90 лет назад, 26 января 1924 года, Генеральный секретарь ЦК РКП(б) И.В. Сталин дал клятву основателю и вождю большевистской партии.
Смерть всегда неожиданна, даже если в некрологе пишут: скончался после тяжёлой и продолжительной болезни. Она тем более неожиданна, когда люди хотят, чтобы этот горький день отодвинулся как можно дальше. Январь 1924 года был насыщен политически важнейшими событиями. 16—18 января проходила XIII конференция РКП(б), на следующий день после её завершения открылся XI Всероссийский съезд Советов.
На 26 января было назначено открытие II Всесоюзного съезда Советов, которому предстояло принять первую Конституцию Союза ССР. В эту напряжённую деловую жизнь молодой (шёл седьмой год после Великой Октябрьской социалистической революции) Советской страны ворвался всенародный траур. Теперь он диктовал порядок заседаний обоих съездов Советов.
Первое заседание Всесоюзного съезда, состоявшееся накануне похорон Владимира Ильича Ленина, было траурным. На нём выступали руководители Советского государства и Коммунистического Интернационала, представители рабочих и крестьян, народов Закавказья и Туркестана, профсоюзов и комсомола, Академии наук и Красной Армии. Самой строгой и более всего соответствовавшей моменту оказалась речь И.В. Сталина, выступавшего, как было указано председательствующим, от имени РКП(б). Это было слово-клятва, слово-обязательство, данное Российской коммунистической партией (большевиков) её создателю и вождю. Это было самое содержательное и впечатляющее выступление на траурном митинге. Так оценивали его даже очернители Сталина.
Уже первые сталинские слова напоминали гвозди, которые говорящий вбивал… да не в скрижали истории, а в сознание человечества:
«Товарищи! Мы, коммунисты, — люди особого склада. Мы скроены из особого материала. Мы — те, которые составляем армию великого пролетарского стратега, армию товарища Ленина. Нет ничего выше, чем честь принадлежать к этой армии».
90 лет назад была дана клятва не только от имени полумиллиона членов РКП(б), но и от тех миллионов, которые вступили в нашу Коммунистическую, большевистскую партию в течение всех прошедших с той поры 90 лет, от имени тех, кто придёт в неё завтра, послезавтра и спустя ещё много-много лет. По верности этой клятве можно и нужно судить не только о партийцах, но и в целом о партии на всех этапах её трудного, совсем не ровного пути. И не важно, значилось ли на обложке билета «ВКП(б)», «КПСС» или сегодняшние «КПРФ», «КПУ», «КПБ» и т.д.
От имени товарищей по партии Сталин говорил:
«Нет ничего выше, как звание члена партии, основателем и руководителем которой является товарищ Ленин. Не всякому дано быть членом такой партии. Не всякому дано выдержать невзгоды и бури, связанные с членством в такой партии. Сыны рабочего класса, сыны нужды и борьбы, сыны неимоверных лишений и героических усилий — вот кто, прежде всего, должны быть членами такой партии. Вот почему партия ленинцев, партия коммунистов, называется вместе с тем партией рабочего класса».
ЕЩЁ ДО ТОГО, как были произнесены эти слова, в газетах появились первые сообщения о массовой подаче заявлений в ряды РКП(б). В «Правде» такая информация с десятков предприятий впервые была опубликована 24 января под рубрикой «На заводах и фабриках». В те дни часто писались коллективные заявления в партию. Владимир Маяковский был точен: «Стала коммунистом-организатором даже сама Ильичёва смерть». 31 января ЦК РКП(б) принял постановление о фактически уже проходившем Ленинском призыве. Эта форма потом использовалась Компартией не раз. Вот и сейчас идёт призыв в ряды КПРФ в честь предстоящего 70-летия Великой Победы.
ЦК РКП(б) в постановлении «О приёме рабочих от станка в партию» и Обращении «К рабочим и работницам» установил срок для проведения Ленинского призыва — с 15 февраля до 15 мая 1924 года. Было разрешено подавать групповые заявления, но приём осуществлялся только в индивидуальном порядке на открытых партийных собраниях. Пленум ЦК постановил принимать в Коммунистическую партию исключительно рабочих, занятых в индустриальном производстве. Особое внимание уделялось вовлечению в партию рабочих-комсомольцев. ЦК предоставил право парткомам при отсутствии у вступающих рекомендаций принимать их на общих собраниях рабочих. Оценивая эту особенность Ленинского призыва, Сталин 25 мая 1924 года на XIII партсъезде с гордостью говорил: «Партия стала по сути дела выборным органом рабочего класса, пользующимся безраздельным доверием со стороны рабочего класса. Такая партия будет жить на страх врагам, такая партия разлагаться не может». ЦК одновременно вынес решение о приёме в партию 20 тысяч крестьян из числа бедняков и середняков.
