Об этом говорит Юрий Бондарев
Сегодня, в канун дня рождения великого русского, советского писателя Михаила Александровича Шолохова, пусть прозвучит со страницы нашей газеты слово о нём одного из талантливейших его учеников в отечественной литературе — Юрия Васильевича Бондарева, который недавно ушёл от нас.
Их многое связывало и роднило. Шолохов высоко оценил начало творческой деятельности молодого писателя-фронтовика, внимательно следил за дальнейшей его работой, а для Бондарева он, как и Лев Толстой, стал постоянным ориентиром художественной глубины и взыскательности.
Отметим два весьма существенных обстоятельства. Оба они — Михаил Шолохов и Юрий Бондарев — были коммунистами и многолетними неизменными авторами «Правды». Каждый из них печатался на её страницах более полувека!
А ещё Юрий Васильевич в труднейшее время после 1991 года возглавлял комитет по Международной премии имени М.А. Шолохова, и присуждение её становилось значительным событием литературной жизни. Выдержки из некоторых его выступлений на этих торжествах вы сейчас прочитаете.
Виктор КОЖЕМЯКО.
В РУССКОЙ РЕЧИ есть слово «подвиг». Оно исчезло, это слово, оно заменилось понятиями «деньги», «торговля», «бизнес», оно намеренно забыто или забывается вместе со многими героическими именами, ибо мешает американоподобной мещанской идее легкодумности и дешёвых удовольствий, которые страну превращают в ярмарочную карусель с визгом и пляской — и существование её впадает в клоунаду.
А между тем история страны нашей — это непрерывный подвиг от 1917 года до той поры, когда сатанинские силы стали умерщвлять это величайшее стремление человеческой души. Вдумайтесь в слово ПО-ДВИГ — это движение вперёд, включающее в себя смысл жизни, ненависть к предательству, к измене, позорящей звание человека.
Создать гениальную книгу, такую, как «Тихий Дон», — подвиг высшего проявления, поступок истинного мужества, чистосердечной искренности, добра общечеловеческого порядка.
Вполне возможно, что в искусстве существуют такие же точные законы, как и в науке. Но ни закон всемирного тяготения, ни таблица Менделеева, ни теория Эйнштейна не смогли дать ни строительного, ни идейного материала для создания нетленного художественного шедевра. Были открыты двери практического познания. Путь к духовной тайне в искусстве и русской литературе лежит не через формулу, а через природу и натуру человеческую, через чувства, оживляющие мысль под знаком правды. Победные фанфары, время от времени гремящие над головами литературных лжецов и глумливых завистников, не способны ни заглушить, ни загородить гения, ибо творчество, которому сообщена божественная сила, — это сама природа, борющаяся за торжество живого дыхания и наполняющая всё сущее смыслом: земля человека — земля для человека. Что ж, литература повторяет и продлевает жизнь, в то время как жизнь повторяет и продлевает литературу.
Таков Шолохов. Шолохов — это духовные неиссякаемые источники, питавшие и питающие реки народной жизни, рождая непреходящие нравственные ценности. Таинство рождения ребёнка — природа. Познание истины — тоже таинство природы, которая выше и умнее науки, ибо в ней, в природе, начало всех начал.
Я назвал бы бессмертного Шолохова ясновидцем, как и несравненного Льва Толстого.
Подчас наша постперестроечная литература поразительно похожа на чудовищный кинематограф, который сладострастно извращает обыкновенную человеческую действительность, как будто мы все разговариваем на кладбище жизни, а лица ещё живущих напоминают лица людей, которые забыли умереть или умрут через минуту. Основа такой многочисленной литературы — дикие нравы, кровь, насилие, жестокость, растление души, ироническое действо как проявление убийства. Во всём этом брезгливость к России, страх перед Россией, свойственные мелким талантам, небескорыстно существующим модной ненавистью. Всепозволенность разъедает общество. Но есть ковчег истинного чувства, действенной мысли, мечты, радости и печали. Это наша гигантская, не умирающая классика, это и остров нашей современной литературы, чрезвычайно талантливой, исповедующей реализм Шолохова как непреходящую жизнь. Да, «Тихий Дон» — это уже часть земли, часть неба, часть Вселенной, то, без чего мы не можем представить самих себя.
Бессмертные произведения, рождённые гением Михаила Александровича Шолохова, явили всему миру не только художественную талантливость русского человека, но и человеческие образы, которых мир до Шолохова не знал. И такая гордая радость и глубокое удовлетворение содеянным кудесником словесности даны нам на века.
Естественно, утверждая в жизни творения Шолохова, мы именем его освящаем развитие шолоховских нравственных и художнических традиций, ежегодно вручая Международные премии его имени.
«Тихий Дон» Шолохова прошёл через девять кругов. Гений совершил подвиг духа, как никто другой из художников XX века. Нет, его не сломили, не унизили самой страшной для писателя клеветой, не заставили с ложным покаянием упасть на колени перед негодяями от идеологии и в бешенстве пожирающими себя клеветниками. Более мужественного, более сильного, более стойкого художника нельзя назвать в мировом искусстве, как нельзя отнять у Шолохова первое, самое почётное место в литературе нашего столетия. Он, Шолохов, как и Лев Толстой, были адвокатами своего народа, до предела совестливыми, строгими, фанатично справедливыми. Чувство стыда и гадливости не покидало нас в течение последнего времени при виде воинствующей злобы, несуразных скачков закомплексованных самолюбий, трусости, беззастенчивой попытки сделать из найденной рукописи оклеветанного романа кучу малу, то ли мстя себе за долгие неудачные усилия, то ли мстя всемирной литературе за счастливую находку шедевра. В конце концов многие «демократические» издания в мстительной ненависти выболтались начисто. На этот раз бульварно-придворная пресса сослужила народу добрую службу. Предполагаемый триумф грязи обернулся тризной лжи на глазах честного народа.
