Официальный интернет-сайт ЦК КПРФ – KPRF.RU

Чапаев и бытие. Рецензия на телевизионный сериал

2013-03-13 07:56
Алексей Богачев

Введение

Недавно на телеэкраны вышел двенадцатисерийный фильм «Страсти по Чапаю», который, на мой взгляд, стал значимым событием как в социальной, так и в философской жизни современной России. На мой взгляд, с социальной точки зрения фильм в наше, ультрареакционное время, показывает, что советская власть, социализм — это наиболее правильное и единственно возможное устройство общества, за которое при всех издержках надо бороться, в том числе и с оружием в руках. С философской же точки зрения он говорит о том, что коммунистическое мировоззрение соответствует изначальным ценностям бытия, если не опошляется либеральной теорией относительности и хаоса, отрыва от традиционных бытийственных основ. О фильме было высказано много разнообразных и подчас противоречащих друг другу мнений, в том числе и на страницах газеты «Правда», где Владимир Ряшин и Виктор Кожемяко представили на суд читателя резко расходящиеся друг с другом оценки «Страстей».

 

Народный Герой

 

Для того чтобы аргументировать нашу точку зрения, близкую скорее к позиции Владимира Ряшина, очень важно сразу же отметить: в центре картины находится фигура народного Героя, русского мужчины Василия Ивановича Чапаева. И фигура эта на протяжении всего фильма остается исключительно положительной, хотя и исключительно человеческой, даже лучше сказать, человечной. С самого начала картины Василий предстает как человек, стремящийся помогать ближним, добрый, и при этом смелый, отзывчивый, нелицемерный. В первой серии он спасает свою любимую от изнасилования, ухаживает за ней, смертельно больной, до конца. Затем, на войне, он совершает настоящие подвиги, в том числе спасая офицера, который хотел его расстрелять. Затем он, выполняя обещание, данное другу, берет себе на иждивение его детей. После этого, раз за разом демонстрирует необычное для жестокой гражданской войны милосердие, стараясь думать не о себе, а о ближних. Даже когда Чапаев стоит на краю смерти, отступая от наседающих казаков у берега Урала, он рвется защитить других и не прячется за спины товарищей. И всякий раз показывает редкую храбрость и светлый ум. При все при этом Чапаев предстает как живой человек (а не лубочный пропагандистский образ в геббельсовско-голливудском стиле), со своими слабостями, которые он же преодолевает. Он любит, в том числе живых женщин, теряет, ревнует, злится и прощает. Но ни в одном из сюжетов, и ни в одной из сцен, связанных с любовными и страстными отношениями Чапаева, нет пошлости и скабрезности (равно как не увлекаются авторы фильма эротическими сценами, - картина в этом плане выдержана в традициях советского кинематографа). Каждый раз Чапай предстает добрым, сильным, страстным, пусть и не безгрешным, человеком (забегаем вперед отметим, что в картине вообще нет однозначно негативных персонажей). Время от времени он выпивает, но не пьянствует (было бы странно показывать иного русского мужика во время суровых испытаний). Даже в конфликте с Фурмановым, ставшим конфликтом мужчины с мужчиной, Чапаев сохраняет человечность. Поэтому, прощаясь, хороший человек комиссар Фурманов прощает Чапаеву его человеческие проступки, а Чапаев прощает Фурманову его слабость.

Чапай не заканчивал «академиев», но умел постичь суть дела на практике. Поэтому особенно важно, что Чапаев показан и как доблестный солдат, и как выдающийся полководец, сумевший овладеть не только арифметикой, но и алгеброй войны, стратегически и тактически побеждавший высокомерных белых офицеров.

В общем, если сравнивать образ Чапаева из «Страстей по Чапаю» и образ Колчака из «Адмирала», то первый оказывается гораздо более выигрышным, цельным, человечным, сильным. Эпизод фильма, когда Чапаев под Красным знаменем во главе своих эскадронов идет на пушки с пулеметами и поднимает солдат на атаку, гораздо более красноречив, чем любой из эпизодов «Адмирала». С таким Героем зрителю (и не только подросткового возраста) действительно хочется отождествиться взаправду. 

