За первые 20 с небольшим лет Советской власти в СССР сложилась уникальная новая трудовая интеллигенция, жившая не ради «чистого искусства», «искусства ради искусства» и себя в нём, но ради блага народа.
Она самоотверженно воевала в рядах Красной Армии и участвовала в концертных фронтовых бригадах, создавала вдохновенные песни, стихи, плакаты, картины, карикатуры для «культурной зарядки» бойцов. Самозабвенно работала в трудовом тылу на «культурном фронте» — в издательствах, газетах и на радио, в библиотеках, музеях, театрах, клубах, избах-читальнях. И не забывала даже в самые тяжкие периоды войны отмечать дни юбилеев и годовщин выдающихся деятелей культуры и науки России, советских республик и всего мира. Это явление назовут на Западе «советским феноменом культуры». Представим блистательный список этих имён и удивимся памятливости бойцов «культурного фронта», их стремлению передать свою уважительность к корифеям прошлого как можно более широкому кругу советских людей.
В 1941 году состоялись чествования великого русского поэта М. Лермонтова и азербайджанского классика Низами. В 1942-м — узбекского поэта Навои, родоначальника новой русской литературы А. Пушкина, украинского поэта-патриота Т. Шевченко, украинского композитора Н. Лысенко, русского художника М. Нестерова, академика И. Павлова, народного поэта Белоруссии Я. Коласа. В 1943-м — И. Ньютона, вторично — Т. Шевченко, М. Коцюбинского, М. Горького, А. Островского, К. Тимирязева, Н. Коперника, Л. Украинки, Г. Успенского, И. Тургенева, П. Чайковского. Был объявлен траур по скончавшемуся в США С. Рахманинову. В 1944-м отмечали юбилеи Н. Римского-Корсакова, В. Шекспира, С. Стальского, просветителя Екатерининского века Н. Новикова, М. Глинки, художника В. Поленова, А. Чехова, И. Крылова, И. Репина, Н. Островского, А. Голубкиной, Вольтера. В начале 1945-го — А. Грибоедова, И. Мечникова, 5 мая — А. Попова, изобретателя радио, объединявшего в годы войны всю страну в единый фронт.
Но Александр Сергеевич Пушкин — «наше всё», по словам Аполлона Григорьева, поминался каждый год войны дважды: на рождение и в день кончины. В газетах и по радио, на торжественных заседаниях писателей, по всей стране — в клубах и библиотеках, в школах, ремесленных училищах, техникумах и вузах. Нет, не позволил народ бесшабашным революционерам от поэзии в 1920-х годах «сбросить Пушкина с корабля современности», твёрдо заявив вслед за А. Платоновым в 1930-е: «Пушкин — наш товарищ!»
…Несмотря на гигантские военные расходы страны — до 380 млн. рублей в день, несмотря на острейший дефицит бумаги, когда пришлось закрыть многие отраслевые издания, большинство районных газет и сократить тиражи даже центральной прессы, издательства выпустили за годы войны свыше 4 млн. экземпляров книг Пушкина! От объёмистых томов академического собрания сочинений и научно-исследовательских трудов до тоненьких карманных книжек на серой бумаге для сражающейся армии. Причём в виде «окопных книжек» выходили и воинственно-героического настроя поэма «Полтава», и трогательные «Повести Белкина». «Пушкин воюет с нами в одном строю», — говаривали фронтовики.
Пушкин был рядом с бойцами в будни и праздники, ведь накануне торжеств они могли отправить родным и близким в тыл или получить из дома поздравления на «пушкинской открытке» — растиражированы были в тысячах экземпляров портреты Пушкина с гравюр В. Матэ и Дж. Райта (издания Музея изобразительных искусств им. А.С. Пушкина), репродукция картины Н. Ге «Пущин в гостях у Пушкина в Михайловском», по-детски красочный сказочный кораблик художника Т. Цинберга со строчками: «Ветер по морю гуляет…»
Пушкин в битве за Москву
Уже 26 июня 1941 года газета «Вечерняя Москва» рассказала своим читателям, что «сотни артистов художественной самодеятельности прямо с работы отправляются на сборные пункты и в красноармейские части, и всюду их ждёт восторженный приём». …На сборный пункт Москворецкого района приехали эстрадные бригады Дворца культуры комбината «Правда», завода «Прожектор» и московской промысловой кооперации. Работники издательства «Правда» — А. Потапов, А. Быкова исполняли русские народные песни и классические романсы, самые популярные из которых — на стихи Пушкина.