За два месяца в ленинскую партию было подано свыше 350 тысяч заявлений, но принято лишь 241,6 тыся-чи человек. Из них 92,4% — рабочие. В результате их доля в РКП(б) поднялась с 40 до 60%. Каждый из почти четверти миллиона новых партийцев, по сути, ставил свою подпись под клятвой:
«Уходя от нас, товарищ Ленин завещал нам держать высоко и хранить в чистоте великое звание члена партии. Клянёмся тебе, товарищ Ленин, что мы с честью выполним эту твою заповедь!»
Сталинская клятва никому не казалась пустозвонством. Во-первых, она отражала отношение не только партийцев, но и всех сторонников Советской власти к Владимиру Ильичу Ленину. Во-вторых, друзья и недруги Сталина знали его как последовательного сторонника Ильича, даже слегка иронизировали над ним, называя его тенью Ленина.
Примечательны опубликованные в «Правде» 15 сентября 1922 года сталинские заметки «Товарищ Ленин на отдыхе». Они источают его какую-то юношескую влюблённость в более старшего и мудрого товарища: «Поражает в товарище Ленине жадность к вопросам и рвение, непреодолимое рвение к работе. Видно, что изголодался. Процесс эсеров, Генуя и Гаага, виды на урожай, промышленность и финансы — все эти вопросы мелькают один за другим. Он не торопится высказать своё мнение, жалуясь, что отстал от событий. Он главным образом расспрашивает и мотает на ус. Очень оживляется, узнав, что виды на урожай хорошие.
Совершенно другую картину застал я спустя месяц. На этот раз товарищ Ленин окружён грудой книг и газет (ему разрешили читать и говорить о политике без ограничения). Нет больше следов усталости, переутомления. Нет признаков нервного рвения к работе, — прошёл голод. Спокойствие и уверенность вернулись к нему полностью. Наш старый Ленин, хитро глядящий на собеседника, прищурив глаз…»
Нельзя не заметить признательность ученика великому учителю в утверждении:
«25 лет пестовал товарищ Ленин нашу партию и выпестовал её, как самую крепкую и самую закалённую в мире рабочую партию».
НО ДАЛЬШЕ В МУЗЫКЕ КЛЯТВЫ звучат исподволь тревожные ноты:
«Наша партия стояла, как утёс, отражая бесчисленные удары врагов и ведя рабочий класс к победе. В жестоких боях выковала наша партия единство и сплочённость своих рядов. Единством и сплочённостью добилась она победы над врагами рабочего класса.
Уходя от нас, товарищ Ленин завещал нам хранить единство нашей партии, как зеницу ока. Клянёмся тебе, товарищ Ленин, что мы с честью выполним и эту твою заповедь!»
Если крепкий утёс так надёжен и так монолитен, то в чём необходимость беречь его как зеницу ока?
Утёс, конечно, крепок. Но нельзя не видеть отбойные молотки, готовые к его разрушению. Осенью 1923 года, воспользовавшись хозяйственными трудностями ещё не восстановленной после восьми военных лет экономики, а также болезнью В.И. Ленина, начали атаку на политику партии и её руководства троцкисты. Во-первых, они попытались противопоставить рабочему классу учащуюся молодёжь, льстиво объявив её «барометром» РКП(б). Во-вторых, Троцкий навязал партии очередную дискуссию. Правда, в итоге его позицию поддержали всего 1,3% партийцев, тогда как за политику ЦК высказались 98,7% членов партии. Закончившаяся за три дня до смерти В.И. Ленина XIII конференция РКП(б), подведя итоги дискуссии, записала в своих решениях, что троцкистская оппозиция «представляет собой не только попытку ревизии большевизма, но и явно выраженный мелкобуржуазный уклон». О трещине между партией и Л.Д. Троцким говорило уже то, что отдыхавший председатель Реввоенсовета не счёл нужным приехать с юга в Москву на похороны В.И. Ленина.
