Великие времена создают великое искусство. Сколько выдающихся творческих личностей дал миру ХХ век — век осуществления великих идей, в которых воплотились лучшие надежды человечества. Именно подъём общественного сознания на уровень подлинного осмысления бытия в его философских, социальных и нравственных аспектах создаёт почву для развития личности художника. При этом огромное значение имеет сам общественный климат, созданный подъёмом духовности, концентрации передовой мысли, что само по себе ведёт к росту человеческого потенциала. И счастлив художник, которому довелось жить и трудиться в такое время. ХХ век стал веком невиданного дотоле роста революционного сознания человечества — и это определило мощь и красоту человеческого духа, проявленного в искусстве. Искусство ХХ века шло рука об руку с преобразованием мира, неся в себе неиссякаемый заряд позитивной энергии. Таковым оно и останется на все времена.
ЕСТЬ СУДЬБЫ, которые всем ходом своим раскрывают тему «Художник и время». Так уж сложилась судьба Хосе Давида Альфаро Сикейроса, что с юных лет он был погружён в самую гущу политических событий, сотрясавших Мексику. Подросток Пепе (как его называли дома) со своим новеньким велосипедом оказался в колонне демонстрантов, выступавших в защиту мексиканской революции. Демонстрация, возглавляемая президентом Ф.И. Мадерой, была окружена федеральными войсками и расстреляна. Велосипед в руках мальчишки превратился в металлолом. Таким было боевое крещение ученика академической художественной школы.
Дух сопротивления жизненной рутине едва ли не с самого детства обуревал этого искателя справедливости. Откуда у него, сына преуспевающего адвоката, который вёл дела крупнейших землевладельцев, явилось это стихийное поначалу неприятие закона, основанного на подавлении личности? В пятнадцать лет он ушёл из дома после ссоры с отцом, решив жить своим трудом, своими понятиями долга и чести. Нищета его не пугала: он готов был подрабатывать уборщиком, натурщиком, кем придётся. И потом он верил в свою счастливую звезду.
Но счастье было для него неотделимо от соучастия в большой общей содержательной жизни. И потому с первых лет обучения в академической школе живописи он активно включился в борьбу за права студентов. Он был едва ли не самым младшим в компании своих однокашников, но его упорство, энергия и талант быстро завоевали ему авторитет среди будущих художников. Здесь завязывались не просто знакомства — возникали творческие и гражданские союзы на всю жизнь. Здесь встретил Сикейрос своих будущих соратников по творческим исканиям и политической борьбе. Их изначально объединяли протест против рутинного академизма и горячий интерес к мексиканскому, точнее индейскому, искусству доколониального периода. Изучая классическую европейскую живопись, восхищаясь мастерами Возрождения и веризма, они требовали от своих педагогов большей свободы творчества. Их увлекала работа на натуре. Конечно, поначалу в их бунте против системы преподавания было много мальчишества. Но само это бунтарство было не чем иным, как отражением общего недовольства правящей верхушкой узурпаторов — в такой общественной атмосфере молодёжь быстро взрослела и начинала серьёзно мыслить.
В 1911 году студенты Академии художеств провели забастовку, выдвинув не только творческие, но и политические требования: речь шла о рабочем законодательстве, об аграрной реформе, о национализации железных дорог и природных богатств. В ту пору Сикейрос и его друзья ещё далеко не определились в своих художественных поисках, но зато чётко видели перспективу общественного развития — социальные преобразования в пользу трудящихся. Все надежды были связаны с командой избранного президента Ф. Мадеро. Но после переворота, осуществлённого армейской верхушкой, уничтожения едва родившегося демократического государства и убийства его руководителей на революционеров обрушились репрессии и гонения.
Для Сикейроса и его друзей началось время опасной конспиративной деятельности. После разгона едва организованной Национальной школы изящных искусств и прямых угроз активистам пришлось бежать из Мехико в отдалённые штаты страны. Там уже поднималось национальное движение, заново создавалась революционная армия. И поскольку одним из важнейших политических требований оппозиции было изменение Конституции, эту армию стали называть конституционалистской. Так начался для добровольца — вчерашнего студента Сикейроса почти пятилетний путь вооружённой борьбы за освобождение своей родины из-под ига наёмников, управляемых из США.
Для американских капиталистов соседняя Мексика была большим лакомым куском: издавна они грабили её природные богатства, эксплуатировали рабочую силу и примеривались к её территориям. Находясь на нелегальном положении в портовом городе Веракрус, Сикейрос оказался свидетелем высадки американского морского десанта. Это была попытка захвата территории суверенного государства. Судьба подбрасывала Сикейросу всё новые впечатления, закаляя в нём дух сопротивления. Росло и укреплялось в нём убеждение: единственный путь к спасению отечества — политическая борьба.
