналась во всей стране.

Одновременно руководство партии и государства наметило и долгосрочную перспективу строительства социализма с китайской спецификой на первую половину ХХI века. В первое десятилетие этого столетия были предусмотрены увеличение валового национального продукта в 2 раза по сравнению с 2001 годом, дальнейший подъем жизненного уровня населения, создание эффективной системы социалистической рыночной экономики. И это сделано. В последующие 10 лет наряду с дальнейшим развитием экономики намечено совершенствование механизмов и методов управления. К середине ХХI века ожидаются в основном завершение модернизации, построение богатого и сильного цивилизованного современного социалистического государства.

Успешное сочетание планового начала, осуществляемого государством в форме пятилетних планов, с развитием рыночных отношений привело за годы реформ к тем величественным результатам, которые видит сегодня весь мир. Политика реформ, что чрезвычайно важно, поддерживается всеми слоями населения КНР. Есть успехи в развитии правового государства.

За последние годы наметилось разделение функций органов КПК и государственных структур, усилилась борьба с коррупцией. Китай уверенно шагает вперед к намеченной цели, успешно преодолевая немалые трудности и преграды на своём пути — нехватку источников энергии, сложные экологические и демографические проблемы, разрыв в уровне развития между приморскими провинциями и центральными, западными районами страны, нерентабельность ряда государственных предприятий.

Как и в других странах с рыночной экономикой, угрозу для стабильного развития Китая представляют коррупция и казнокрадство. Ими заражена не только часть чиновничества, но даже и некоторые представители властей. Актуальна борьба с преступностью. К этому добавляется и деструктивная активность отдельных религиозных деятелей.

В Китае много сделано, но есть и немало проблем. Повторюсь: политику реформ, развития и стабильности поддерживают все слои населения КНР. Поэтому, отвечая на ваш вопрос, я скажу так: ближайшие десять лет, идя к столетию своей Коммунистической партии, Китай продемонстрирует новые огромные достижения и, вполне вероятно, станет первой державой мира.

— Радиостанция «Свобода» пригласила меня поучаствовать в ток-шоу с крупным российским бизнесменом, одним из тех, кого называют «олигархами». Когда вопрос коснулся Китая, мой оппонент не стал отрицать очевидные достижения этой великой страны, но утверждал, что достигнуты они не благодаря политике Компартии, а вопреки. Дескать, КПК всё дальше отходит от революционных идеалов, поддерживая в ходе реформ частный бизнес. Насколько, по вашему мнению, развитие частного предпринимательства является порождением последнего периода, эпохи реформ?

— Летом 1949 года, еще до провозглашения Китайской Народной Республики, я, в то время Генеральный консул СССР, имел возможность задать вопрос на эту тему не кому-нибудь, а Мао Цзэдуну: какую политику КПК намерена проводить в отношении китайской буржуазии после прихода к власти в масштабах всей страны? Мао Цзэдун сказал, что в Китае (в отличие от России периода Октябрьской революции) буржуазия, как и остальной народ — крестьяне, рабочие, интеллигенция, — подвергалась гнету иностранного империализма и местных феодалов, и поэтому ее надо рассматривать как союзника Компартии, а не как врага, не отталкивать ее.

И еще отмечу. Государственный флаг КНР, поднятый на площади Тяньаньмэнь 1 октября 1949 года, — красное полотнище с пятью звездами. Четыре звезды, расположенные полукругом вокруг большой звезды, символизирующей КПК, олицетворяют рабочий класс, крестьянство, мелкую буржуазию и национальную буржуазию. Уже без малого 62 года эта символика неизменна.

— Сейчас антикоммунистическая пропаганда вынуждена менять направление удара. Достижения Китая сделали бесперспективными рассуждения о заведомой неэффективности социалистической экономики. Особенно нелепо такие построения выглядят на фоне нынешнего глобального экономического кризиса мирового капиталистического хозяйства.

Поэтому в идеологической борьбе всё активнее эксплуатируется тезис о «коммунистической архаике». Дескать, коммунисты (и не только китайские) всё чаще уходят вглубь веков, романтизируют прошлое, чтобы взять оттуда порой полумифические страницы величия, создавая тем самым питательную среду для национализма. Как вы оцениваете рассуждения такого рода?

— Вот характерный эпизод. Мой ленинградский учитель академик Алексеев по заданию ЦК ВКП(б) помогал ликвидировать неграмотность среди китайских кули —  низкоквалифицированных рабочих, которых в довоенные годы было множество во Владивостоке, Хабаровске, да и на всём нашем Дальнем Востоке. Это были люди абсолютно неграмотные, в большинстве своём выходцы из провинции Шаньдун. Они говорили на диалекте, который мог быть транскрибирован в текст на латинице. Вместе с китайскими товарищами из Коминтерна (а в китайском представительстве в Коминтерне в Москве работали весьма видные деятели, люди образованные, профессора) Алексеев придумал фонетический алфавит — латинскими буквами писали китайские слова шаньдунского наречия. Был выпущен даже специальный словарь. На основании этого словаря очень быстро, за какие-то три-четыре месяца, была проведена поголовная ликвидация неграмотности китайских рабочих во Владивостоке. Энтузиасты латинской транскрипции даже стала выпускать газету «Рабочий путь», набранную не иероглифами, а латиницей. Газета пользовалась большой популярностью. Так китайские товарищи стали активными участниками наших пятилеток.