Борьба за единство партии была для И.В. Сталина приоритетной политической задачей. Неудивительно, что она включала опровержение фальсификаций истории, содержавшихся в новой книге Троцкого «Уроки Октября». В работе «Троцкизм или ленинизм?» Сталин решительно заявляет, что «никакой особой роли ни в партии, ни в Октябрьском восстании не играл и не мог играть Троцкий, человек сравнительно новый для нашей партии в период Октября. У него был свой руководитель и вдохновитель. Но это был Ленин, а не кто-либо другой». И Сталин приводит внушительные аргументы. Приняв 10 (23) октября 1917 года ленинскую резолюцию о курсе на восстание, «Центральный Комитет выбирает на этом заседании политический центр по руководству восстанием под названием Политическое бюро в составе Ленина, Зиновьева, Сталина, Каменева, Троцкого, Сокольникова и Бубнова». Сталин продолжает: «Возьмём протоколы следующего заседания ЦК от 16 (29) октября 1917 года… Избирается практический центр по организационному руководству восстанием. Кто же попадает в этот центр? В этот центр выбирается пятеро: Свердлов, Сталин, Дзержинский, Бубнов, Урицкий… Таким образом, на этом заседании ЦК произошло, как видите, нечто «ужасное», т.е. в состав практического центра, призванного руководить восстанием, «странным образом» не попал «вдохновитель», «главная фигура», «единственный руководитель» восстания, Троцкий».
И далее: «Троцкий действительно хорошо дрался в Октябре. Но в период Октября хорошо дрался не только Троцкий, не дурно дрались даже такие люди, как левые эсеры, стоявшие тогда бок о бок с большевиками. Вообще я должен сказать, что в период победоносного восстания, когда враг изолирован, а восстание нарастает, нетрудно драться хорошо… Но кому не известно, что эти «храбрые» бойцы ударились в панику во время Бреста, когда наступление германского империализма бросило их в отчаяние и истерику. Крайне печально, но факт несомненный, что у Троцкого, хорошо дравшегося в период Октября, не хватило мужества в период Бреста, в период временных неудач революции, для того, чтобы проявить достаточную стойкость в эту трудную минуту и не пойти по стопам левых эсеров». От фактов Сталин переходит к сущности, отмечая особенности, ставящие троцкизм в непримиримое противоречие с ленинизмом:
«Во-первых, троцкизм есть теория «перманентной» (непрерывной) революции. А что такое перманентная революция в её троцкистском понимании? Это есть революция без учёта маломощного крестьянства как революционной силы. «Перманентная» революция Троцкого есть, как говорил Ленин, «перепрыгивание» через крестьянское движение, «игра в захват власти»…
Во-вторых, троцкизм есть недоверие к большевистской партийности, к её монолитности, к её враждебности к оппортунистическим элементам. Троцкий в организационной области есть теория сожительства революционеров и оппортунистов…»
СТАЛИНСКАЯ КЛЯТВА — это обязательство людей, которые считают себя ленинцами, хотят ими быть в повседневной практике. А Ленин настойчиво (об этом необходимо напоминать вновь и вновь) утверждал: «Марксист лишь тот, кто распространяет признание борьбы классов до признания диктатуры пролетариата. В этом самое главное отличие марксиста от дюжинного мелкого (да и крупного) буржуа. На этом оселке надо испытывать действительное понимание и признание марксизма».
Сталин в незабываемой речи на траурном заседании II Всесоюзного съезда Советов заявил:
«Величие Ленина в том, прежде всего, и состоит, что он, создав Республику Советов, тем самым показал на деле угнетённым массам всего мира, что надежда на избавление не потеряна, что господство помещиков и капиталистов недолговечно, что царство труда можно создать усилиями самих трудящихся, что царство труда нужно создать на земле, а не на небе. Этим он зажёг сердца рабочих и крестьян всего мира надеждой на освобождение. Этим и объясняется тот факт, что имя Ленина стало самым любимым именем трудящихся и эксплуатируемых масс».
Однако середина 1920-х годов оказалась сложным периодом Советского государства. Самой существенной проблемой было изменение международной обстановки. От надежд на мировую революцию, на начало социалистического строительства в экономически развитых странах Европы, которые могли бы в случае успеха своих социалистических революций помочь Республике Советов в преодолении хозяйственной отсталости, пришлось отказаться. В 1925 году в опубликованной в «Правде» статье «Октябрь, Ленин и перспективы нашего развития» Сталин указывал на «наличие двух лагерей в мире: лагеря капитализма, временно стабилизирующегося... и лагеря социализма».
Новая ситуация вновь делала актуальным вопрос о возможности победного социалистического строительства в одной, отдельно взятой, стране. Вновь всплыла троцкистская теория «перманентной революции». Сталин так охарактеризовал её подновлённый вариант образца 1924 года: «Неверие в силы и способности нашей революции, неверие в силы и способности российского пролетариата — такова подпочва теории «перманентной революции». До сего времени отмечали обычно одну сторону теории «перманентной революции» — неверие в революционные возможности крестьянского движения. Теперь, для справедливости, эту сторону необходимо дополнить другой стороной — неверием в силы и способности пролетариата России… Теория «перманентной революции» Троцкого есть разновидность меньшевизма».