ТАК КЕМ ЖЕ он был в первую очередь — политиком или художником? Думается, сам он так вопрос не ставил: делал то, что подсказывала жизнь, оставаясь самим собой. Гражданская война в Мексике окончилась победой буржуазной демократии: руководящая верхушка присвоила себе плоды народной победы. Но тогда Сикейрос был ещё молод и не искушён в большой мировой политике. С детских лет глубоко сочувствуя трудящимся, он верил, что новое правительство по заслугам оценит их роль в деле мексиканской революции. Ему было важно, что вновь открылась Национальная школа изящных искусств — только бы и работать, сняв наконец военную форму. Но судьба вновь сделала крутой поворот. Он получил предложение, от которого мало бы кто отказался: поехать в Европу в качестве помощника военного атташе во Франции, в Италии и Испании. Зимой 1919 года он прибыл в Париж: в чине капитана должен был вести документацию, посещать все мероприятия, на которые приглашалась мексиканская военная миссия.
Только что завершилась Первая мировая война, и, казалось, весь воздух в Европе был пропитан кровью и порохом. Но Сикейросу было всего 23 года, он верил в лучшее будущее всего человечества. И, конечно, надеялся продолжить здесь своё художественное образование, прерванное почти шесть лет назад. Наконец-то он снова взялся за кисть, хотя станковая живопись не очень его занимала. Он мыслил другими художественными категориями и большими масштабами.
Как пробудился у него интерес к живописи? Ему было десять лет, когда у них в доме появились два перемазанных красками человека: их наняли, чтобы заново расписать потолки. Это была не просто мода, но старинная мексиканская традиция. Настенные и потолочные росписи бытовали не только в церквях и общественных зданиях, но и в частных домах. Едва почуяв запах краски, Пепе уже больше не отходил от художников. На его глазах рождались гирлянды, букеты, целые цветочные композиции — и это казалось ему чудом. Он тут же отправился покупать краски и потом не знал, что с ними делать: они не ложились на бумагу, тут был какой-то секрет. Надо было учиться!
Вот и теперь, в Париже, он чувствовал, как мало знает, мало умеет и потому не представляет никакого интереса для настоящих художников, например для Пикассо, которого встречал в кафе «Флор». Знал он и других представителей так называемой парижской школы, объединявшей иностранных художников, работавших в Париже: Дали, Брака, Модильяни. Но круг его общения составляли преимущественно испанские и мексиканские художники. И среди них особое место занимал его соотечественник Диего Ривера. Он уже давно жил в Париже, переселившись сюда ещё до мексиканской революции, был гораздо старше и образованнее Сикейроса и многому научил его.
Обоих интересовали вопросы состояния современной живописи в свете развития национального мексиканского искусства. В разговорах и спорах с Риверой рождалась теоретическая статья Сикейроса «Манифест к художникам Америки» — имелась в виду как Северная, так и Южная. Чтобы напечатать эту статью, Сикейросу удалось даже издать в Барселоне единственный номер нового художественного журнала. Статья пропагандировала авангард, которому лучше всего, по мнению автора, отвечала монументальная живопись.
Ривера и Сикейрос были энтузиастами мурализма. Мураль — это фреска, традиционная настенная роспись по сырой грунтовке, имевшая большое распространение в Мексике. Традиция, конечно, шла от церкви — здесь испокон веку работали тысячи народных художников, оставивших замечательные образцы живописного искусства. Новые времена заставили по-новому взглянуть на это наследие: возникла когорта художников-муралистов, готовых украсить росписями дворцы и общественные здания. Ривера и Сикейрос были в авангарде этого движения.
Какие горячие споры вели они, обсуждая тематику своих будущих работ! Конечно, они должны быть посвящены истории Мексики, основным этапам развития страны; в них следовало непременно отразить и новейшие времена с наступавшей индустриализацией. И, конечно, в полную силу должны прозвучать социальные мотивы. Дело искусства — защита трудящихся!
Друзья говорили не только об искусстве. Их волновали социально-экономические вопросы, проблемы революционного развития демократического государства. Именно тогда Сикейрос детально узнал о рабоче-крестьянской Октябрьской революции в России, познакомился с марксизмом-ленинизмом. Отсюда и новые представления о том, к чему теперь стремиться в политической борьбе.