Я поинтересовался у Мао Цзэдуна его отношением к этому эксперименту. Он ответил, что знает о нем, да и о других подобных попытках отказаться от иероглифического письма. «Но я лично против этого, — сказал Мао Цзэдун и пояснил: — Если перевести Китай на иностранный алфавит, мы потеряем свою национальную идентичность, потеряем свою культуру, которой 5 тысяч лет. Иероглифы  — это наше богатство, и ни в коем случае от них отказываться нельзя, я буду возражать против любых попыток введения латинизации».

Так вопрос был решен. Хотя со временем кое-какие элементы латинизации в Китае привились: они мелькают на дорожных указателях, время от времени появляются латинские обороты в газетах (наряду с иероглификой). Но это уже транскрипция нормативного пекинского диалекта.

— Очевидно, для кого-то иероглифы — мертвая архаика с националистическим окрасом. Но для большинства народа иероглифическое письмо — хранилище бесценных живых традиций. И, похоже, правы именно вторые — китайцы гордятся тем, что все, кто хочет общаться с их великой державой, вынуждены учить иероглифы, даже если наука эта дается им с немалым трудом. Да и древние памятники сегодня оживают именно благодаря иероглифам.

К этому сюжету примыкает мой следующий вопрос. Сейчас некоторые западные исследователи китайского социализма охотно рассуждают о том, что он, как и другие направления социалистического учения, антиинтеллектуален, будто бы изначально противоположен устремлениям интеллигенции, которая (как и всегда) уходит во «внутреннюю эмиграцию». Что вы думаете о суждениях такого рода?

— Сошлюсь на свой опыт. После защиты диссертации я переработал ее текст в книгу о внешнеполитических взглядах Сунь Ятсена. И намучился с Госполитиздатом: приходилось несколько раз пересылать поправки к тексту из Китая дипломатической почтой — события-то развивались стремительно…

— А издательство, конечно, никак не могло определиться, на что ориентироваться…

— Сунь Ятсен — фигура сложная. Вот я и решил прояснить ситуацию прямо у Мао Цзэдуна — с его мнением никакое издательство спорить не будет. Мао Цзэдун знал Сунь Ятсена, в 1924 году руководил шестым выпуском организованных им крестьянских курсов в кантоне Гуанчжоу. Отвечая мне, Мао Цзэдун дал высокую оценку этому выдающемуся китайскому революционеру-демократу, отметив вместе с тем, что после его смерти Гоминьдан изменил его заветам.

А кто был Сунь Ятсен? Он был высокообразованным интеллигентным человеком, получил хорошее образование, в том числе за рубежом, и сознательно пришел в революцию. Думаю, оценка Мао Цзэдуна имеет значение для понимания того, как коммунисты подходят к интеллигенции.

Другая фигура — Го Можо. Еще в начале ХХ века он заявил о себе как поэт-романтик, переводчик западноевропейской литературы. Он принимал активное участие в движении за новую культуру, выступал против феодально-бюрократического, милитаристского правления, во время революции 1925—1927 годов проявил себя как решительный боец. После поражения революции был вынужден эмигрировать в Японию, где создал ряд крупных трудов по истории и философии Древнего Китая. Когда перед лицом японской агрессии в Китае стал складываться единый антияпонский фронт, Го Можо возвратился на родину и с началом войны в 1937 году принял активное участие в народной борьбе с интервентами.

В начале сороковых годов он поддерживал активную переписку с советскими писателями и деятелями культуры. В годы Великой Отечественной войны принимал деятельное участие в работе Китайско-советского культурного общества, находившегося в столице Китая военного времени городе Чунцин. И при этом не прекращал научной и литературно-публицистической деятельности.

Когда в Китае опять возобновилась гражданская война, Го Можо деятельно выступил за ее прекращение и вызвал к себе лютую ненависть гоминьдановских реакционеров. Они неоднократно предпринимали попытки физической расправы с этим популярным в стране ученым и общественным деятелем.

После победы народной революции 1 октября 1949 года Го Можо вошел в состав правительства Китайской Народной Республики. А вскоре ему была поручена организация Академии наук Китая, которую он бессменно возглавлял до своей кончины.

Я познакомился с этим выдающимся человеком в 1944 году, когда был направлен на работу в Чунцин. Книги, пьесы и статьи, написанные Го Можо в Чунцине, привлекали к себе всеобщее внимание присущими им не только научными и литературными достоинствами, но и полемической заостренностью. Большой общественный резонанс вызвала его статья, посвященная 300-летию крестьянского восстания в Китае, которое привело к свержению Минской династии в 1644 году. Гоминьдановские власти остро отреагировали на эту статью, в которой, критикуя продажность и разложение последних правителей Минской династии, автор недвусмысленно намекал на гоминьдановское правление.