В том же номере газета сообщает о работе Музея А.С. Пушкина: «Чтобы помочь посетителям углубить полученные при осмотре экспонатов сведения, музей ввёл на днях в экспозицию последнего зала небольшой, как бы заключительный раздел — «Что читать о Пушкине».
А 11 июля городская газета пишет о «серии передвижных портативных выставок для сборных пунктов, вокзалов, воинских частей, рабочих клубов и красных уголков», организованных Литературным музеем. Выставки показывают, как в нашей литературе отражена борьба русского народа с различными интервентами. И снова — никуда без Пушкина!
6 сентября «Вечёрка» публикует информацию из Всесоюзной библиотеки им. Ленина, среди посетителей читального зала которой в этот день оказались и батальонный комиссар Копылов, и сотрудник «Мосфильма», подбирающий материал по форме, знакам различия немецкой и румынской армий 1918 года — для съёмки фильма «Котовский», и сотрудники Института мировой литературы. «Тов. Бонди изучает материалы на тему «Русская литература в 1812 г.», а «тов. Беляев редактирует 17-й том академического издания А. Пушкина и исследует материалы «Пушкин и его эпоха».
В последующие, самые тяжёлые дни битвы за Москву газета буквально рапортует о том, что горожане показали удивительную тягу к чтению. Публикуются сведения о посещении библиотек, открывающих свои филиалы и литературные выставки даже на станциях Московского метро, в котором москвичам не страшны никакие бомбёжки. 18 декабря корреспонденты «Вечёрки» изучают читательские формуляры библиотеки им. А.С. Пушкина, отмечая, что только в ноябре здесь зарегистрировано 8 тыс. посещений и выдано читателям 19 тыс. книг. Больше 40 лет в этом старинном особняке помещается библиотека им. А.С. Пушкина. Ежедневно приходят сюда до 300 читателей — люди самых различных возрастов, профессий и вкусов…
…Вот формуляр наборщика Михаила Ивановича Якобсона. С 3 ноября по 7 декабря он прочёл 21 книгу: «Легенда об Уленшпигеле и Ламме Гудзаке…» Шарля Де Костера, «Гаргантюа и Пантагрюэль» Рабле, «Чрево Парижа» и «Западня» Золя, «Возмутитель спокойствия» Л.В. Соловьёва, «Два капитана» Каверина, «Изгнание Наполеона из Москвы» Тарле, ряд книг Пушкина, Некрасова, Гоголя, Шекспира, Чехова, Мериме.
Столь же активными читателями Пушкинки стали техник Моногов и булочник Шишков. А домохозяйка Полина Фомичёва сперва брала книги из серии «Для начинающих», затем переключилась на литературу по воспитанию детей (она выступала с докладами на эту тему), а теперь читает классическую литературу — Пушкина, Толстого.
Бойцы Красной Армии осенью 1941 года уходят из Москвы на близкий фронт по улице Горького (Тверской) мимо знаменитого памятника поэту, над склонённой головой которого зависает аэростат заграждения, и молодой лейтенант Василий Захарченко передаёт поэтической строкой своё ощущение момента: «Пушкин провожает их на бой. Молча. С обнажённой головой… В дни войны по-новому он с нами…»
«Пушкиноведение в 1941 году» и далее
«В суровые осенние дни 1941 года, когда у московских застав вырастали баррикады, в книжных магазинах Москвы появилась только что вышедшая из печати книга «Пушкин — родоначальник новой русской литературы» — так озаглавил тему своего доклада 10 февраля 1942 года на вечере памяти Пушкина профессор литературы Л. Тимофеев.
О прошедшей встрече коротко сообщает газета «Правда» 11 февраля. Коротко — потому что две полосы номера заняты публикацией Указа Президиума ВС СССР «О награждении плеяды героев Отечественной войны за образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками и проявленные при этом отвагу и геройство».