Но для того чтобы осуществить свои замыслы, они должны были вернуться на родину. Оттуда приходили обнадёживающие вести: правительство Мексики в лице министра образования готово финансировать художников-монументалистов. Диего Ривера уехал первым. Сикейрос, связанный обязательствами перед военным министерством, должен был ждать ещё полгода. Но всё-таки настал наконец тот счастливый час, когда он взбежал по лестнице Национальной подготовительной школы и подошёл к уже загрунтованной стене, выделенной в его полное распоряжение.
Первую роспись Сикейрос решил посвятить открытию Америки. В центре её был святой Христофор — покровитель великого мореплавателя Христофора Колумба. В искусстве Сикейрос ещё некоторое время придерживался тематики из религиозной мифологии. Но его настольной книгой была отнюдь не Библия, а «Коммунистический манифест». Рядом с ним в здании Национальной подготовительной школы работали над росписями стен другие художники. Многих он знал ещё со времён ученичества в художественной школе. Вместе протестовали против академической рутины, вместе проводили забастовку. И теперь, спустя десять лет, Сикейрос нашёл среди них единомышленников. Их увлекала возможность пропаганды революционных идей через искусство. Так возникла тяга к объединению в организацию по типу профсоюза — Синдикат революционных живописцев, скульпторов и гравёров.
По замыслу Сикейроса организация должна была дисциплинировать людей, положить конец разброду и шатаниям, выработать программу действий. При этом не обошлось без потерь. Некоторые оказались революционерами только на словах. Всего тяжелее переживал Сикейрос постоянные конфликты с Диего Риверой: у того были свои представления о социалистической революции в Латинской Америке; он недооценивал роль пролетариата, считая Мексику крестьянской страной. Споры и разногласия в их отношениях стали нормой — из лучшего друга Диего Ривера превращался в «заклятого друга».
Причин тому было много. Уж очень мощной, яркой личностью был Ривера: с ним даже Сикейросу иногда было нелегко спорить. Но Ривера, в сущности, и не претендовал на политическое лидерство — ему хватало искусства. Он был коммунистом по убеждению, а Сикейрос — по всем статьям, и прежде всего по образу жизни. В Мексиканскую коммунистическую партию он вступил в 1922 году и был в ней 52 года, до конца жизни.
Возглавив Синдикат революционных живописцев, скульпторов и гравёров, он целиком ушёл в общественную деятельность и стал лидером профсоюзного движения. Много сил отдал созданию печатного органа Синдиката — газеты «Мачете». Газета, по его убеждению, выводила художников на нового зрителя, который был необходим политическому изобразительному искусству. Этим зрителем стали широкие народные массы. Наполовину это издание было рисованным. Под стать рисункам и карикатурам были и тексты. Газета оправдывала своё название: ведь мачете — это орудие труда, которое есть в каждом сельском доме, тесак, которым пеоны-батраки прокладывают дорогу в джунглях.
Революционный престиж газеты был так велик, что Мексиканская коммунистическая партия обратилась к редколлегии с просьбой сделать «Мачете» своим официальным органом. Так профсоюзная газета была преобразована в партийную. Но участие художников-муралистов в издании оппозиционной газеты вызвало гнев министерства образования. В итоге художники были лишены государственных заказов. Эта репрессивная мера совпала с решением Сикейроса на время оставить живопись и всецело отдаться революционной деятельности. Он возглавляет профсоюз горняков на шахтах в Халиско. С этой работой по защите интересов трудящихся будет связан большой этап его жизни.
Никогда не забыть ему первого приезда на рудники в Халиско. У входа в шахту в ожидании подъёмника сидели на корточках до сотни человек, почти упираясь подбородком в колени. Они были неподвижны, как мертвецы. Большинство из них страдали силикозом и другими лёгочными заболеваниями. Предстояло бороться за 8-часовой рабочий день, за медицинскую помощь, за выплату пособий. Сикейрос избирается генеральным секретарём Федерации горняков штата Халиско, секретарём исполкома Конфедерации революционных профсоюзов того же штата. Он организует рабоче-крестьянские комитеты по защите от нападений реакционеров на активистов оппозиции, издаёт газету «Молот», участвует в созыве Национального аграрного конгресса. В мае 1930 года Сикейрос арестован под предлогом нарушения общественного спокойствия.