Но может быть, скажет иной критик, подлые манипуляторы созданием специально создали такой образ, чтобы вложить в его уста что-либо антисоветское и так через косвенное внушение в очередной раз отравить психику граждан России?

Но и здесь мы видим в «Страстях» нечто совсем другое. На протяжении всего фильма Чапаев предстает как все более убежденный в правоте своего дела коммунист, осознающий необходимость дерзновенной борьбы до победного конца за народное дело, за свободу труда. В начале фильма он еще только идет к этому, споря с братом, вникая, рассуждая (в том числе в ходе беседы с офицером) о том, почему так, не по Божески, устроено общество, где кучка угнетателей эксплуатирует многих и многих, почему денежные мешки наживаются на войне. Затем он укрепляется в своих убеждениях, вступает в партию большевиков, начинает осознанно бороться за Советскую Родину. Одержав победу над белоказаками, он спрашивает плененного полковника, понимает ли тот, почему красные взяли верх, имея в три раза меньше людей. Полковник отвечает ему смелой грубостью, и Чапаев говорит ему: ты ничего не понял,ведь ваше дело неправое, вы воюете с народом, сбросившим с себя ярмо угнетения. Затем, в беседе с дочерью этого полковника, он вновь утверждает, что простые люди восстали против рабства, против системы нечеловеческой эксплуатации человека человеком. И дочь казненного красными белого полковника идет за Чапаевым по убеждению, оставшись верной этому убеждению даже в конце, когда, вынужденная бежать из расположения красных из-за угрозы расстрела со стороны «комиссаров в пыльных шлемах», она все-таки не переходит на сторону белых и погибает в бою с ними. И даже в финале фильма, когда бесчисленные смерти и жертвы революции «выжгли Чапаю душу», Василий Иванович говорит Петьке, что, не имея в душе злости, он горит справедливым, праведным гневом на кровопийц, что борьба за новую эру, за советскую власть священна. И дает слово Фрунзе, что все сделает, жизнь свою положит, чтобы обеспечить успешное наступление на Колчака.

Таким образом, главный Герой фильма, безусловно вызывающий симпатии у зрителя, показан как провозвестник Красной идеи, коммунистического мировоззрения, правды социализма и, конечно же, классового подхода. И вся картина пронизана пропагандой этой правды. В одном из последних сюжетов красноармейцы, разговаривая друг с другом о конце войны, мечтают о земле, о том, как они будут выращивать хлеб, работать на заводе, творить. Один из них говорит: «Я теперь всему верю. Ничего такого в мире никогда не было. Ты свидетель, я свидетель. Ничего подобного никогда не было. Рождается новая страна. В муках, но рождается новая советская справедливая власть».

И рефреном через фильм проходит идея, согласно которой белые просто не понимают или не хотят понять, что они воюют не с «красной сволочью», а с народом и с великой идеей. Белый полковник рассуждает о необходимости подавить «бунт рабов», и его сын, ненавидящий большевиков, отвечает отцу, что это не бунт, и не рабов, а народная революция. На протяжении всей картины белые показаны как противоборствующая народу сила. Красные солдаты (ВЧК — отдельный разговор), даже проявляя жестокость, делают это из соображений дела (пример — необходимость забрать у крестьян коней ради спешной переброски войск), а белые — из ненависти к «рвани». Именно белые в картине не просто расстреливают пленных (так поступали красные), а делают это издевательски, унизительно. Более того, именно белые убивают стариков и женщин, мародерствуют, и Чапаев, освободив Балаково, обращается к жителям города со словами: «Ну теперь-то вы понимаете, кто ваши настоящие защитники?». Сам же Чапаев, узнав о мародерстве, приказывает расстрелять виновного.

«Почему Бог нам не помогает?» - восклицает генерал колчаковской армии. И очевидным видится ответ: потому что эксплуатация человека человеком, стяжательство противоречит тем ценностям, которые заложены в созидательной религиозной традиции, в христианстве. Не зря в самом начале фильма молодой Вася Чапаев по благословению священника с риском для жизни водружает крест над золотым куполом православного храма под лазурью небес. И Бог ему помогает, когда Вася падает вниз, но не разбивается.