Но 14 февраля еженедельник «Литература и искусство» опубликовал материалы встречи полностью, и сегодня они — историческое свидетельство усилившегося в годы суровых испытаний внимания к наследию «великого ратника русской культуры», который сам «в каждом ратнике России видел богатыря, у которого цель — либо победить, либо пасть в пылу сражений».
«Книг о Пушкине вышло в 1941 году много», — напоминает профессор Тимофеев. Сообщает о публикациях найденных пушкинских автографов и о неизвестных ранее автобиографических записях Пушкина (в журнале «Временник»), о впервые до конца разобранных черновиках эпиграммы «Заступники кнута и плети…», поэмы «Вадим» — о вожде новгородского восстания и единственной авторской рукописи «Пира во время чумы». Отмечает среди нескольких биографических работ статью Д. Благого в сборнике «Пушкин» (ИФЛИ, Гослитиздат) — «Пушкин после Лицея» с интересным обзором портретов поэта и исторических картин из его жизни. Называет статьи, показывающие огромный масштаб интересов поэта, дух которого витал во всех веках и среди разных народов мира: «Пушкин и античность» Д. Якубовича, «Пушкин и русская литература ХVIII века» Д. Благого, «Пушкин и мировая литература» И. Нусинова и др. Заключает статью «Пушкиноведение в 1941 году» профессор Тимофеев тревожными строчками: «С волнением читается сегодня скромная статья В. Голубева «Из истории Пушкинского заповедника» («Временник», № 6, 1941). В ней бесхитростно рассказывается о любовной работе по восстановлению села Михайловского… о том, как удалось найти в уже высохшем пруду любимый поэтом островок и восстановить его. Как разыскивались старые пушкинские дорожки в парке. Мы знаем сегодня о горькой судьбе этих захваченных врагами пушкинских мест, к которым как раз начинает приближаться освобождающая и карающая Красная Армия, и статья В. Голубева, казалось бы, весьма «академическая», приобретает острое политическое содержание».
Пушкин и национальная культурная политика
Феноменом Советской власти считается массовая, спасительная, чётко проведённая в 1941—1942 годах эвакуация с запада на восток 25 млн. человек, тысяч промышленных предприятий, образовательных, научных и культурных учреждений. Среди них — театры оперы и балета, многие спектакли которых обязаны своим появлением гению Пушкина: «Борис Годунов», «Евгений Онегин», «Пиковая дама», «Русалка», «Сказка о царе Салтане», «Руслан и Людмила», «Золотой петушок», балет «Бахчисарайский фонтан»…
Невозможно представить в истории иных стран и другой феномен — строительство и открытие в годы войны театров оперы и балета: в Астрахани, в Новосибирске, в столицах республик Средней Азии — Алма-Ате, Фрунзе, Ашхабаде, Ташкенте, Душанбе. И что особенно поразительно, но типично для советской национальной политики — многие театральные спектакли ставились на национальных языках. Газета «Литература и искусство» сообщила в июне 1942 года о том, что открыт во Фрунзе (теперь — Бишкек) Киргизский театр оперы и балета премьерой оперы «Евгений Онегин». Особенно удачны образы Татьяны и Ленского в исполнении С. Киизбаевой и А. Малдыбаева.
Театры драмы, юного зрителя и коллективы художественной самодеятельности, массово развитой в те годы по всей стране и даже на всех фронтах, ставили жизненные психологические драмы, заставлявшие размышлять о добре и зле, о достоинстве и пороке: «Скупой рыцарь», «Моцарт и Сальери», «Каменный гость», «Цыганы»…
Пушкин в блокадном Ленинграде
30 июня 1941 года, на десятый день войны, директор архива Академии наук СССР Г.А. Князев записал свои впечатления от разговора с заведующим архивом ИЛИ (Института лингвистических исследований АН СССР): «Долго совещались по вопросу о надлежащем хранении здесь, в Ленинграде, особо ценных материалов — рукописей Пушкина, Ломоносова, Лермонтова, Тургенева, Достоевского, Толстого и др. На Городецком лица нет. Не может спать: «Какую же мы несём с вами ответственность!» Да, величайшую мы несём ответственность (не о юридической, административной или судебной ответственности здесь приходится говорить), ответственность моральную, перед потомством. Только бы сохранить силу воли и нужное спокойствие!»
