Событие, состоявшееся в Пскове в конце 2019 года, по своей значимости выходит далеко за пределы нашего региона. Управлением ФСБ по Псковской области снят гриф «секретно» с документов, которые ошеломляют подробностями зверств эстонских карателей на Псковщине в 1941—1944 годах.
Документы доказывают: запланированный фашистами геноцид в отношении «расово неполноценных» русских, евреев, цыган зачастую претворялся в жизнь руками коллаборантов. В нашем крае ими оказались нацисты из Эстонии. Конечно, рассекреченные материалы должны быть широко обнародованы. Пришло их время работать в защиту исторической правды, которую сейчас бессовестно попирают «цивилизованные» европейцы», включая соседнюю с нами Прибалтику.
ТЯЖЁЛОЕ это чтение — аккуратно скомпонованный том под названием «Коллекция документальных материалов из архивного уголовного дела по обвинению Веедлера А.О. и др.». Правда, бьющая по нервам! Я выходила из архива УФСБ с разболевшейся головой и думала: как же можно очернять великий подвиг наших предков после всего, что тогда произошло?..
Тот факт, что на Псковщине подручными немцев были эстонцы, никто не скрывал. И не все документы засекречивались. На их основе, например, псковский журналист Юрий Алексеев написал документальную работу «Моглинский лагерь: история одной маленькой «фабрики смерти» (1941—1944)». Та же тема поднята в книге псковича Юрия Моисеенко «Почерк зверя». Но ныне рассекреченные 36 документов, составившие весомый том объёмом в 151 лист, позволяют значительно полнее представить, с каким размахом творились злодеяния даже в одном концлагере — Моглинском, в 11 километрах от Пскова, у шоссе Псков — Рига.
Там все охранники были эстонцами. Впервые обнародованы имена Арнольда Веедлера, Эдуарда Торна, Эриха Лепметса, Йоханнеса Охвриля, чьи воинские звания именовались как «шютце» (стрелок) войск СС. Они и расстреливали красноармейцев и мирных граждан, а на детей пуль не тратили, разбивая головы чем-нибудь тяжёлым.
Убийств было столько, что до сих пор обнаружена лишь частица, кажется, бесконечных рвов с останками жертв вблизи деревень Моглино, Андрохново, Глоты. Это места массовых расстрелов под Псковом. Арестованные в 1960-х годах бывшие эстонские палачи запутывались, где и сколько убивали, перекладывали вину друг на друга. На советском следствии эсэсовец Лепметс признался: «О том, что я участвовал в расстрелах, я никому, даже своим родным, не рассказывал, так как этого стеснялся».
Важно, что с получением новых свидетельств поисковики псковской организации «След «Пантеры» уже запланировали начать весной раскопки на местах массовых казней. А в прошлом году Псковская область присоединилась к всероссийскому проекту поискового движения «Без срока давности». Одна из целей проекта — увековечение памяти жертв мирного населения. Ведь более половины из 27 миллионов павших советских людей — это гражданские лица на оккупированных территориях.
Какая же участь постигла моих земляков в трёхлетней оккупации? Её ужасы наш приграничный край познал одним из первых, а избавился от неё одним из последних. На архивных чтениях, посвящённых 75-летию Победы, которые прошли в Пскове в ноябре 2019 года, прозвучали такие данные о последствиях оккупации: в крае уничтожено 5 тысяч деревень, угнано в Германию 150 тысяч человек, убито 350 тысяч, областной центр разрушен почти до основания. Данные приблизительны и минимальны. Точного числа жертв, а тем более всех имён никто не знает. То же касается Моглинского рабоче-пересыльного лагеря, о котором напоминает придорожный билборд со словами: «На этом месте в 1941—1944 годах действовал фашистский концлагерь. В нечеловеческих условиях содержались тысячи мирных жителей. В окрестности деревни Моглино расстреляно и захоронено более 600 узников — стариков, женщин, детей. Помни о том, что было на этой земле! Это не должно повториться!»
Столько лагерных жертв, но лишь три расстрельных приговора палачам — Веедлеру, Торну, Лепметсу, причём найденным в Эстонии спустя двадцать пять лет после свершённых злодеяний. Охврилю дали десять лет колонии строгого режима, поскольку в Моглине он служил подростком. Большинство из тридцати четырёх охранников лагеря избежали наказания, удрав за рубеж или незаметно доживая на родине. Вот такая арифметика. Где-то под Ригой затерялись следы, возможно, погибшего коменданта лагеря — тридцатилетнего немца по фамилии Кайзер, настоящего садиста. Из немецкого начальства только он находился в лагере, проживая там в двухэтажном доме. В его отсутствие за старшего оставался эстонец Аугуст Луукас, начальник лагерной охраны.
Э СТОНСКИЕ каратели ненавидели всё советское и русское, кроме одного — русской водки. Алкоголем их нередко поощряли за хорошую службу, обещали земельные участки под Псковом, но любителям наживы всё казалось мало. Ведь многие шли служить как раз с целью обогащения. В Луукасе вдруг проснулся «бизнесмен». Втайне от немецких хозяев он принуждал еле живых узников стирать и штопать одежду казнённых для продажи на псковском рынке. Надо сказать, что немцы пожалели изобличённого, хотя объявили личному составу о его казни. С Луукаса всего лишь сорвали форму, довезли до Эстонии и вышвырнули. Спустя годы, прежде чем на него вышли сотрудники госбезопасности, выпивоха перепутал бутыли и вместо водки хлебнул керосина, отчего ему и пришёл конец.