Го Можо принимал самое непосредственное участие в мероприятиях по развитию китайско-советских культурных связей, выступал с лекциями в Китайско-советском культурном обществе и с публикациями в китайской прессе по этим вопросам.

В 1945 году он приехал в Ленинград на юбилейную сессию Академии наук СССР, посвященную ее 220-летию, и был гостем моего отца в нашей квартире на Большом проспекте Васильевского острова. Эти два, казалось бы, очень разных человека прониклись глубоким расположением друг к другу. Мой отец востоковедением не занимался — он был военный врач, во время Первой мировой войны командовал госпиталем. Потом оставил армию по состоянию здоровья, а во время Великой Отечественной войны снова ушел на фронт. Примечательно, что у него был приятный тенор и в свободное от службы время он пел в Кировском театре. Весь наш дом был пронизан музыкой, и Го Можо это, видно, пришлось по душе — он был романтик. За столом Илья Григорьевич Эренбург, один из основателей Движения сторонников мира, так и сказал: «Вы, Го Можо, романтик, а романтик всегда молод душой. Поэтому я предлагаю тост за молодость Китая и за вашу молодость».

Го Можо был знаменосцем прогрессивной интеллигенции, которая боролась против гоминьдановской диктатуры, за сохранение единого фронта с коммунистами. Он был человеком левых убеждений, никогда не скрывал своей принадлежности к Компартии.

Когда коммунисты 31 января 1949 года вошли в Пекин, они сразу же начали собирать воедино все прогрессивные силы страны. Разрозненные группки интеллигенции возвращались из эмиграции — из Америки, Гонконга, Макао прибывали писатели, ученые, деятели искусства. Проходили массовые, порой бурные всекитайские собрания писателей, раздробленных ранее профсоюзов, молодежных организаций. Шла интенсивная подготовка к Всекитайскому учредительному собранию, которое должно было провозгласить создание Китайской Народной Республики. Очень активно работал тогда с интеллигенцией лично Чжоу Эньлай — сам человек высокообразованный, серьезный вклад внесли в этот процесс Го Можо, другие представители прогрессивной интеллигенции. Китай был в то время страной массовой неграмотности, интеллигенция составляла тончайший, но весьма влиятельный слой общества. И коммунисты добились объединения очень разных групп образованных людей — Компартию поддержали даже представители левого крыла Гоминьдана, члены Демократической лиги, ряда мелких партий, которые Гоминьдан терпел, но по сути дела подминал под себя.

В результате была созвана Народно-политическая консультационная конференция (НПКК). Ей предстояло утвердить новое правительство страны. Так что все разговоры о противостоянии Компартии и интеллигенции, на мой взгляд, несостоятельны.

— Сергей Леонидович, великий день 1 октября 1949 года, день провозглашения новой социалистической державы — Китайской Народной Республики, многократно описан разными авторами. Однако финальный период китайской революции, как представляется, исследован еще не полностью. Расскажите как свидетель и участник событий о том времени, как развивались события в Пекине накануне и после прихода Компартии к власти.

— Целесообразно обратиться к концу 1948 года. Народно-освободительная армия Китая (НОАК) постепенно сжимала кольцо вокруг Пекина, в котором скопилась масса беженцев из различных районов Северного Китая. В их числе были гоминьдановские офицеры и чиновники, члены их семей, помещики и зажиточные горожане, напуганные антикоммунистической пропагандой.

Под новый, 1949 год гоминьдановские спецслужбы расклеили по всему Пекину плакаты, развесили транспаранты с антикоммунистическими призывами и карикатурами. Мне как Генеральному консулу СССР пришлось дважды посетить штаб гоминьдановского гарнизона, чтобы заявить решительный протест по поводу враждебных Советскому Союзу акций и провокаций. После моих протестов пришло официальное сообщение от начальника штаба: впредь антисоветская агитация в виде плакатов и карикатур допускаться не будет.

Гоминьдановцы превратили несколько широких улиц во взлетно-посадочные полосы, куда ежедневно прибывали военно-транспортные самолеты. Они доставляли грузы, необходимые для армии, а обратными рейсами вывозили гоминьдановских чиновников, офицеров, членов их семей и других лиц, опасавшихся прихода коммунистов. Такое бегство высокопоставленной богатой публики вызывало озлобление рядовых горожан. В Пекине ширилось движение за прекращение братоубийственной гражданской войны и за мирную сдачу города, дабы уберечь от боевых действий этот исторический и культурный центр, избежать бессмысленных жертв.

В свою очередь командование НОАК вело широкую разъяснительную работу среди населения, что находило положительный отклик у самых разных его слоев. Люди перестали бояться коммунистов, гоминьдановская пропаганда оказалась бессильна. Командующий гоминьдановской армией в Пекине вынужден был учесть настроение народа и решился на мирную сдачу города. Руководство КПК пошло навстречу его предложениям. Столица избежала разрушений, неизбежных во время боевых действий.

31 января 1949 года состоялось торжественное вступление в Пекин частей НОАК. Испытавшие на себе последствия четырехлетнего гоминьдановского правления, пережившие 40-дневную осаду и бесчинства чанкайшистских войск, жители Пекина с красными флагами и транспарантами радостно приветствовали освободителей. Это было реальное торжество коммунистической идеи.