А меньшевизм никогда не был сторонником диктатуры пролетариата. Сталин же от имени партии решительно обещал: «Уходя от нас, товарищ Ленин завещал нам хранить и укреплять диктатуру пролетариата. Клянёмся тебе, товарищ Ленин, что мы не пощадим своих сил, чтобы выполнить с честью и эту твою заповедь!»
Небольшевизм Троцкого перерастал в антиленинизм. Чтобы отстоять возможность победы социализма в одной стране, нужно было безоговорочно признавать ведущую роль рабочего класса в социалистическом созидании и видеть в трудовом крестьянстве его союзника. Отказ от такой позиции равнозначен признанию невозможности сохранить диктатуру пролетариата в России.
СКОЛЬЖЕНИЕ в сторону от большевизма («Большевизм и ленинизм, — отмечал Сталин, — едино суть») происходило и у отдельных деятелей, которые относились к старой большевистской гвардии и ещё недавно активно выступали против Троцкого. Именно так случилось с Зиновьевым и Каменевым. Не забудем: победа социализма в одной стране предполагала не только безоговорочное признание ведущей роли рабочего класса в социалистическом созидании, но и его союз с трудовым крестьянством. «Диктатура пролетариата, — отмечал Сталин, — создавалась в нашей стране на основе союза рабочих и крестьян. Это первая и коренная основа Республики Советов. Рабочие и крестьяне не могли бы победить капиталистов и помещиков без наличия такого союза. Рабочие не могли бы разбить капиталистов без поддержки крестьян. Крестьяне не могли бы разбить помещиков без руководства со стороны рабочих».
Зиновьев в период успешно развёртывавшегося социалистического строительства вместо союза рабочего класса с трудовым крестьянством, с середняком, составляющим его основу, продолжал настаивать на… нейтрализации середняка, претендуя при этом на роль единственного толкователя ленинского идейного наследия. В ответ Сталин замечает, что зиновьевский пересказ теории Ленина приводит к извращению ленинских взглядов: «С крестьянством вообще против царя и помещиков — это буржуазная революция. С беднотой против буржуазии — это Октябрьская революция. Это всё хорошо. Два ленинских лозунга даны. А как быть с третьим лозунгом Ленина — с середняком против кулака за социалистическое строительство? Его нет у Зиновьева. Он пропал. …Однако если мы тут не прибавим третьего лозунга Ленина о прочном союзе пролетариата и бедноты с середняком, то рискуем исказить Ленина, как искажает его Зиновьев».
Объективный характер классового расслоения мелкой буржуазии приобретает актуальность в современной деятельности КПРФ. Правда, мелкобуржуазная часть общества теперь не исчерпывается крестьянством, которое к тому же активно подвергается пролетаризации. Мелкая буржуазия сегодня больше сосредоточена в городе. Здесь она представлена не только мелкими лавочниками, которых торговый капитал тоже всё больше превращает в наёмных работников, не только владельцами мелких мастерских. Активным носителем мелкобуржуазности является и «офисный планктон».
Вероятно, в этих социальных группах надо, во-первых, чётко отличать эксплуатируемых работников от тех, кто в той или иной форме присваивает создаваемую наёмным трудом прибыль. Во-вторых, не путать мелких собственников, являющихся одновременно тружениками, с дельцами, владеющими средним бизнесом и не являющимися непосредственными участниками создаваемого продукта. В-третьих, предстоит осмыслить ленинскую методологию дифференцированного подхода к согражданам, занятым к сфере малого предпринимательства, на разных этапах будущих преобразований в России. Любая непоследовательность в классовом подходе к социально-экономическим процессам оборачивается капканами в будущем возвращении к социалистическому строительству, когда рабочий класс тоже будет нуждаться в надёжном союзнике.
За год до атак Зиновьева на союз рабочего класса и крестьянства Сталин в своей речи-клятве говорил:
«Уходя от нас, товарищ Ленин завещал нам укреплять всеми силами союз рабочих и крестьян. Клянёмся тебе, товарищ Ленин, что мы с честью выполним и эту твою заповедь!»
