Сопоставление со столь огромными по масштабу поэтическими величинами теперь не кажется слишком дерзким, каким могло представиться когда-то. Сорокалетие, минувшее после его ухода, день ото дня всё более утверждало имя нашего недавнего современника в ряду признанных классиков русской литературы. Сбылось заветное мечтание Николая Михайловича, «чтоб книгу Тютчева и Фета продолжить книгою Рубцова!..»

Впрочем, исключительно высокая его одарённость, безусловная подлинность мироощущения, самородность слова и ритма уже по первым публикациям были отмечены и выделены таким редкостно чутким критиком, как Вадим Валерианович Кожинов, очень много сделавший для постижения и утверждения рубцовской поэзии. А параллельно, одновременно по возрастающей шло признание народное. Великий народ, из глубин которого он вышел, запел его стихи, поставил ему памятники, стал создавать в полном смысле народные музеи по всей стране — от дальневосточного Приморского края до калининградской Прибалтики. Московский музей Николая Рубцова, который разместился в библиотеке № 95 на улице Дмитрия Ульянова, — один из многих, но и, прямо надо сказать, благодаря энтузиазму, подвижничеству своих создателей, безусловно, один из лучших…

Поэзия Николая Рубцова проникнута глубочайшим по искренности и внутренней силе чувством любви к своей Родине. А ещё надо сказать вот о чём. Наверное, каждый истинно великий поэт бывает одарён провидческим чувством. У Рубцова оно не только в строках о будущей славе («Моё слово верное прозвенит! Буду я, наверное, знаменит!») и в угаданном с абсолютной точностью времени своей кончины («Я умру в крещенские морозы…»), но и в пронзительном ощущении надвигавшейся на Родину беды. Драматизм, даже трагизм этого ощущения снова и снова потрясающе переживается, когда перечитываешь его «Видения на холме», да и ряд других стихов, по существу предсказавших уничтожающее нашествие чёрных крестов «перестройки».

Он великий русский поэт. И он поэт советский, человек советской биографии: сирота-детдомовец был спасён в тяжелейшие военные годы и поднят подлинно народной властью. Во имя истины никто не вправе этого забывать, а тем более — извращать.