Не остались в стороне и сотрудники нашего Генерального консульства: с женами и детьми они вышли к настежь распахнутым воротам консульства, над которыми развевался Государственный флаг СССР.

В отличие от других улиц с бурлившими толпами горожан район, где располагались консульства США, Бельгии, Голландии, Франции и Великобритании, был пустынен. Напуганные антикоммунистической пропагандой сотрудники западных консульств наглухо заперли въездные ворота и изнутри забаррикадировали их, кто грузовыми автомобилями, кто наспех сооруженными заграждениями из мешков с песком и ящиков. А мимо в образцовом порядке на трофейных американских машинах непрерывным потоком двигались полки НОАК. Одетые в новую, с иголочки, теплую военную форму, вооруженные захваченными в боях с гоминьдановцами американскими карабинами, с обветренными лицами ехали герои сражений в Северо-Восточном и Северном Китае. Машины с артиллерийской прислугой везли на прицепах трофейные американские пушки и зенитные орудия. Зрелище было впечатляющее.

А полчаса спустя к зданию консульства приехал на легковом автомобиле без охраны генерал Е Цзяньин, которого только что назначили на пост председателя Военно-революционного комитета Пекина.

— Все вы, видимо, родились под счастливой звездой, или, как говорят у вас в России, «в рубашке», — сказал он мне. — Командование НОАК через свою агентуру получило сведения о подготовке в Пекине гоминьдановской секретной службой крупной провокации против советского и американского генконсульств, приуроченной к моменту вступления в город частей НОАК. Гоминьдановские террористы под видом местных жителей-антикоммунистов должны были напасть на помещение советского Генерального консульства, убить всех его сотрудников и членов их семей. Одновременно другая группа диверсантов, переодетых в форму НОАК, должна была совершить налет на Генконсульство США и перестрелять всех находившихся на его территории американцев. Цель задуманной акции — спровоцировать войну между Советским Союзом и Америкой, ибо только война, по мнению гоминьдановцев, могла спасти их режим.

Как только мы об этом узнали, — продолжал генерал, — был приведен в полную боевую готовность полк специального назначения, чтобы в случае необходимости послать его вам на выручку. Одновременно коммунисты-подпольщики принимали свои меры для предотвращения провокации, — закончил Е Цззяньин.

Выразив глубокое удовлетворение тем, что командованию НОАК не пришлось пускать в дело спецполк, я поблагодарил генерала за помощь и рассказал о тяжелом положении советских граждан в период осады, о притеснениях их гоминьдановцами, о разбоях и грабежах. Е Цзяньин обещал немедленно найти виновных, разыскать и вернуть награбленное.

В середине апреля 1950 года этот генерал получил новое назначение — на юг. Там, в Гуаньчжоу, мы были его гостями вместе с вашей коллегой корреспондентом «Правды» Ольгой Чечёткиной.

По пути я обещал Ольге Ивановне, что нас будут кормить блюдами из лягушек, моллюсков и прочими изысками знаменитой южнокитайской кухни. Ольга Ивановна сделала неприязненную гримасу и пообещала пожаловаться на меня в ЦК за то, что я пытаюсь уморить корреспондента «Правды» ужасной пищей. Видно, это была шутка. Поездка прошла прекрасно, все были довольны друг другом.

Когда я получил официальное приглашение принять участие в торжественной церемонии провозглашения Китайской Народной Республики 1 октября 1949 года на площади Тяньаньмэнь, я запросил указаний из Москвы, как мне следует поступить. Заместитель министра иностранных дел Андрей Андреевич Громыко ответил, что я могу присутствовать на данной церемонии, «но не должен выдвигаться на передний план».

— К вам в Москве возникли претензии?

— Не в этом дело. Сталин счел необходимым ограничить публичные проявления дружбы между СССР и демократическим Китаем. Почему он принял такое решение — разговор особый, можем по этому поводу поговорить позже. Сейчас же вернемся к подготовке торжеств на площади Тяньаньмэнь.

Стараясь буквально придерживаться полученного указания, я сказал заведующему протоколом, ответственному за размещение гостей, что мне удобнее стоять на центральной трибуне во втором ряду, а не в первом. Так и было сделано.

Внимание народа привлекли советские писатели Александр Фадеев и Константин Симонов, которые прибыли из Москвы. Вот характерный штрих: их встречал Чжоу Эньлай, готовивший парадный акт. Он не спал четверо суток, постоянно ведя переговоры с разными политическими группами. Поэтому к моменту встречи Фадеева и Симонова Чжоу Эньлай буквально валился с ног, засыпал на ходу. Его поддерживали сопровождающие, но он всё-таки нашёл в себе силы тепло приветствовать советских гостей. Место им отвели почётное, но не на центральной трибуне.