2 июля Князев пишет, что «в ИЛИ подготовка к эвакуации пушкинских рукописей идёт полным ходом. …Жуткое впечатление произвело на меня архивохранилище ИЛИ. Я не узнал рабочих мест. …Стоят две сорокавёдерные бочки с водой, одна из них уже подтекает; везде ящики с песком и лопатами; по коридору растянут пожарный шланг. Около Пушкинской комнаты — ящики для архивного материала. Некоторые пустые, другие — заполненные. Надо отдать справедливость — упаковка пушкинских рукописей идеальная. …Тут же около ящиков один сотрудник диктует машинистке статью о фашизме. Кто-то пишет описи подлежащего укладке в ящики».
Запись от 12 июля 1941 года: «В ИЛИ было получено сведение о разрушении бомбой колокольни Святогорского монастыря, могила Пушкина, к счастью, не пострадала». Лишь после освобождения Пушкиногорья станет известно, что знаменитый монастырь немцы взорвут при отступлении, склеп с гробом Пушкина расколется, надгробие упадёт…
В июле 1941 года пушкинские рукописи эвакуируют в Новосибирск. Позднее в Свердловск вместе с эрмитажными эшелонами вывезут библиотеку поэта. Многие рукописи и экспонаты из музея будут эвакуированы в Казань.
12 июня 1943 года «Правда» печатает статью поэтессы Веры Инбер из блокадного Ленинграда «Памяти Пушкина» — зримое свидетельство, что и в дни страшных испытаний в неприступном для врага городе к поэту не зарастала народная тропа: «Был необычайной прелести день… Даже белые облачные шрамы — следы воздушных боёв — не бороздили небо. Мы свернули на Мойку, она была тиха, безлюдна. По этому тротуару, вдоль этой чугунной ограды проходил Пушкин, возвращаясь к себе домой… Тихие комнаты пушкинской квартиры встретили нас. Они скупо обставлены мебелью. Это мебель пушкинской эпохи, но не мебель Пушкина — та с самого начала войны увезена отсюда. Но дом беззащитен. Нет возможности обезопасить его. Стены комнат сильно повреждены. Повсюду зияют трещины, краска отвалилась целыми пластами. Это результат трёх бомб, упавших на Мойку в ноябре 1942 г. В кабинете, в том углу, где на диване умер Пушкин, стоит теперь его бюст в пожелтевшем лавровом венке. В Ленинграде нет теперь свежих лавровых венков: теплицы Ботанического сада погибли от вражеской бомбёжки.
Невдалеке от бюста установлен микрофон. По раз и навсегда установившейся традиции собрание 6 июня, посвящённое дате рождения величайшего нашего поэта, открылось ровно в 2 часа дня… Здесь, в этих комнатах, собралась небольшая группа защитников города. Медали «За оборону Ленинграда» поблёскивали и на синих куртках моряков, и на защитных гимнастёрках бойцов, и на цветных платьях ленинградок».
Поэт Николай Тихонов не читал стихов — горевал вместе со всеми о том, что отмечают ленинградцы этот день рождения великого поэта «в обстановке сражающегося Ленинграда. Мы не можем быть сейчас ни в Михайловском, ни в Тригорском. Эти священные для нас места сейчас у немцев. Но здесь, в Ленинграде, — Пушкинский участок нашей борьбы с поработителями. В бою участвуют не только наши современники, но и наши предки, величием своих деяний борются за свою Родину. И среди них — Александр Пушкин».
Писатель-драматург Всеволод Вишневский напомнил, что «Пушкин первым поднял тему военной мощи России в поэме «Полтава». Он сам сражался за неё с Бенкендорфом, Дубельтом, Геккерном, Дантесом. Он, наконец, защищал не только свою честь, но честь всего Русского».
Дух Пушкина
Пушкин буквально жил-витал среди воюющего народа. Артисты фронтовых бригад везли бойцам отрывки из поэм: «Медный всадник», «Братья разбойники», «Полтава». Рукопашным боям Великой Отечественной войны оказались созвучны строчки о Полтавской битве 1709 года: «Швед, русский — колет, рубит, режет. Бой барабанный, клики, скрежет, гром пушек, топот, ржанье, стон, и смерть и ад со всех сторон… Но близок, близок миг победы. Ура! мы ломим; гнутся шведы. О славный час! о славный вид! Ещё напор — и враг бежит».