Здесь мы приходим к важнейшей идее фильма. Чапаев в нем - это соль, символ русского народа, воспитанного в православной культуре и именно поэтому принявшего социализм и не желающего смиряться с несправедливостью, угнетением ближнего, стяжательством как условиями бытия. Я, автор этой статьи, вспоминаю, как мой дедушка, Алексей Иванович Богачев, воин-коммунист, бравший Берлин, и заметный советский ученый, рассказывал и сильнейшей душевной боли и гневе, которые он испытывал, когда его дед, мироед и купец второй гильдии, бил и унижал задолжавших ему денег крестьян. Моему дедушке тогда еще не было и 10 лет, он не читал Маркса и не знал коммунистической теории, но его сердце разрывалось от зрелища такой несправедливости. Думаю, сказались здесь и те христианские ценности, которые он, подобно Василию Ивановичу Чапаеву, воспринял в раннем детстве. 

Значит, неудивительно, что такие, как Чапаев, отвергли воинствующий атеизм тех, кто воевал не только за социализм, но и против всего традиционного русского. Вот тут-то и возникает водораздел между русскими коммунистами и упомянутыми выше «комиссарами в пыльных шлемах», в том числе и русской национальности (в их число входил и брат Чапаева). В картине показаны сожженные храмы, лекции по «воинствующему атеизму» и глухой ропот народа, глухое недовольство этим со стороны красных бойцов, ярость самого Чапаева. В условиях гражданской войны противоречивая роль церкви, выступавшей защитником власти капиталистов и помещиков, но имеющая глубокие корни в народной жизни, в русской культуре, была ясна далеко не всем. Чапаев защищает священника отца Михаила, молится в разрушенном храме. В этом — символ будущего примирения красной и белой идей, символ соединения истерзанной Родины. Но для этого потребуются и глубокие  изменения в  самой церкви, осознание ею, что власть большевиков, их политика, их идеи служат интересам народа.

Напомню слова  Г.А. Зюганова: «...я считаю, что это было крупной стратегической ошибкой, когда наши предшественники поссорились с Церковью. По своей сути социализм и коммунизм — это попытка построить рай на земле. Найти царство справедливости, добра, уважения к человеку труда, развивать культуру, всеобщее образование. Это очень благородная цель. Кстати, уже в 1919 году была резко поправлена антицерковная линия. Сталин накануне войны отменил все предшествующие директивы, указания и сам, когда стало трудно, почувствовал, что без веры, без опоры на главные ценности мы не спасемся. Тогда, помните, была встреча с высшими иерархами, в условиях войны провели Собор, и многое другое было сделано. Считаю, что конфронтация с Церковью не принесла никому пользы, а только вред... <...> надо всем объединяться, а не сталкивать лбами друг друга».

Я понимаю, что многие мои товарищи могут сказать: какое такое примирение «красного» и «белого»? Не есть ли это попытка отказаться от идеалов коммунизма вообще, и от требований национализации сейчас?

Конечно, нет. Реально возможное, настоящее примирение «красного» и «белого» в общественном жизни России - это примирение на основе социалистической идеи, одухотворенной вечными, изначальными, абсолютными ценностями, закодированными и воспроизводимыми в русской культуре. Именно такая философия проповедуется в фильме «Страсти по Чапаю». И именно такая философия, на мой взгляд, отвечает современному понимаю ленинизма. Эту мысль требуется пояснить развернуто, опираясь на соответствующие источники. В следующем параграфе я представлю такое развернутое пояснение, представляющее собой попытку философского обоснования и философских истоков изучаемой нами кинокартины. Данный параграф, таким образом, является своеобразной «врезкой». Если читателю интересен, прежде всего, разговор о фильме, как таковом, он может пропустить следующий раздел статьи.