Ровно в 15 часов 1 октября 1949 года Генеральный секретарь Центрального народного правительства КНР, ветеран коммунистического движения Линь Боцюй объявил о начале торжественной церемонии. По команде председателя Центрального народного правительства на высоком флагштоке в центре площади Тяньаньмэнь был медленно поднят красный стяг с пятью звёздами — государственный флаг КНР. Под звуки «Марша добровольцев», ставшего гимном КНР, прогремели 28 залпов артиллерийского салюта, символизирующих 28 лет борьбы Коммунистической партии Китая за победу. Потом Мао Цзэдун зачитал текст Декларации об образовании Центрального народного правительства КНР, принятой накануне на заключительном заседании НПКК. Затем был военный парад, продолжавшийся около трёх часов. За войсками на площадь вступили колонны ликующих демонстрантов.

Ко мне подошёл помощник только что назначенного премьера Государственного административного совета и министра иностранных дел Чжоу Эньлая и передал его просьбу не уезжать из Генерального консульства на правительственный приём до тех пор, пока мне не доставят срочное письмо. Вскоре посланец с пакетом прибыл. Вот что в нём было:

«Генеральному консулу Советского Союза в Пекине господину Тихвинскому

Настоящим извещаю Вас о том, что сегодня председатель Центрального народного правительства Китайской Народной Республики Мао Цзэдун опубликовал декларацию.

При настоящем письме я направляю Вам эту декларацию и надеюсь, что Вы перешлёте её правительству Вашей уважаемой страны.

Я полагаю, что установление нормальных дипломатических отношений между Китайской Народной Республикой и различными государствами мира является необходимым.

Министр иностранных дел Центрального народного правительства Китайской Народной Республики Чжоу Эньлай 1 октября 1949 года. Пекин».

Рано утром следующего дня московское радио оповестило весь мир о признании Советским Союзом Китайской Народной Республики. Позже поступила официальная телеграмма. А затем из Москвы сообщили, что меня назначили временным поверенным СССР в КНР.

Союз Советских Социалистических Республик был первой страной мира, которая признала Китайскую Народную Республику. Это стало праздником наших братских народов, наших братских стран и наших братских партий.

— Вы меня заинтриговали упоминанием о том, что Сталин в 1948 году распорядился ограничить публичные проявления дружбы между СССР и демократическим Китаем. Почему? Ведь он как будто бы всегда очень уважительно, дружески относился к китайской революции, к китайским революционерам. Он даже послал письмо соболезнования в связи со смертью Сунь Ятсена…

— Сталин не просто дружески относился к китайской революции. Образно говоря, он пропустил её через своё сердце.

Послание в связи со смертью Сунь Ятсена, о котором вы упомянули, было как бы ответом народу Китая на предсмертное письмо Сунь Ятсена, которое он направил в ЦИК СССР:

«Дорогие товарищи. В то время как я лежу в недуге, против которого бессильны люди, моя мысль обращена к вам и судьбам моей партии и моей страны.

Вы возглавляете союз свободных республик — то осязаемое наследие, которое оставил угнетённым народам мира бессмертный Ленин… Я твёрдо верю в неизменность поддержки, которую вы до сих пор оказывали моей стране. Прощаясь с вами, дорогие товарищи, я хочу выразить надежду, что скоро настанет день, когда СССР будет приветствовать в могучем свободном Китае друга и союзника, и что в великой борьбе за освобождение угнетенных народов мира оба союзника пойдут к победе рука об руку.

С братским приветом Сунь Ятсен. 11 марта 1925 г.».

12 марта великий революционер-демократ скончался.

Сталин встречался с товарищами, приезжавшими в Москву из Китая на учёбу, тщательно анализировал самую различную информацию, поступавшую к нему, был полностью в курсе революционных событий.

Я имел возможность лично убедиться в этом в середине мая 1939 года. Тогда меня вызвали в Кремль, где я должен был переводить разговор с председателем Законодательного юаня (палаты) китайского парламента Сунь Фо — сыном доктора Сунь Ятсена. В кабинете В.М. Молотова, сравнительно недавно назначенного на пост наркома иностранных дел, собрались И.В. Сталин, К.Е. Ворошилов, А.И. Микоян и первый заместитель наркома иностранных дел В.П. Потёмкин.

Сунь Фо просил существенно увеличить объём советских военных поставок — самолётов, танков, боеприпасов, горючего и транспортных средств. Сталин был полностью осведомлён о всех деталях проблемы. Подойдя к противоположной от окон стене кабинета, он потянул за шнур и спустил карту Центральной и Восточной Азии. Разговор пошёл о возможности строительства железной дороги, которая соединила бы советскую Среднюю Азию через Синьцзян с городом Ланчжоу (главным центром провинции Ганьсу). По этому маршруту можно было бы бесперебойно снабжать Китай грузами, необходимыми для войны с Японией.

В заключение Сталин сказал, что все заявки на материальное снабжение будут подробно рассмотрены в Народном комиссариате внешней торговли А.И. Микояном. 16 июня 1939 года А.И. Микоян и Сунь Фо подписали Договор о торговле между СССР и Китаем. Сталин проявил себя как дальновидный революционер-интернационалист.