ТАК КТО ЖЕ ОН — политик или художник? Лучше всего сказать — революционер. И в искусстве, и в политике он идёт к цели самым действенным путём. Творческую жизнь Сикейрос не мыслит без решения больших социально-экономических проблем, без обустройства общества по законам чести и справедливости. Потому он и уходит «в народ», жертвуя своим талантом. Так он поступает не раз на протяжении всей своей жизни — и тогда, когда студентом художественной школы уходит в народно-освободительную армию, и тогда, когда признанным художником возглавляет профсоюз горняков, и тогда, когда, имея свою художественную мастерскую, едет в Испанию, чтобы вступить в ряды республиканцев, воюющих против фашизма. Каждый раз он стремится вернуться к творчеству — и всегда при этом готов ответить на призыв партии. Но трижды его общественная и партийная деятельность прерывается очередным арестом и тюремным заключением.
Буржуазно-либеральное правительство Мексики всё больше дрейфует вправо, появляются экономические и политические советники из Вашингтона, США всё активнее вмешиваются в дела суверенного государства. В 1928 году правительство Мексики во главе с президентом окончательно встало на антинародные позиции. Все оппозиционные газеты были закрыты, коммунистическая партия подверглась преследованиям.
Первое тюремное заключение Сикейроса продлилось полгода, потом оно было заменено ссылкой в далёкий провинциальный городок Таско. Здесь, находясь под полицейским надзором, Сикейрос вернулся к творчеству. Об искусстве мурали пришлось на время забыть: в этих условиях возможна была только станковая живопись. Первыми работами художника стали небольшие портретики местных жителей, в большинстве своём стариков, которые хотели бы оставить детям своё изображение. Заказчики не представляли, сколько стоит такая работа, и платили за неё, как за раскрашенную фотографию. Теперь эти портретики находятся в частных коллекциях и стоят немалых денег. Сикейрос никогда не считал себя станковистом, но написал в Таско не больше не меньше как 170 картин. Среди них такие известные, как «Пролетарская мать» и «Несчастный случай в шахте».
Вернувшись из Таско в Мехико, Сикейрос не смог устроить выставку своих новых работ. Перед ним была глухая стена чиновничьего произвола. Его выживали из страны. Так началась история гонений Сикейроса. Друзья помогают ему устроить выставку в американском Лос-Анджелесе — у местных художников большой интерес к искусству настенной росписи. Появляется возможность желанной работы. Он пишет фреску «Митинг на улице» — на внешней стене частной школы живописи в Лос-Анджелесе. Эффект был потрясающий: обыватели забросали фреску грязью. Художник посмел изобразить среди белых митинговавших чёрную женщину — для расистской Америки это был вызов. Фреска не сохранилась.
Но главный скандал был впереди. В мае 1932 года Сикейрос был выслан из США за то, что изобразил на фреске «Тропическая Америка» индейца, распятого на кресте, на котором восседает орёл, позаимствованный художником с герба США. Фреску залили асфальтом.
Сикейросу пришлось выехать в Уругвай. Затем около года он жил и работал в Аргентине, но и оттуда был выслан после выступления на митинге забастовщиков. Это был только внешний повод для репрессий: Сикейрос вёл в Аргентине активную политическую работу, встречаясь с представителями оппозиции, которые готовились к президентским выборам в Мексике. Полиция отмечала в своих донесениях связь Сикейроса с местными художниками-графиками, украшавшими стены антиправительственными карикатурами и лозунгами.
1934 год принёс ожидаемые перемены: на президентских выборах в Мексике победил представитель левой оппозиции Л. Карденас, и Сикейрос смог вернуться на родину. Одновременно был снят строгий запрет на въезд в США — ему было разрешено приехать в Нью-Йорк, где открывалась выставка рисунков, эскизов и фотографий его настенных росписей.
По просьбе прогрессивных художников Нью-Йорка и ходатайству Коммунистической партии США Сикейрос смог организовать Экспериментальную мастерскую монументальной живописи — настоящую лабораторию современной техники искусства. Популярность Сикейроса в творческих кругах была очень велика, особенно после того, как композитор Дж. Гершвин заказал ему свой портрет. Но больше всего дорожил художник популярностью среди своих учеников, подмастерьев, студентов. Вместе они сооружали передвижные агитационные платформы для массовых манифестаций. В это время он создавал гигантские картины «Рождение фашизма» и «Никогда больше». Фотокопии с них рассылались рабочим организациям США. Это был яркий и позитивный период в жизни Сикейроса. Но он оставил Нью-Йорк, потому что его военный и организационный опыт был нужен в Испании, где началась гражданская война республиканцев с фашистами.
Сикейрос провёл на передовой в Каталонии и Астурии два года, командовал мотобригадой, потом дивизией, дослужился до полковника. Несколько раз выполнял важные и опасные поручения верховного командования в сопредельных странах, а однажды ему даже пришлось выехать в Мексику, чтобы организовать поставку оптических прицелов, необходимых для республиканской армии.