Дивные пушкинские романсы в исполнении вечных соперников И. Козловского и С. Лемешева, а также сотен самодеятельных певцов вызывали желание сочинять письма любимым высоким слогом — нежным, ласковым, необыкновенным, повторяя про себя как недостижимый образец гениальные пушкинские признания.
Советская ребятня стала изучать творчество великого поэта в годы войны по вновь издаваемым букварям и учебникам литературы, в которых Пушкин царил. Вступление к поэме «Руслан и Людмила» «У лукоморья дуб зелёный…» воскрешало волшебные сказки древней седой Руси. «Песнь о вещем Олеге» давала первые знания школьникам об истории государства Российского. Будто кистью художника нарисованные картины: «Под голубыми небесами / Великолепными коврами, / Блестя на солнце, / Снег лежит…» или: «Люблю я пышное природы увяданье, / В багрец и в золото одетые леса…» зароняли восхищенное восприятие родной природы. Вдохновенные стихи о Родине, о Москве, о Петербурге, о деревне, о бесконечных русских дорогах и необъятных просторах воспитывали любовь к родной земле.
По примеру первого издателя дешёвых книжек для детей — купца из крестьян Ивана Сытина и, кстати, первого советского персонального пенсионера стали издавать в серии «Первая библиотечка школьника» тоненькие, но с картинками, легко запоминающиеся сказки Пушкина. И многим «детям войны» помнится шоколад «Сказки Пушкина», впервые выпущенный ещё в 1937 году, к годовщине 100-летия гибели поэта, в обёртке с картинкой: Александр Сергеевич слушает сказки старой няни. И все знали имя этой великой русской женщины — Арина Родионовна.
Потомки Пушкина непобедимы
Эсэсовец Карл Шпаннеман из войск, оккупировавших пригороды Ленинграда и город Пушкин, с варварским торжеством писал в своём дневнике: «С утра расстреляли больше сотни от 12 до 16 лет. В аллее висели портреты Пушкина. На место их повесили мужиков, баб, стариков, детей. Все они — потомки Пушкина. Вешать их, расстреливать!».
Выходившая в оккупированной фашистами Риге газетёнка «Дойче цайтунг ин остланд» сообщала, что в захваченные районы России будут переселены 750000 немецких колонизаторов.
Страстный публицист И. Эрен- бург 21 мая 1942 года писал в газете «Красная звезда»: «Мы жили работой, книгой, песней. Мы живём одним — боем. …Враг думал сразить страну, у которой душа нараспашку. Враг увидел Россию, у которой сердце в броне… Немцы переименовывают в оккупированных ими русских городах улицы. Появляются Герингштрассе, Гитлерплатцы, Розенберггуферы. …Боец, перед тобой пленённые советские города. Вот Герингштрассе; её имя Пушкинская, на ней публичный дом, и в нём творят мерзости немецкие офицеры. На Розенберггуфер немцы жгут книги Пушкина, Шевченко, Толстого, Горького. На Гитлерплатце они поставили виселицу, и сейчас они ведут на казнь новых мучеников. …Спеши, боец, тебя ждут!..»
К 1944 году представители «культурной нации» захватчиков были изгнаны за пределы нашей Родины. А вот советские люди, считающие себя потомками Пушкина, в день 107-й годовщины гибели поэта традиционно собрались в пушкинском граде на Неве — писатели, учёные, общественность. Об этом написал Ю. Калганов в газете «Правда». Радостным было то собрание как отчёт поэту. Ленинградская область полностью очищена от врагов! Начинаются восстановительные работы в Царском Селе, где прошли отроческие годы русского гения, в памятных местах, где он жил и творил.
…Полной разрухой и горьким запахом пожарищ встретила своих воинов-освободителей многострадальная Псковщина — малая родина великого поэта. Многолетний бессменный директор Пушкиногорья, фронтовик Семён Степанович Гейченко говорил о времени хозяйничанья оккупантов: «В своей звериной ненависти к России, к советскому народу они пытались стереть с лица земли русскую культуру и само имя Пушкина. Но Пушкин оказался непобедим. И всё пушкинское вновь возродилось, как только закончилась война и враги были изгнаны с родной земли».