Однако не следует забывать, что он в то же время возглавлял великую страну и должен был учитывать международную ситуацию в комплексе. В 1943 году, когда Советский Союз вёл тяжелейшую войну с германскими фашистами и их союзниками, готовилась конференция на высшем уровне в Тегеране. Рузвельт и Черчилль встретились с Чан Кайши и вознамерились пригласить его для участия в Тегеранской конференции. 30 октября 1943 года в Москве посол Китая в СССР Фу Бинчан подписал вместе с Молотовым, Хэллом и Иденом четырёхстороннюю Декларацию четырёх держав по вопросу о всеобщей безопасности (я тогда работал в секретариате советской делегации на этой встрече). 2 ноября 1943 года текст декларации опубликовала «Правда». Тем дело и кончилось — приглашения в Тегеран Чан Кайши не получил. Причин такого развития событий я не знаю. Но полагаю, что Сталин в условиях жесточайшей войны на западе не хотел дополнительно осложнять ситуацию с Японией на востоке. Да и антикоммунистические акции Чан Кайши для него были неприемлемы.

А теперь обратимся к году 1949-му. Сравнительно недавно, когда были опубликованы ранее строго секретные документы из личного архива И.В. Сталина, стало известно, что директива советским консульствам на китайской территории, подконтрольной КПК, о приостановлении их официальной деятельности была подписана лично Сталиным. Общаться с представителями местных властей он разрешал лишь главам консульских учреждений. Я был Генеральным консулом СССР в Пекине и действовал соответственно.

Эта директива, а также недавно рассекреченная переписка между И.В. Сталиным и Мао Цзэдуном (равно как и отчёт А.И. Микояна о поездке в деревню Сибайпо в январе—феврале 1949 года для встречи с Мао Цзэдуном) свидетельствуют о серьёзных опасениях Сталина относительно возможного вмешательства США и Англии в ход гражданской войны в Китае на стороне Гоминьдана. Предлогом для такого вмешательства могла послужить поддержка Советским Союзом Компартии Китая. Подтверждает обоснованность наших опасений и тот факт, что консульства США, Англии, Франции, Голландии и Бельгии оставались в Пекине и после вступления в столицу частей НОАК. Они пытались функционировать и дальше, однако не спешили с признанием КНР после 1 октября 1949 года.

«Мы не считаем настоящий момент подходящим для широкой демонстрации дружбы между СССР и демократическим Китаем», — писал Сталин в телеграмме Мао Цзэдуну 26 мая 1949 года.

Однако в Китае, похоже, на ситуацию смотрели несколько иначе. Ещё в июне 1948 года по просьбе народно-демократических властей Северо-Восточного Китая, согласно распоряжению Сталина, в Китай была направлена большая группа специалистов во главе с бывшим министром путей сообщения И.В. Ковалёвым. Эти люди были очень заметны в общей массе. Китайцы, глядя на них, говорили друг другу: «Вон русские. Они за нас». Так что особой тайны из нашей помощи не получилось. Тем более что факт их работы был налицо — к середине 1949 года было успешно завершено восстановление северокитайских дорог в направлении Пекина.

В декабре 1949-го — феврале 1950 года Мао Цзэдун посетил Советский Союз. Говоря об итогах этого визита, он заявил: «Будучи в Москве, я и товарищ Чжоу Эньлай, а также члены китайской делегации встречались с Генералиссимусом Сталиным и ответственными товарищами из Советского правительства. Трудно передать словами то полное взаимопонимание и глубокую дружбу, которые созданы на основе коренных интересов наших великих народов Китая и Советского Союза. Все видят, что сплочение великих китайского и советского народов, закреплённое договором, является долговечным, нерушимым и непоколебимым. Это сплочение неизбежно повлияет не только на процветание великих держав Китая и Советского Союза, но и на будущность всего человечества и поведёт к победе справедливости и мира во всём мире».

К сожалению, путь этот оказался не таким прямым, как виделось в 1950 году.

— Победа коммунистов в Китае и рукопожатие двух великих держав, к сожалению, ещё не означали наступления эры мира. Американцы, опьянённые победами 1945 года, решили, что наступило время глобального доминирования США?

— Хотя 29 августа 1949 года Советский Союз успешно провёл первое испытание атомной бомбы, США продолжали сохранять подавляющее преимущество в количестве этого самого разрушительного оружия и откровенно шантажировали нашу страну. Американские военные с благословения президента Г. Трумэна разрабатывали всё новые детальные планы ядерной войны против СССР. Естественно, по каналам советской разведки соответствующая информация поступала И.В. Сталину.

Первый американский план нападения на Советский Союз с применением атомного оружия под кодовым названием «Тоталити» был разработан ещё в 1945 году. То есть в год победы над фашистской Германией и милитаристской Японией наш союзник уже планировал нападение на СССР.

В 1948 году президенту Трумэну были представлены два плана — «Чариотир» и «Флитвуд». А в 1949 году родился более совершенный «Дропшот». По планам «Чариотир» и «Флитвуд» начало военных действий против Советского Союза с применением атомных бомб намечалось 1 апреля 1949 года. «Дропшот» предусматривал нанесение атомного удара по объектам в 100 городах СССР с использованием 300 атомных и 2000 обычных бомб. Согласно секретной директиве Совета национальной безопасности США

№ 20/1 от 18 августа 1948 года, после атомной бомбардировки в Советском Союзе предполагалось установить оккупационный режим.