* * *
Толстой и Шолохов — жестокие реалисты. Их талант помогает им проникнуть в глубь вещей и человеческих душ, когда правда художественная уже выше, чем просто правда. Думаю, что только реализм приведёт к открытиям и успеху — это система мышления и метод анализа без фальшивого смирения и литературного терроризма.
В художественной правде, как правило, — трезвость, влюблённость, элемент фантазии, гротеск, идеал. А «идеал — это путеводная звезда, без неё нет твёрдого направления, а нет направления — нет жизни». Так говорил об идеале Лев Толстой. И так мог сказать и Шолохов. Через какие бы катаклизмы, катастрофы, беды общество ни прошло, искусство остаётся феноменом первоначальным. А философ, художник, творец как проявление самой жизни — бессмертен. Таковы были и есть Лев Толстой и Михаил Шолохов.
Как известно, литература выражает общество, слово — человека. Роман отражает отношения между людьми, и если он, роман, изменив своему назначению, извратив свою натуру, поворачивается к обществу спиной, он совершает самоубийство. «Тихий Дон» и весь Шолохов так же, как «Война и мир» и весь Толстой, повёрнуты лицом к народу. Литература назначена судьбой дать ответ на главный вопрос: как жить человеку на этой земле, познав себя?
Литература не имеет права черпать материал в сплетнях, услышанных за кулисами придуманного общества. Шолохов — это воссоздание жизни народа от имени народа и во имя народа.
Да, Россия родила гения — и пусть слово его да пребудет в мире вечно.
* * *
Несравненный русский писатель Шолохов знал, куда он идёт, и он прошёл дальше всех мировых писателей XX столетия, опровергая старое положение Кромвеля о благостном незнании пути. Повторю, что он служил народу сердечным смыслом, целью своей жизни, целью своих желаний и надежд, по сути своего душевного склада он готов был жить решительно за всех, не будучи, однако, счастливым человеком, ибо тяжко познал несовершенство земного существования. Что бы ни было с нами, через какие бы испытания Россия ни прошла, в ней должен пустить глубочайшие корни небывалый патриотический дух. И спасёт наше Отечество сильная власть, мудрость и справедливость — только это спасало все государства в критические повороты. Бензином и соломой пожар не потушишь.
По моему глубокому убеждению, шум дождя, ветер, порывы вьюги на севере и многодневные бураны в степи, шелест деревьев, травы — всё это язык истории. Литература — язык истории. Без этого языка мир давно погрузился бы в чёрное царство Содома и Гоморры, в немую безнравственность, в болотную грязь. Язык истории бессмертен, — он говорит о Боге, о сатане, о жизни и смерти, о Вселенной, о возможностях, границах и способностях человека, о цели и смысле жизни.
«Тихий Дон» — отражение духа Шолохова и его разума, и мы всегда с гением.
* * *
Я знал Шолохова в последние годы, не раз встречался с ним и хорошо понял, что нрава он был общительного, но к концу жизни стал немногословен, как становятся избранники Бога, пророки, сказавшие миру то главное, что предназначено было сказать. Быть может, чувствовалась усталость от неисчислимых терзаний, и настала пора углубления в тишину, в спокойную жизнь. Вечное безмолвие потустороннего не страшило: его книги навсегда принадлежали живым.
Когда-то в стародавние времена один из яростных библиофилов в своём словаре назвал художественные книги «немыми мастерами». Есть ли смысл спорить относительно объёмности определения «немые»? Что касается понятия «мастера», тут теоретик прав. Роман — это «мастер» сложнейшего построения здания жизни, где сила и слабость художника — его воображение. Оно, воображение, приносит и муки, и радость. Муки, коли стёртые слова, будто выщербленные кирпичи, грозят разрушением и забвением зданию. Радость, если божеская сила посылала первозданный чистейший материал, и он гранил, шлифовал его неустанным трудом, создавая, строя не здание, не улицу, не город, а целый континент с названием Россия в тот момент, когда история подняла её на дыбы.
Шолоховские герои проходят через любовь и ненависть с такой страстностью, таким самопожертвованием, таким чувством и чувствительностью, что в душах их не остаётся места для серенькой морали середины.
Открытие России, неизбывного очарования её земли, её нравов, её борьбы и непростого русского характера неотделимо от Пушкина, Толстого, Достоевского, Гоголя, Тургенева, Чехова, Бунина, Горького, Шолохова, достойно быть увенчанными лавровыми и дубовыми венками общечеловеческой признательности с той же благодарностью, которую выказывали искусству древние греки.
Думая о художественной значимости этого огромного писателя, мы постоянно помним о его твёрдой позиции гражданской, о его связи с народом, о его преданности свободе, поэтому в прошлые годы лауреатами Шолоховской премии вместе с замечательными русскими писателями стали и выдающиеся личности современности — президент Сербии, борец за независимость своей многострадальной республики, одарённый поэт Караджич и легендарный лидер кубинского народа, ярчайший публицист Фидель Кастро.