 

Философия классовой борьбы и абсолютной нравственности

 

Первый закон диалектики, как известно, - закон единства и борьбы противоположностей. А что это значит - единство противоположностей в контексте диалектического взаимодействия материального и идеального? Это значит, что человеческая психика, обладающая социальной (трансцендентной) природой и изначально укорененная в бытии, способна воспринимать абсолютную, универсальную истину, истину, которая известна нам, постольку поскольку мы сопричастны бытию (Вселенной), но недоступна нам как отдельным (конечным, дискретным) индивидам. Эта истина, имманентная законам бытия, должна определять основные, глубинные, сущностные нормы и принципы взаимодействия живой материи между собой, что в сфере социальности соответствует законам нравственности, и выражается в глубинном, объективном знании о существовании истины. Такое знание может выражаться в чувстве, образах (архетипах), мышлении (сознании). Такое знание должно быть основой для стремления к социальной справедливости, причем настолько сильному, чтобы преодолевать инстинкт самосохранения, эгоистические побуждения индивида. Образ Василия Чапаева в «Страстях» представляет собой воплощение живой нравственности сопричастного бытию человека.

Но соответствует ли постулирование абсолютной истины методологии марксизма-ленинизма, принципам диалектического материализма? Может быть, диалектика требует все объявить относительным, а мы, вступив на зыбкую почву рассуждений «об абсолютном», впадаем в идеализм, противореча марксизму-ленинизму? Отнюдь нет.Марксизм-ленинизм, принципы диалектического материализма недвусмысленно требуют признать существование абсолютной, имманентной бытию истины. Об этом четко, недвусмысленно писал В.И. Ленин (курсив, подчеркивание и жирный шрифт в цитате наши. А.Б.) в работе «Теория познания эмпириокритицизма и диалектического материализма»: «С точки зрения современного материализма, т. е. марксизма исторически условны пределы приближения наших знаний к объективной абсолютной истине, но безусловно существование этой истины, безусловно то, что мы приближаемся к ней. Исторически условны контуры картины, но безусловно то, что эта картина изображает объективно существующую модель” (17 В. И. Ленин, Соч., т. 14, с. 123) Согласно Ленину «Материалистическая диалектика Маркса и Энгельсавключает в себя релятивизм, но не сводится к нему, т. е. признаёт относительность наших знаний не в смысле отрицания объективной истины, а в смысле исторической условности пределов приближения наших знаний к этой истине». В той же работе Ленин пишет: «человеческое мышление по природе своей способно давать и дает нам абсолютную истину, которая складывается из суммы относительных истин. Каждая ступень в развитии науки прибавляет новые зерна в эту сумму абсолютной истины, но пределы истины каждого научного положения относительны, будучи то раздвигаемы, то суживаемы дальнейшим ростом знания. «Абсолютную истину, — говорит И. Дицген в «Экскурсиях», — мы можем видеть, слышать, обонять, осязать, несомненно также познавать, но она не входит целиком (geht nicht auf) в познание» (S. 195). «Само собою разумеется, что картина не исчерпывает предмета, что художник остается позади своей модели... Как может картина «совпадать» с моделью? Приблизительно, да» (197). «Мы можем лишь относительно (релятивно) познавать природу и части ее; ибо всякая часть, хотя она является лишь относительной частью природы, имеет все же природу абсолютного, природу природного целого самого по себе (des Naturganzen an sich), не исчерпываемого познанием... Откуда же мы знаем, что позади явлений природы, позади относительных истин стоит универсальная, неограниченная, абсолютная природа, которая не вполне обнаруживает себя человеку?.. Откуда это знание? Оно прирождено нам. Оно дано вместе с сознанием». Это последнее —одна из неточностей Дицгена, которые заставили Маркса в одном письме к Кугельману отметить путаницу в воззрениях Дицгена . Только цепляясь за подобные неверные места, можно толковать об особой философии Дицгена, отличной от диалектического материализма. Но сам Дицген поправляется на той же странице: «Если я говорю, что знание о бесконечной, абсолютной истине прирождено нам, что оно есть единое и единственное знание a priori, то все же и опыт подтверждает это прирожденное знание». Из всех этих заявлений Энгельса и Дицгена ясно видно, что для диалектического материализма не существует непереходимой грани между относительной и абсолютной истиной». Ленин четко определяет, что Дицген не прав, когда говорит о врожденной представленности бесконечной, абсолютной истины в сознании и только о врожденном знании, но прав, когда говорит как о фактах и о врожденном знании (очевидно, бессознательном), и об опыте. Абсолютная истина, частично и противоречиво открывающаяся нам в математике («языком, позволяющим описывать обнаруживаемые в мире структурные закономерности, именуемые «законами природы», является язык математики», приводит цитату нобелевского лауреата по физике В. Паули петербургский ученый К.В. Копейкин в монографии «Души» атомов и «атомы» души: Вольфганг Эрнст Паули, Карл Густав Юнг и «три великих проблемы физики» ), физике, химии, биологии, на психологическом языке описывается с помощью понятия архетипов и интерсубъективности, а в социальной сфере имеет прямое отношение к врожденному чувству справедливости, к феномену морали и нравственности. О способности психики, как социального, трансцендентного феномена воспринимать и воспроизводить в виде эмоционально заряженных образов и мыслей определенные данности бытия писал еще известный психолог К.Г. Юнг. Согласно Юнгу: «Архетипы (от греч. arche начало + typos образ) элементы коллективного бессознательного, представляют собой врожденные диспозиции, обусловливающие появление у конкретного индивида определенных мыслей, представлений, отношений, действий, снов. Архетипы, сохраняясь в форме коллективного бессознательного, присущего каждому индивиду, являются результатом многовекового опыта наших предков. <…>Содержательную характеристику первообраз получает лишь тогда, когда он проникает в сознание и при этом наполняется материалом сознательного опыта. Напротив, его форму можно сравнить с системой осей какого-нибудь кристалла, которая до известной степени преформирует образование кристалла в маточном растворе, сама не обладая вещественным существованием» (смотри Большой психологический словарь).