Освобождённое Пушкиногорье…
«По дорогам и памятным аллеям ни пройти ни проехать. Всюду завалы, воронки, разная вражья дрянь. Вместо деревень — ряд печных труб. На «границе владений дедовских» — вздыбленные, подорванные фашистские танки и пушки. Вдоль берега Сороти — развороченные бетонные колпаки немецких дотов. И всюду, всюду, всюду — ряды колючей проволоки, всюду таблички «Заминировано», «Осторожно», «Прохода нет».
Но не впали в отчаяние земляки Александра Сергеевича, ещё в 1929 году организовавшие колхоз им. Пушкина и выпускавшие газету с гордым названием «Пушкинский колхозник». Пока сапёры разминировали настрадавшуюся за годы оккупации землю, жители, по мере сил, обустраивали её. Разбирали немецкие блиндажи и из их брёвен строили новое жильё. Об одном сокрушались: 40 тысяч заповедных михайловских сосен спилили немцы для тех блиндажей, сооружая линию укреплений, которую назвали «Пантера».
Первый послевоенный Пушкинский праздник в июне 1945 года собрал в имении поэта десять тысяч человек. Иные пришли сюда за 50 километров, среди мужчин выделялись инвалиды войны. А почётные гости издалека — писатели, артисты, учёные — добирались и того труднее: поезд из Ленинграда до Пскова шёл двое суток. Из Пскова в Пушкинские Горы — на лошадях или попутных грузовиках. Мост через реку Великую был взорван, приходилось преодолевать её на наспех сколоченных плотах. Выступали с деревянной эстрады под открытым небом.
Семён Гейченко вспоминает, что это были своеобразные «смотрины» — встреча тех, кто пережил нашествие. Но это была и встреча с Пушкиным — не случайно на арке, сколоченной из жердей, возвышающейся над собравшимися, висел весёлый портрет поэта, написанный самодеятельным художником из сапёров, с надписью: «Здравствуй, Пушкин!» Походные войсковые кухни предлагали гостям чай с сахаром — царское угощение! А в аллее Керн продавались скромные печатные портретики поэта и книжечки об истории Михайловского, изданные в Пскове.
Удивил гостей из столиц колхозник Антонов из деревни Авдаши, знавший наизусть весь роман «Евгений Онегин»! Про дни оккупации он вспоминал: «Уж как лихо при немцах всем нам ни было, а книга Пушкина всегда была при мне. Её купил я здесь, в Михайловском, почитай, лет сорок тому назад! Она была для меня и моей семьи единственным утешением в те страшные годы».
Жили в первые послевоенные годы земляки поэта впроголодь, подчас — в землянках ещё, но всегда были готовы поделиться последним. Однажды в скромном жилище довелось директору заповедника С. Гейченко изведать «кашки немецкой» — почти чёрные горошины, сдобренные постным маслом, оказались зёрнышками кофе, запасы которого бросили немцы при отступлении.
…«Культурная нация потомков Гёте» хвасталась: «Если мы уйдём — ваша земля будет за нас воевать ещё пятьдесят лет!» Мины и снаряды находились в самых неожиданных местах, даже под крыльцом домика управляющего заповедником, в котором останавливались члены государственной комиссии по расследованию фашистских злодеяний — писатели К. Федин, Н. Тихонов, Л. Леонов. В нём ночевал и председатель правительственной комиссии по разработке проекта восстановления заповедника архитектор А. Щусев.
Прямым попаданием молнии старый клён у домика няни разбило пополам, земля у корней обнажила огромный неразорвавшийся снаряд размером с человеческий рост. Другой снаряд был изъят из ствола древней сосны, на которой оккупанты устроили снайперскую точку. Но от пакостных сюрпризов чужаков земля была очищена не за пятьдесят, а за пять лет после освобождения. Только в ограде Святогорского монастыря, который немцы заминировали особенно тщательно, мину нашли в 1953 году.
А советские сапёры показали себя достойными потомками Пушкина: в свободное время с удовольствием излечивали раны земли, зарывая траншеи, окопы, блиндажи, помогали очищать пушкинские аллеи и рощи от завалов, замечая, что и среди вековых деревьев находилось немало настоящих инвалидов войны — с глубокими шрамами от пуль и снарядов. Местные жители могли рассчитывать на солдатскую походную кухню, на концерты и киносеансы, устраивавшиеся для военных, но доступные и сельчанам. Помогали сапёры отстраивать крестьянские избы, восстанавливать домик няни, открытый для посещения уже в 1947 году. В том же году началось восстановление дома поэта.