Когда же закончилась война и Сикейрос вернулся на родину, где в очередной раз сменилось правительство, он опять подвергся репрессиям и снова был выслан из страны — на этот раз за участие в акции против Л.Д. Троцкого, развернувшего после высылки из СССР в 1929 году антисоветскую агитацию.
Гонимый властями революционер объехал в сороковые — пятидесятые годы всю Латинскую Америку, встречался с деятелями коммунистических партий, выступал с лекциями, материально помогал кубинской революции. А возвращаясь в Мексику, становился художником. Так появились росписи во Дворце изящных искусств, в Национальном музее истории, мозаи-ка и рельеф на фасаде ректората Университетского городка.
Но в августе 1960 года Сикейрос был брошен в тюрьму по обвинению в подрывной деятельности. Не забыли, конечно, о том, что он избирался членом ЦК Мексиканской коммунистической партии, а также генеральным секретарём Унитарной профсоюзной конфедерации Мексики. А свежая брошюра «История одной подлости. Кто подлинные предатели родины?», вызвавшая ярость олигархата, была ещё одним свидетельством обвинения.
Во многих странах шли акции в поддержку Сикейроса. Тысячи людей писали ему письма, посвящали стихи и песни. Его называли Прометеем, несущим огонь людям. А он был живым человеком, к тому же немолодым — арестантом, которого подвергали жестоким испытаниям на прочность, держали в карцере, таскали на ночные допросы, унижали, только что не били. Это был почерк американского ЦРУ — понятно, кто заказывал музыку. Приговор оказался беспрецедентно жесток: 8 лет тюрьмы. Таково было олигархическое «правосудие».
НАЧАЛАСЬ всемирная кампания по защите права человека и художника на коммунистическую идеологию. Только в 1964 году под давлением мировой общественности власти освободили Сикейроса, вся вина которого заключалась в том, что он отдавал себя борьбе за интересы трудящихся, стараясь вооружить их знаниями, направить на борьбу с угнетателями.
После освобождения он вернулся в Мехико, из тюрьмы привёз множество рисунков и набросков, чтобы положить их в основу монументальных работ. Новые росписи складывались в цикл, который назывался «Марш человечества». Именно так, масштабами всего человечества, мыслил этот художник. И присуждение ему Международной Ленинской премии «За укрепление мира между народами» он воспринимает как признание своей поистине планетарной деятельности. Это прибавило ему сил. Денежное вознаграждение он перечисляет сражающемуся Вьетнаму.
Сикейрос мог бы успешно работать в Советском Союзе и странах социализма — он видел в них осуществление своих лучших надежд. Но последние годы жизни художник хотел отдать своей родине. Огромная популярность в Мексике широко открывала перед ним многие двери и давала больше возможностей для творчества. Он вернулся к идее большого культурного центра — Полифорума. К нему, этому храму новой человеческой веры в прогресс, разум, собственные силы, ведут шаги человечества. Это грандиозное воплощение всех мыслей и чувств художника стало лицом Полифорума. Сикейрос отдал его созданию несколько лет, вплоть до начала 1970-х годов, работал не жалея сил, обрастая последователями и учениками.
Вот тогда-то у завершённой работы сняли его советские кинооператоры-документалисты, предоставившие потом эти кинодокументы режиссёру Сергею Герасимову, а тот включил эти кадры в свой художественный фильм «Любить человека». Режиссёр хорошо знал Сикейроса по работе во Всемирном Совете Мира, неоднократно встречался с ним и в СССР, и в Мексике, и на Кубе. Восхищался этим человеком, умевшим работать запойно, по 18 часов в сутки, делая короткие перерывы, чтобы промочить горло и рассказать своим помощникам какую-нибудь историю, которых у него было множество.
…На экране Сикейрос — коренастый, широкоплечий, в сомбреро, точно сошедший со своей фрески, что-то рассказывает собравшимся вокруг него, показывает на роспись. Его слушают с неподдельным интересом.
А за кадром в это время обмениваются репликами архитекторы — герои герасимовского фильма:
— Это что же, всё подмастерья? — спрашивает кто-то.
— Почему? Это всё мастера. Каждый своё дело изрядно знает. Кооперация могучая плюс беззаветная любовь к самой идее.
Понятно, зачем Герасимову понадобился Сикейрос в фильме о градостроителях, осваивающих вечную мерзлоту.
На гигантской фреске — сильные выразительные лица людей труда, их мощные руки, воздетые в трудовых усилиях. И во всём великолепии разворачивается многоцветная композиция Полифорума — люди кажутся маленькими рядом с ней. И не верится даже, что это они сотворили такое чудо.