О гениально предугаданной Ленином способности человека как бессознательно (трансцендентно), так и осмысленно знать существовании абсолютной Истины говорит и современная отечественная психология. В статье «Социальное мышление личности.<...>Социальные представления и мышление личности" выдающийся отечественный психолог, доктор философских наук, профессор, действительный член Российской Академии образования К.А. Абульханова-Славская отмечает: «Другим способом общественного воздействия является лишь недавно признанное в отечественной психологии юнгианское коллективное бессознательное. Оно осуществляется другим механизмом, действующим «изнутри», и в самом широком смысле образует социальный «эгоцентризм», т.е. отправную позицию восприятия мира ребенком, а затем и взрослой личностью. Не анализируя выявленного Юнгом состава архетипов, их историчности, можно только сказать, что именно они составляют самые глубокие корни личностной идентичности, носящие экзистенциальный характер». В «Страстях по Чапаю» главный Герой фильма выражает собой именно транслируемые в русской культуре архетипы Добра, Справедливости, Дружбы, которые абсолютны, которые нельзя предавать, и за которые надо бороться, даже если общественная мораль, преподносимая в том числе и от лица некоторых уважаемых религиозных деятелей, требует быть пассивным.

В этом контексте особое значение обретает превратно истолкованная буржуазными учеными идея В.И. Ленина о коммунистической морали.