ВТОРОЙ, после укрепления союза рабочего класса и трудового крестьянства, основой диктатуры пролетариата Сталин в речи-клятве называл «союз трудящихся национальностей нашей страны». Он подчёркивал, что «товарищ Ленин неустанно говорил нам о необходимости добровольного союза народов нашей страны, о необходимости братского их сотрудничества в рамках Союза Республик». И от имени партии Сталин обещал:
«Уходя от нас, товарищ Ленин завещал нам укреплять и расширять Союз Республик. Клянёмся тебе, товарищ Ленин, что мы выполним с честью и эту твою заповедь!»
Надо самокритично признать: не Сталин, а наше поколение коммунистов не выполнило данную им от нашего имени клятву. Следовательно, нам, сегодняшним, чтобы возродить «Союз Республик», предстоит, не откладывая на завтра, каждодневно работать над укреплением союза трудящихся бывших республик СССР. Здесь к месту ещё раз повторить сталинские слова о том, что основой союза наших народов является «союз трудящихся национальностей нашей страны». Именно через эту призму нам необходимо рассматривать каждый свой шаг, жест, слово. Скажем, политика коммунистов принципиально не может совпадать с миграционной политикой буржуазного российского правительства, так как интересы труда и капитала полярные.
НА ТРАУРНОМ ЗАСЕДАНИИ II Всесоюзного съезда Советов Сталин говорил: «Третьей основой диктатуры пролетариата является наша Красная Армия, наш Красный Флот». Актуален ли этот тезис для дня текущего? Ясно же, что не может быть в буржуазном, «белом» государстве Красной Армии. Но так ли всё просто?
19 января 1925 года, выступая на пленуме ЦК РКП(б), Сталин обратил внимание на то, что «у нас сложилось некоторое ликвидаторское настроение в отношении армии. У нас есть товарищи, которые говорят, что помаленьку на тормозах надо спускать армию и свести её к милиции. Речь идёт не о милиционной системе, а о мирной армии, о превращении армии в простую милицию, не способную быть готовой к военным осложнениям». В его требовании «решительно ликвидировать это ликвидаторское настроение» таится глубинный смысл. Идея превращения армии в милицию в те годы была тесно связана с бытовавшим ещё в партии представлением о том, что государство по мере перехода страны к развёрнутому социалистическому строительству должно отмирать. Сталин же следует диалектическому принципу: явление может отмереть лишь тогда, когда полностью исчерпает свои потенции. Он был убеждён, что этот философский постулат относится в полной мере и к социалистическому государству. Не случайно к этому вопросу он обращался постоянно, в том числе в последней работе «Экономические проблемы социализма в СССР». И это мы, современные коммунисты, как и те, кто заступит нам вслед, должны обязательно иметь в виду. У гроба Ленина Сталин говорил:
«Поклянёмся же, товарищи, что мы не пощадим сил для того, чтобы укрепить нашу Красную Армию, наш Красный Флот!»
Есть в этих словах, как и во всей клятве, актуальный и для нашего дня аспект. Армия всегда требует к себе ленинско-сталинского классового подхода. Красную Армию Ленин и Сталин рассматривали как инструмент защиты рабоче-крестьянской Советской власти от сил внутреннего и международного капитала. Он противостоял Советской стране тоже мощью своих армий. Ленин и Сталин учили, что в буржуазном государстве армия служит всевластию капитала. Об этой истине нам напомнили танковые пушки 4 октября 1993 года. Их пальба всегда будет стоять в ушах коммунистов, когда придётся решать вопросы отношения к армии капиталистического режима. Но и здесь надо помнить о диалектике. Классовый подход к армии — вооружённой силе капитала — не может существовать в отрыве от политической работы среди одетых в солдатские (да и офицерские тоже) шинели и флотские бушлаты детей рабочих, крестьян и трудовой интеллигенции — детей наёмных работников, эксплуатируемых и угнетаемых диктатурой капитала.
В КЛЯТВЕ Коммунистической, большевистской партии её основателю Сталин удивительно точно поставил заключительную точку:
«Уходя от нас, товарищ Ленин завещал нам верность принципам Коммунистического Интернационала. Клянёмся тебе, товарищ Ленин, что мы не пощадим своей жизни для того, чтобы укреплять и расширять союз трудящихся всего мира — Коммунистический Интернационал!»
Коммунистический Интернационал — это не только организационная форма межпартийных связей, не только конгрессы, речи, постановления и прочие документы. Коммунистический Интернационал — это отношения между сторонниками марксистско-ленинского мировидения всех стран, это отношения классовой солидарности всей планеты. Их формы могут меняться, так как носят конкретно исторический характер, но неизменным остаётся коммунистический лозунг «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»