Нашей страной аппетиты Вашингтона не ограничивались. 25 января и 6 февраля 1950 года гоминьдановские самолёты (американские «летающие крепости» конца Второй мировой войны) произвели налёты на Шанхай и вывели из строя все четыре городские электростанции. Многомиллионный город погрузился во тьму. К счастью, в этот период в Шанхае находилась делегация Моссовета, в которую входили специалисты по коммунальному хозяйству. Следуя их советам и рекомендациям, китайские рабочие и специалисты за считанные дни восстановили энергоснабжение города. Понятно, что когда в 20-х числах февраля в Шанхае было собрание городского актива, посвящённое 32-й годовщине Советской Армии, оно прошло с огромным подъёмом и вылилось в демонстрацию благодарности Советскому Союзу, Советской Армии за помощь в трудное время.

В начале марта в Шанхай прибыла группа советских военных под командованием генерал-полковника П.Ф. Батицкого. До отъезда в Китай он командовал московской зоной ПВО. Наши лётчики обеспечили прикрытие Шанхая с воздуха. Советская страна посылала на помощь народному Китаю лучших из лучших. Когда 5 мая была сбита «летающая крепость», на командном пункте группы Батицкого находился трижды Герой Советского Союза И.Н. Кожедуб, который и руководил боем. Этот налёт на Шанхай стал последним.

— По сугубо личным причинам я в то время часто бывал в советском балтийском пограничье и помню бесконечные воздушные тревоги. Местное радио передавало, что неопознанные самолёты вторгались в советское воздушное пространство. А потом следовал вздох облегчения: «Самолёты-нарушители ушли в сторону моря». Как меня уверяли много лет спустя американские коллеги-журналисты, это было дипломатичное сообщение об уничтожении машин ВВС США, которые постоянно прощупывали советскую систему ПВО.

— Безусловно, американцы и их прихвостни давили и на нас, и на Китай. Такое давление в любой момент могло обернуться большой бедой. Поэтому, когда в 1950 году началась война в Корее, и в Москве, и в Пекине, и, само собой, в Пхеньяне к ней отнеслись очень серьёзно. Военные действия могли в любой момент перекинуться на территорию Северо-Восточного Китая, бывшую тыловой базой северокорейской армии и китайских добровольцев, которые сдерживали наступление американских войск на север Кореи. Генерал Макартур прямо угрожал применить против КНР и КНДР атомное оружие.

Мне довелось в качестве переводчика быть свидетелем проявления крайней обеспокоенности Сталина, Ким Ир Сена и Гао Гана (члена Политбюро ЦК КПК, представлявшего Компартию Китая) корейскими делами. Их встреча проходила в июне 1951 года на так называемой Ближней даче в Подмосковье. В гостиной были И.В. Сталин, В.М. Молотов, Г.М. Маленков, Л.П. Берия и Н.А. Булганин, а также уже упоминавшиеся мною Ким Ир Сен и Гао Ган.

Я не видел Сталина близко 11 лет. И мне показалось, что он в отличной физической форме, загорел, только волосы сильно поредели.

Он начал беседу очень спокойно. Однако информация Ким Ир Сена и Гао Гана о тяжёлой обстановке на корейском фронте (а они характеризовали её как тупиковую) его явно раздражала. Речь шла о непрерывных дневных и ночных бомбёжках американской авиации и об американских ракетных обстрелах, которые вынудили китайские и корейские войска перейти к изнурительной позиционной войне. Совершались лишь отдельные местные вылазки в тыл противника. Гао Ган отметил трудности снабжения войск, так как все дороги, идущие от китайско-корейской границы, находились под непрерывными бомбардировками и ракетными ударами американских войск.

Ким Ир Сен разложил на столе карту Корейского полуострова, на которой была обозначена линия фронта. Сталин, небрежно взглянув на карту, обратился к присутствовавшим и спросил, как звали американского конгрессмена или сенатора, о котором недавно писала «Правда» в связи с раздававшимися голосами о необходимости прекращения войны в Корее. Этот американский политик, по словам Сталина, стал ратовать за прекращение корейской войны. Никто из присутствовавших фамилию этого американца не вспомнил. И тогда Маленков с поразившей меня прытью, полубегом направился в соседнюю комнату. Вскоре он вернулся с подшивкой «Правды». Однако Сталин уже утратил интерес к этому сюжету. (Видимо, он читал о том, что 17 мая 1951 года в конгрессе США рассматривался проект резолюции о прекращении военных действий, который, однако, поддержки не получил).

Беседа продолжалась свыше часа, детально обсуждалась помощь Советского Союза войскам КНР и КНДР. Рассматривались и возможности мирного урегулирования конфликта.