Потомки Пушкина, Пущина, Рылеева, Языкова и других… Потрясает воображение история, рассказанная директором заповедника, о том, как ещё в памятном для пушкинских мест 1937 году впервые выдавали здешним колхозникам паспорта. И случился казус: почти все сельчане оказались однофамильцами да дальними родственниками — Егоровыми. А среди мужского населения — ещё и все сплошь Егор Егорычи. Во избежание путаницы паспортисты посоветовали деревенским взять новые фамилии. Конечно, первое, что им пришло в голову, — записаться Пушкиными. Но и Пушкиных в одном селе не может быть много. Так появились среди сельчан однофамильцы пушкинских друзей-товарищей: Пущины, Рылеевы, Языковы…
И вот почти по-пушкински: жили-были старик со старухой. Естественно, Егоровы. Когда пришёл их черёд получать документы, все звучные фамилии оказались разобраны. Старик решил тогда остаться Егоровым, а старуха (как та, что «у разбитого корыта») оказалась с норовом, придумала себе фамилию на манер «столбовой дворянки» — Дуэльская. В Пушкиногорье купила цветную репродукцию картины «Дуэль Пушкина с Дантесом» и повесила в красном углу рядом с Егорием Победоносцем.
В годы оккупации пришлось Егоровым-Дуэльским родные места покинуть. Вернулись на пепелище, лишь русская печь осталась от их хозяйства. Вздохнули старики, ну да делать нечего! Потихоньку-полегоньку отстроили избушку заново. Соседи Языковы да Пушкины подмогнули. А тут новая беда. Пришли на двор сапёры, поработали своими приборами и обнаружили, что стоит изба аккурат на немецком складе боеприпасов! Снаряды уложены в глубокой яме, отделанной деревом, ровными рядами, маслом смазаны. Командир сапёров давай стариков успокаивать: мол, не волнуйтесь, избушку разберём по брёвнышку, вытащим снаряды, а потом обратно соберём, тем более что и мастеровые плотники среди сапёров имеются. У «разбитого корыта» не останетесь. Старик от переживаний дар речи потерял. А сапёры обещали прийти на следующий день. Опять вздохнули старики и… принялись за работу. Целую ночь осторожно вынимали снаряды из ямы и носили к реке, в воду укладывали. К утру закончили. Обессиленными нашли их сапёры. Дед спал как убитый под старой грушей, мадам Дуэльская отлёживалась в доме, но, увидев военных, прошептала командиру: «Ежели насчёт плотников, так прикажи ты им из этой ямы лес вынуть. Лес дюже хороший. Дед давно грустит без своей баньки, да и мне без неё тоскливо. Может, и впрямь поможешь? А?»
«И Пушкин властвовал тогда…»
В последующие годы среди посетителей музея-усадьбы Пушкина нередко оказывались люди, которых связала с этим местом фронтовая судьба. Казалось, непреодолимая, почти мистическая тяга звала их сюда.
Гость Михайловского Сурен Тигранович Захарьян, бывший военврач, привёз в дар музею книгу — 15-й том «Библиотеки для чтения» А. Смирдина, выпущенный в 1836 году, со штампом «Библиотека музея Пушкинского государственного заповедника». Военврач нашёл уникальное издание в 1944-м, где-то на военных дорогах Польши. Оказалось, что эта книга — из библиотеки поэта, украденной фашистами.
Однажды приехал из Ленинграда Алексей Васильевич Гордеев, привёз в дар уникальную фотографию. В 1944 году он был командиром наземной фоторазведки. Ему с группой разведчиков было поручено, минуя минные поля, проникнуть к усадьбе поэта и снять её панораму. Фото нужны были не только для разработки операции по освобождению Михайловского, но и для публикаций во фронтовой газете, где они вышли под «шапкой» «Отомстим за нашего Пушкина!» А мстить было за что. Гитлеровцы разобрали домик няни Арины Родионовны, сделали в наружной стене дома-музея большую пробоину для установки орудия. В крайних окнах разместили пулемёты.