Напомним знаменитое высказывание Ленина: «Но существует ли коммунистическая мораль? Существует ли коммунистическая нравственность? Конечно, да. Часто представляют дело таким образом, что у нас нет своей морали, и очень часто буржуазия обвиняет нас в том, что мы, коммунисты, отрицаем всякую мораль. Это – способ подменять понятия, бросать песок в глаза рабочим и крестьянам. В каком смысле отрицаем мы мораль, отрицаем нравственность? В том смысле, в каком проповедовала ее буржуазия, которая выводила эту нравственность из велений бога. Мы на этот счет, конечно, говорим, что в бога не верим, и очень хорошо знаем, что от имени бога говорило духовенство, говорили помещики, говорила буржуазия, чтобы проводить свои эксплуататорские интересы. Или вместо того, чтобы выводить эту мораль из велений нравственности, из велений бога, они выводили ее из идеалистических или полуидеалистических фраз, которые всегда сводились тоже к тому, что очень похоже на веления бога. Всякую такую нравственность, взятую из внечеловеческого, внеклассового понятия, мы отрицаем. Мы говорим, что это обман, что это надувательство и забивание умов рабочих и крестьян в интересах помещиков и капиталистов. Мы говорим, что наша нравственность подчинена вполне интересам классовой борьбы пролетариата. Наша нравственность выводится из интересов классовой борьбы пролетариата. ...Для нас нравственность, взятая вне человеческого общества, не существует; это обман. Для нас нравственность подчинена интересам классовой борьбы пролетариата... Мы говорим: нравственность это то, что служит разрушению старого эксплуататорского общества и объединению всех трудящихся вокруг пролетариата, созидающего новое общество коммунистов».

Наши враги сравнивают данное выражение со знаменитой фразой Гитлера: «Я освобождаю вас от химеры, которая называется совестью». Однако суть в том, что Ленин имел в виду нечто совсем иное, нежели бесноватый фюрер, отождествлявший нравственность с интересами германской нации. Для Ленина к контексте его высказываний о реальности абсолютной истины - «классовая мораль» - это шаг с подлинной, абсолютной нравственности, шаг соответствующий определенному этапу развития общества и приближающий нас к абсолютной нравственности, к истинной человечности, к бесклассовому обществу (где «человек человеку друг, товарищ и брат»), к абсолютной совести, не связанной с релятивизмом, с ограничениями того или иного класса, общества, эпохи. Ленин выступил против ханжества, против буржуазной морали, под влиянием которых действовали и государственная, и церковная машинытого времени, противоречащие самим основам русской цивилизации нестяжательства, соборности и общечеловеческим принципам справедливости, товарищества, равенства. Вот и Чапаев, повторим это в который раз, истинно человечен. Его классовая борьба, это борьба за жизнь по абсолютным, Божеским принципам, как он их понимал. Это борьба за всечеловечный русский народ, русскую цивилизацию, которая становилась русской советской цивилизацией, за мир для всех людей на планете. Вышесказанное согласуется с принципами исторического материализма, который, по определению И.В. Сталина, есть диалектический материализм, перенесенный в область истории и позволяющий рассмотреть исторический процесс как спиралевидную (согласно диалектическому закону отрицания отрицания) смену парадигм общественного бытия, включающую в себя различные религиозные, культурные, ценностные формы. Будучи релятивными, относительными, они тем не менее служат движению к обобществлению производства в социально-экономической сфере и движению к абсолютной Истине, к ее, как бы сказал Юнг, архетипу, в сфере психической, духовной.

Еще раз акцентируем внимание на классовом подходе. Согласно марксизму-ленинизму этическую парадигму общества определяет, прежде всего, его классовая структура. Поэтому Ленин отвергал «буржуазную мораль», являющуюся по сути ханжеством и чуждую глубинной нравственности, которую в современный Ильичу исторический момент относительно верно выражал именно пролетариат, причем, делал это, подчеркну это вновь, именно русский рабочий класс, вместе к крестьянством (откуда он и вышел) и передовыми представителями купечества и дворянства отвергавший мораль эксплуататоров-стяжателей, но не отвергавший абсолютную нравственность и не стремившийся разрушать храмы (в отличие от далеких от русского народа революционеров троцкистского толка, выразительно показанных в «Страстях»). Мораль, будучи проявлением конкретной эпохи и конкретного общества, есть только шаг на пути к истинной нравственности, только ограниченная способность выражать глубинное, врождённое (напомним, каждый конкретный человек есть единая с целым часть природного бытия) чувство сопричастности, справедливости. Соответственно, по мере смены классовой структуры общества изменяются и общественная мораль, и человеческое знание о мире (так же, как при смене эпох сменяют друг друга религиозные формы), которые относительны, но являются движением к абсолютной истине, абсолютной нравственности, знание о которой, чувство которой, как мы показали выше, заложено в бытии и выражается в ходе человеческой социализации. При этом в соответствии с марксизмом-ленинизмом движение к подлинной социальной нравственности означает преодоление эксплуатации человека человеком, и, конечном счете, появление бесклассового коммунистического общества, возникшего в результате возникновения и доминирования относительно прогрессивных в конкретный исторический период классов. Идея глубинной нравственности объективно вытекает из идеи целостности, упорядоченности бытия, то есть объективной, бытийственной взаимосвязи всех его частиц. В области живой материи вообще и человеческого общества (социума), в частности, речь идет о заложенном в природе законе общности и, в конечном счете, о нравственности. Кстати, близкий к мььарксизму психолог А.Адлер считал, что «все поведение человека происходит в социальном контексте, и суть человеческой природы можно постичь только через понимание социальных отношений. Более того, у каждого человека есть естественное чувство общности, или социальный интерес, – врожденное стремление вступать во взаимные социальные отношения сотрудничества» .