Хочу в связи с этим подчеркнуть, что дипломатические усилия Советского Союза и КНР были хорошо скоординированы. Вернусь немного назад. В 1950 году правительство КНР направило в адрес Генеральной Ассамблеи и Совета Безопасности ООН жалобу по поводу агрессии США в отношении Китая, потребовало включения этого вопроса в повестку дня Ассамблеи и предоставления делегации КНР возможности изложить свою позицию. Несмотря на яростное сопротивление американской дипломатии и лично Дж. Ф. Даллеса (представлявшего США на Генеральной Ассамблее), Советскому Союзу удалось добиться приглашения Секретариатом ООН делегации КНР. 28 ноября 1950 года руководитель китайской делегации У Сюцюань выступил с большой речью о вооружённой агрессии США против Китая. Он подчеркнул, что Центральное народное правительство КНР является единственным правительством, представляющим китайский народ, и что окопавшиеся на Тайване под защитой США остатки гоминьдановцев не имеют никакого права представлять китайский народ в ООН. Он потребовал, чтобы Совет Безопасности ООН осудил США за вооружённую агрессию против неотъемлемой части территории Китая — острова Тайвань и за вооружённую агрессию в Корее и принял меры к отводу американских войск с Тайваня и из Кореи. 29 и 30 ноября У Сюцюань вновь выступал на заседании Совбеза ООН.

Мне было поручено поддерживать связь советской делегации с делегацией КНР. И я с уважением наблюдал за той большой работой, которую вели китайские делегаты с представителями разных стран на Генеральной Ассамблее, членами Совета Безопасности и работниками Секретариата ООН. Тогда китайские дипломаты заложили хорошую основу для будущих международных успехов их страны.

— А теперь вопрос, который мне очень не хотелось задавать, но без него история КПК будет не полной. «Культурная революция», которая принесла так много бед обеим нашим партиям и нашим странам, — что вы думаете о ней сегодня?

— Это очень большой разговор, который вряд ли стоит начинать под занавес беседы. Поэтому ограничусь ссылками на некоторые компетентные суждения.

В «Решении по некоторым вопросам истории КПК со времени образования КНР», принятом VI пленумом ЦК КПК 11-го созыва 27 июня 1981 года, сказано, что «культурная революция» была «смутой, вызванной сверху по вине руководителя и использованной контрреволюционными группировками, смутой, которая принесла серьёзные бедствия партии, государству и всему многонациональному народу».

Другой источник — «Внеслужебные записки дипломата» О. Василенко. С ним своими взглядами делился бывший посол СССР в КНР в 1959—1961 годах С.В. Червоненко. Сам Червоненко, как и его предшественники на посту посла в Пекине, не оставил письменных воспоминаний о времени своей работы в Китае. Но с Василенко, своим другом и коллегой, он обстоятельно беседовал. И тот дословно воспроизвел его отдельные высказывания в той книге, о которой я сказал.

«К воспоминаниям о Китае Степан Васильевич обращался много раз, — пишет О. Василенко. — И каждый раз с досадой и болью. «На мою долю, — говорил он, — пришлось то время, когда отношения между Москвой и Пекином ухудшались и ухудшались. По мере упрочения своих позиций китайское руковод-

ство всё меньше считалось с мнением Москвы. Причем делалось это демонстративно, напоказ. Выступления Мао Цзэдуна о перспективах третьей мировой войны явно не совпадали с нашим тезисом об отсутствии фатальной её неизбежности и о мирном сосуществовании двух систем. К тому же на весь комплекс отношений Москвы и Пекина накладывалась взаимная личная неприязнь Хрущёва и Мао Цзэдуна». Хрущёв, по мнению Степана Васильевича, не понимал Китая. Не понимал он и Мао Цзэдуна. Хрущёву подчас, видимо, казалось, что он имеет дело не с лидером великой державы, а с секретарём обкома из российской глубинки.

«Нелепость происходящего, — рассуждал Червоненко в изложении О. Василенко, — особенно бросалась в глаза на фоне того, что удалось узнать по ходу работы в сталинских архивах, изучения тактики и вообще умения Сталина вести переговоры с тем же Мао Цзэдуном».

Далее О. Василенко, ссылаясь на С.В. Червоненко, пишет, что в шестьдесят первом и шестьдесят втором годах по инициативе Хрущёва был принят ряд решений, бьющих по экономическим интересам Китая. Но при этом не учитывалось, что в результате подрывались и наши экономические интересы, да и в целом наши позиции в Китае.

Сегодня, обращаясь к печальному опыту тех лет, я прихожу к глубокому убеждению в необходимости всемерно поддерживать и развивать добрососедские, взаимовыгодные отношения с нашим ближайшим соседом — Китайской Народной Республикой, укреплять наши отношения стратегического партнёрства и взаимодействия, совместно решать вопросы сохранения мира и безопасности на планете.

— Но тогда возникает естественный вопрос: насколько такое стратегическое партнёрство возможно при теснейших контактах КНР и США, которые стали реальностью сегодня? Вашингтон, используя своё влияние, может попытаться разрушить альянс Москвы и Пекина?

— Китайская дипломатия с древнейших времён придерживается «доктрины шелковичного червя». Червь этот потихонечку, незаметно, но постоянно ест, ест, ест тутовый лист. А в результате обгладывает всё дерево, и листьев на нём не остаётся. На Китай работает фактор времени — пять тысяч лет непрерывной культуры. Китай всех переварил — и гуннов, и уйгуров, и монголов, и маньчжуров, — всех.