Советское командование отдало приказ ни в коем случае не стрелять по Михайловскому, но 4 мая вдруг «заговорили» фашисты. Ответный выстрел батареи под командованием Анны Нестеровой показал немцам, что их огневая точка — на нашем точном прицеле. Гитлеровцы подожгли дом-музей и под прикрытием дыма отошли в глубь парка, засели в окопах и блиндажах. Дом и флигель сгорели дотла… Так, благодаря свидетельству очевидца-фронтовика, открылась самая страшная страница истории усадьбы — подробности её уничтожения.
Но история часто складывается, как картина, из отдельных разрозненных пазлов, так случилось и на этот раз. Приехал в Михайловское ещё один гость с фронтовым прошлым — Василий Михайлович Ветрянский. Оказалось, он служил под началом той самой Анны Петровны Нестеровой.
«В первые дни обороны разговор среди солдат был только один — про Пушкина. Особенно про то, как его мытарила жизнь, как его убили. И вот тут я должен вам сказать, что лучше всех про Пушкина рассказывал наш командир, женщина она была, — повествовал ветеран. — Я больше года с нею вместе служил. …Верьте не верьте, но думается мне, что она всего Пушкина наизусть знала! …Когда встали под Михайловским, добавляла: «Скоро войне конец. Александра Сергеевича Пушкина зачислим в нашу пушечную часть!» Она очень стихи любила… Иной раз вечером сидим в глухом блиндаже, под покровом пяти накатов толстенных брёвен, сидим, как дети перед учительницей. …А она нам стихи Пушкина читает, письма его к своим друзьям, брату, товарищам, писанные в Михайловском. Тогда всем командирам вышло приказание от командующего фронтом: во время затишья побольше читать бойцам сочинения Пушкина и рассказы о нём».
А потом был строгий приказ: по усадьбе огня не открывать, под страхом сурового наказания. И розданы памятки бойцам с портретом Пушкина, с призывами: «Освободим родное Михайловское к 145-й годовщине со дня рождения поэта! Вернём Родине нашу национальную святыню! Смерть немецким оккупантам!» Рассказывалось в листовке, как надругались фашисты над пушкинским памятником, разорили музеи, растащили реликвии. Заканчивалась листовка словами: «Отомстим фашистским варварам. Не может больше наша национальная святыня — Пушкинское Святогорье — находиться в грязных фашистских лапах. Вернём Родине её исторические места и пойдём дальше на запад, на полный разгром и уничтожение врага!».
Через стереотрубу наши бойцы бессильно наблюдали, как хозяйничают в усадьбе немцы: разбирают домик няни, устраивают пролом в фасаде дома и затаскивают туда пушку…
В один из весенних вечеров Анна Нестерова поделилась с однополчанином самым сокровенным: «Чует моё сердце, скоро нашей обороне конец. Пойдём вперёд. Весна ведь. Моя бы воля — никуда бы я отсюда не тронулась. Навек к этой земле привязалась. Ведь такое красивое место на всей земле вряд ли сыщешь. На тысячу вёрст одно — Россия, Пушкин. Ты знаешь, Михайлович, только тебе говорю: ежели что, похороните меня вон на том пригорке, где стоит целый хоровод маленьких курганов…»
Не захотел тогда фронтовик слушать своего командира, резко одёрнул. Но лишь несколько дней прошло, и сразил Анну Петровну шальной снаряд, упавший в землянку…
…В новом стихотворении нижегородского поэта Ярослава Каурова о парадоксальной и, казалось бы, невозможной связи понятий — «война», «поэзия», «Пушкин» — говорится особенно ярко, точно и образно:
Любить поэзию легко
В благоухающих гостиных,
Когда шипит «Мадам
Клико»
И взоры барышень
невинны.
Но в гневе, боли и тоске
Она в атаку шла ночами
В солдатском стареньком
мешке
У пехотинца за плечами.
И Пушкин властвовал
тогда,
Коптилки светом
оживлённый.
Была война, была беда,
И рушились на землю
тонны
Железа, смерти и огня,
И только души были живы,
И не было за дымом дня,
И в ровный гул сливались
взрывы.
Мы с Пушкиным спасли
страну,
Учились верности и чести
И не одну ещё войну
С поэтом выиграем вместе.