 

В 1917 году ломать ханжеские, отжившие свое нормы морали, утверждавшей, например, «священное право собственности» был призван, как мы отметили выше,русский пролетариатрусский рабочий класс. И.В. Сталин писал: «Будучи ударной силой революции, русский пролетариат старался вместе с тем быть гегемоном, политическим руководителем всех эксплуатируемых масс города и деревни, сплачивая их вокруг себя, отрывая их от буржуазии, изолируя политически буржуазию. Будучи же гегемоном эксплуатируемых масс, русский пролетариат боролся за то, чтобы захватить власть в свои руки и использовать ее в своих собственных интересах, против буржуазии, против капитализма. Этим, собственно, и объясняется, что каждое мощное выступление революции в России, как в октябре 1905 года, так и в феврале 1917 года, выдвигало на сцену Советы рабочих депутатов» («Беседа с первой американской рабочей организацией»). Ярчайший представитель русского пролетариата, русского народа — это Василий Иванович Чапаев, боровшийся вместе со своим классом за русскую и всечеловеческую правду, за глубинные ценности бытия, за внеклассовое общество.

 

 

 

Возвращаясь к Чапаю

 

Итак, Чапаев как русский народный Герой и выражает собой суть классовой борьбы за внеклассовое общество, за подлинную, глубинную нравственность, нравственность созидающую, а не разрушающую. Такой нравственности не в силах были охватить и некоторые его товарищи по борьбе — комиссары - апологеты «чистой классовой борьбы, и противники Красной идеи из рядов «белой кости». У каждого из них, показывают «страсти по Чапаю» была своя, узкая правда. Заметим, что фильме практически нет однозначно отрицательных персонажей. Белые офицеры искренне считают, что «красная сволочь» хочет уничтожить Россию и продалась германцам. Они по своему любят Россию, но не понимают, что их время прошло, что они, как рабовладельцы Рима, должны уйти, уступая дорогу истинному гуманизму. Не понимает правды Чапаева и отец Михаил. Он прав, говоря, что это ужасно, когда брат убивает брата, но не способен вместить слова Чапаева, что «Один (красный) погиб, как Христос, а другой (белый), как Иуда». Чапаев молится, и говорит неистовому пропагандисту атеизма Анне Фурмановой: «Вера в русском человеке глубоко сидит. Да и нужна она ему, без нее он зверем становится. Я еще в молодости понял, что вера хранит русского человека, русский народ...». Но не может этого понять его брат, не может этого понять комиссар Захаров, и с трудом может это вместить коммунист и агитатор Анна... Но вера Чапаева выходит за рамки привычных канонов и морали того времени. Вот какой любопытный факт приводит Евгения Чапаева в книге «Мой неизвестный Чапаев»: «Однажды в церковь, где работал Чапаев, пришла одна старушка и попросила его реставрировать икону Николая-угодника. Василий посмотрел на лик и засомневался. Образ был совсем не виден. И тогда он предложил бабульке написать икону заново. Та подумала, но не согласилась. Она стала утверждать, что икона, мол, с Николаем-угодничком. Что так говорила ещё её прабабка, бабка и даже мать. Так что Чапаеву пришлось её реставрировать, поверив на слово. Он честно сидел над ней около недели. И действительно стало что-то вырисовываться. Вскоре объявилась заказчица. То, что она увидела, повергло её в неистовство. В шок. У неё случился просто припадок. Когда она взглянула на икону, оттуда на неё глядел именно Николай-угодник, только в папахе и с усами. А ещё ему приписывали саблю. Полупарализованная от ужаса бабка заорала не своим голосом и побежала жаловаться высокому начальству. К счастью, у неё в селе были свои связи... У Василия ровно пелену с глаз сорвали. Он смотрел на своё «произведение» и не мог поверить изображению, которое на него смотрело. Каким образом такое произошло, он так до конца своей жизни объяснить и не мог. Только после этого случая ему пришлось срочным образом уезжать, так как бабулька оказалась настырной и очень мстительной. Она обещала посадить Василия за «богохульство» и грозила какими-то немыслимыми сроками каталажки». Вспомним, как в наше время ополчились и ревнители «чистого марксизма», и ряд церковников на народного православного священника отца Евстафия, повесившего в храме икону Матрены Московской, к которой пришел Сталин. «Сталин на иконе!» , возопили сванидзе и познеры, не понимая, что усы Вождя как и усы Чапая, - это примета новой жертвенности, нового искупления. Так что не просто так привиделся Васе Чапаеву Никола-угодник в папахе, и не просто так волком смотрел на Героя комиссар.  