Из рассекреченных документов понятна структура эстонских карательных органов, созданных немцами. Например, в Таллине возникла так называемая Эстонская особая рота, откуда нередко переводили служить в Псков и в Моглинский лагерь. А в Пскове на стене дома, где до оккупации был Музей-квартира В.И. Ленина, красовалась вывеска: «Псковский внешний отдел эстонской полиции безопасности и СД». В том же доме поселился куратор отдела — немец Трауд, остривший по поводу того, что живёт в комнате вождя мирового пролетариата. Немцы щедро наделили эстонскую полицию полномочиями для расправы с неугодными. Прибалтам приходилось лишь согласовывать вынесенные приговоры с немецким руководством.
Но, видимо, эстонские нацисты так обнаглели в своей самостоятельности, что вызвали раздражение хозяев. Масла в огонь подлил эпизод, упомянутый в документальном фильме «Без срока давности. Моглинский лагерь» (ГТРК, Псков). Когда лидер Эстонского самоуправления, друг оккупантов Хяльмар Мяэ встречал новый, 1943 год в Пскове, он допустил непозволительную оплошность. Захмелев за праздничным столом, Мяэ произнёс яркий тост во славу великой Эстонии — якобы будущей владелицы этих земель, вплоть до Ленинграда. Эстонские каратели за столом восторженно аплодировали, а вот у их куратора, немца Трауда, настроение испортилось. Об инциденте он тут же доложил начальству. И уже через месяц эстонская полиция безопасности была реформирована в оперативную команду, а её руководство усилено немцами. Но всю оперативную работу по-прежнему доверяли эстонцам.
К работе относилось, например, истребление цыганских таборов. В фильме «Без срока давности. Моглинский лагерь» подполковник КГБ в отставке Михаил Петрович Пушняков рассказывает: «Целыми таборами находили и помещали в лагерь, потом вывозили за 800 метров от Моглина, где были окопы пограничные. И там убивали. Жуткими способами! Отрывали грудных детей от матерей, брали за ножки, ударяли о повозки и с размозжённой головой бросали в общую яму». Это он, старший оперуполномоченный УКГБ по Псковской области Михаил Пушняков, в 1960-х годах инициировал розыск эстонских эсэсовцев, чьи имена фигурируют в недавно рассекреченных документах.
Псковские чекисты постарались тогда разговорить арестованных. «Я его (арестованного. — Н.Б.) называл по имени-отчеству, — усмехается в фильме Пушняков, — хотя знал, что у него руки по локоть в крови. Приходилось, так сказать, располагать к себе… Это позволяло устанавливать откровенные отношения». А Антон Петрович Лихачёв, заместитель начальника УКГБ при Совете Министров СССР в 1960-х годах, в фильме вспоминает: «Не было ни одного случая применения физического насилия над заключёнными. Только факты, свидетели, причём не один свидетель. Всё не по слухам, а по документам». Под напором доказательств бывшие стрелки шли на сотрудничество со следствием, показывали места преступлений. Эдуард Торн нарисовал подробный план лагеря.
Следователи просто обязаны были сдерживать эмоции, общаясь с этими убийцами. Хотя трудно сдерживаться, зная в целом о зверствах лагерных охранников ещё по отчёту Чрезвычайной Государственной комиссии 1945 года. Арестованные каратели рассказывали, как измождённых взрослых узников водили ремонтировать дороги, пилить дрова, сушить торф, заготавливать сено. Мало кому удавалось сбежать. Далеко ли уйдёшь, питаясь литром жидкой похлёбки из воды и проса и двухсотграммовым суррогатом хлеба в день? Возвращали и публично расстреливали, а за «невозвращенцев» жизнью расплачивались заложники.
При отступлении оккупанты сожгли лагерь дотла. Сейчас на его месте залегают куски фундаментов лагерных строений, поблизости — те же шоссе и железная дорога. А главное — в земле брошены останки мучеников, которые пора уже по-человечески захоронить. И назвать имена хотя бы части жертв, а не только имена убийц. В увековечении памяти погибшего гражданского населения преуспели наши соседи-белорусы. У них, например, открыт в свободном доступе электронный банк данных по истории фашистского геноцида мирных жителей. Радует, что в этой сфере у наших стран начато сотрудничество.
БОЛЬШАЯ работа Псковского УФСБ по обнародованию многих материалов только началась. А что касается рассекреченных документов о Моглине, то на XIV Псковских архивных чтениях 14—15 ноября 2019 года о них поведал Валерий Геннадьевич Кузьмин, директор Государственного архива Псковской области. Эта же тема прозвучала в телепередаче «Вести в субботу» от 16 ноября 2019 года. Кроме того, нашим архивным документам посвятили выставку в Общественной палате в Москве в ноябре 2019-го — в рамках международной конференции «Судьба солдата».
Нельзя навешивать ярлык коллаборантов на целый народ. В Советской Прибалтике было немало мужественных антифашистов. Конечно, есть такие и сейчас. Но на государственном уровне Эстония разрешает сборища бывших эсэсовцев и их молодых сторонников, требует от России материально компенсировать «советскую оккупацию», обвиняет СССР в причастности к разжиганию Второй мировой войны. На такое перевирание истории надо отвечать фактами архивных документов, рассекречивание которых продолжится.