При этом тот же комиссар Захаров, отправивший на смерть женщину, решившую сражаться за народное счастье, и писавший на Чапаева доносы, жертвенно гибнет за него, прорвавшись с отрядом к окруженному «казарой» комдиву и прикрывая его отступление; разрушивший храм и из-за этого отвергнутый Василием его брат Григорий мужественно принимает смерть от рук беляков, гордо бросая в лицо ротмистру Мальцеву: «Мелок ты супротив Чапаева»; а отец Михаил и казачий полковник смело смотрят в лицо неминуемой смерти. Да, у каждого из них своя «местечковая» правда, а полноценная Правда за Чапаем, за русским красным Героем, потому и страсти по нему. 

Пожалуй, среди всех персонажей картины есть только один скорее негативный — Лев Троцкий (да и то он показан человеком, пусть и крайне неприятным, но реально радеющим за общее дело, как он его понимал). Даже чекист из Самары, расстреливающий невинных людей, согласно фильму верит в то, что защищает революцию, и пытается побороть в себе пагубную страсть.

Фильм «Страсти по Чапаю» дает нам целительный, хотя и болезненный, интегративный образ, обращающий нас к глубинным традициям отечественной цивилизации и к правде коммунистической идеи, позволяющий в современной России брату примириться с братом ради совместной созидательной борьбы за Родину, правду, справедливость. В резолюции XV Съезда КПРФ «О защите фундаментальных ценностей русского и других народов России» говорится: «Из умов и сердец русской, российской молодежи пытаются вырвать свойственную нашему народу веру в Истину, Добро и Справедливость, в конечную победу добра над злом. Все эти ценности претят либеральной концепции «относительности добра и зла». Лишенный нравственных ориентиров, одурманенный буржуазной пропагандой человек теряет способность к борьбе за возвращение общенародного достояния России, захваченного новыми «хозяевами жизни».

Фильм «Страсти по Чапаю» призывает верить в абсолютность добра и необходимость за него сражаться, несмотря на всю боль, сложность и противоречивость бытия, утверждая непреложную ценность борьбы за внеклассовое, коммунистическое общество и за объединение нации на основе этой борьбы, на основе фундаментальных ценностей человечества и нашего Отечества.

Символом этой борьбы, символом нашего бытия является народный герой - Чапай.

 

Вместо заключения

 

Я не знаю, почему такой фильм появился на экране. Может быть «Страсти по Чапаю» - всего лишь эпизод. Может быть, это - провозвестник новой надежды. Но в любом случае, фильм дает нам возможность еще раз осмыслить глубинную сущность нашей борьбы и найти в себе новые силы жить.