«У нас свобода»

     Лжеискусство  масскультуры, этот греховный брак непотребного удовольствия и сомнительного  дурного развлечения, нашло рынок  сбыта в кино, телевидении и  так называемых шоу, развращая обывателя, особенно молодого человека, как бы освобождая его от моральных истин человеческих взаимоотношений. Зрителя унижают и оглупляют соблазнами сладко-ложных снов, расхристанной свободы сексуальных сюжетов, в которых всё позволено — и садизм, и мазохизм, и «однополое соитие», и все другие варианты и вариации порнографического секса.

     Признаюсь, я был более чем удивлен, когда  увидел на Западе и за океаном фильм  о войне во Вьетнаме как веселый  приключенческий сюжет, а фильм  об убийстве президента Кеннеди как  развлекательный детектив, фильм же о Че Геваре как эротические похождения знаменитого кубинского революционера. Кроме того, не сходит с экрана несметное количество кинокартин, где смакуются подробности убийств, изнасилования и непристойности самых низменных инстинктов, оскорбляющие, втаптывающие в грязь мужчину и женщину. Всё это навело меня на мысль, пугающую, трагическую: да, начала наступать деградация в естественных человеческих чувствах.

     Не  раз в интервью и на встречах с  иностранными журналистами я высказывал мнение о подобных кинематографических изделиях, о том, что такое низменное искусство рассчитано на дремучего обывателя вместе с вывихнутой интеллигенцией, а мне спокойно ответили: «У нас свобода».

     Вдвойне стало скверно на душе, когда российское телевидение, без стеснения повторяя западно-американское бесстыдство, ответило мне той же фразой: «У нас свобода». Уже более чем ясно, что телевидение и кино, расстегнутые на все пуговицы сверху донизу, и часть прессы по некоему умышленному совету разлагателей молодых душ вожделеют захватить темные закоулки сознания, подавить, извратить, опорочить через придуманные уродства самое нежное сокровенное чувство.

  Ступени вниз

     Слова официальные, затертые от частого употребления жрецами власти, уже заменили слова  живые, действенные — и почтенная политика, даже экономика, которой мы должны были бы поклоняться как исцелительной надежде, не выявили себя свежестью мысли.

     Укрываясь за словесной ширмой обещаний, «либеральные демократы» с усмешкой перевели путевые  стрелки и вогнали в тупик  Россию, оголенную до неприличия реформами и прочими новшествами. «Кому поём печаль мою» о разрушениях в сельском хозяйстве, промышленности, Вооруженных Силах, культуре?

     Невозможно  забыть, что господин Ельцин, вознесенный  в государственное кресло наивной  доверчивостью так называемого электората, принес стране позор слабоумия и нелепость стыдоподобного царствования с возлюбленной бутылкой в цепких руках.

     И тогда был зачат кризис духа, упадок национальной гордости русской души, ее мужества. Для того чтобы держать нас в затхлом тупике, «пятая колонна» всеми внутренними и, разумеется, внешними средствами внушала и внушает народу вульгарную неприязнь к советскому прошлому, намеренную клевету, злоречивую ложь, пахнущую ароматами словесной дизентерии.

     Провокация  об руку с политической фальсификацией без сопротивления находят гостеприимство в умах неуравновешенных, нетрезвых, слабых. Правду умеет воспринимать образованный народ, утрачивая эту способность, когда по ступеням угасающей культуры он опускается вниз и вниз, в потёмки безразличия. 

  Эпоха Водолея

     Сегодня, как никогда, я почувствовал и  убедился, что безропотность, вялое  молчание — это слабость, болезнь  духа. Обыватели и несчитанное  множество «комиссаров собственной  безопасности», дабы оголённо не показать малодушие перед острыми, но гнилыми зубами управителей «бытия», пребывают в полуобморочной немоте и бездействии, а всякая неподвижность ведет в конце концов к омертвлению.

     Если  природой нам дана воля, то одна из главных  ее целей — преодолевать плесень  отравляющего обмана и усвоенную игру корыстолюбивого лукавства любителей малой и большой власти. В Нагорной проповеди чистая правда звенит золотом: «И какою мерою мерить, такою и вам будут мерить». Незамутненная истина есть справедливость как наивысший моральный закон, самими людьми, к несчастью, нарушаемый.

     С 2003 года началась 2160-летняя эпоха созвездия  Водолея, которая заявит и утвердится широким распространением по Европе, Азии, по русской земле общей переменой  мышления, поступков людей, их новыми отношениями на позиции разделения света и тьмы, робости и мужества, истинного и ложного. Притом самовыражение человека будущего — цельность его красоты — станет критерием всего, что создаёт и творит он.

     Наверное, писатель должен чувствовать себя обязанным  огромной мировой литературе и не обязанным никому из художников слова в отдельности. Ведь «Война и мир» — это гигантское по гениальности самовыражение Толстого, ограниченное невозможностью повторения его другим гением.

     Талант  и совесть политика — способность  выбирать мудрое нравственно-экономическое и социальное направление для блага народа, умело использовать жизнеспособность разумных ориентиров прошлого и настоящего, требующих усилий всех и каждого из нас.  

Пловцы в мировой истории

     В мире время от времени возникают  исторические зигзаги и наступают сумерки периодичности века — повтор тотального невежества, жестокости, угасания световых лучей. И проступает впереди крутой спуск, который ведет нищих духом к безразличию ко всему: друг к другу, к земле, к небу, к красоте. Тогда хищная дикость жадно раскрывает ненасытную пасть аллигатора и показывает разъятую угрожающую глотку.

     Когда же могучий интеллект ушедших  мудрецов начинает давить на наш разум, то оказывается, что таланты еще  живы на Руси, и мы с трудной радостью узнаем нечто узнаваемое и вместе с тех новое, едва мерцающее среди суеты сует.

     Писатель  — не искусный факир чувства и  мысли, а проводник всего человеческого, хорошо понимающий, что народ может  быть только тем, на что способен. Не зная народа, невозможно умозрительно ощутить, представить его себе, подобно шведам, которые познают свою страну по телевизору, не выходя из дома.

     И всё-таки мы пловцы во всемирной истории, поэтому хотим знать правду о  минувшей и сегодняшней эпохе, о  самих себе, о целом мире, поэтому  с особым интересом читаем книги о людях прошедших веков, о поворотах исторического значения, о войнах, о катаклизмах, о человеческих страстях, о властолюбии, тщеславии, мужестве, невольно сравнивая прежние добро и пороки с нынешними аномалиями общества. 

Не поздно ли?

     В человеческом обществе всех эпох не прекращаются столкновения вечных контрпозиций —  Бога и Сатаны, Разумения и Энергии, Любви и Ненависти, Зла и Справедливости. Без этого немыслима жизнь, ибо  она не застыло вмерзшая точка в пространстве, а постоянное вращение от света к тьме, от тьмы к свету.

     Добро — это солнечное качество нашего существования, рожденное здравомыслием, подчиненное сознанию. Зло — чаще всего производное энергии, поэтому  бывает более активно и наступательно, как агрессор против обороняющегося добра.

     Сила  человеческого духа в соединении с мужеством воздвигает перед  злом цитадель, своего рода военный  Сталинград, где происходит борьба не на жизнь, а на смерть и где  в конце концов с немалыми потерями побеждает жизнь. Абстрактный разум в этой борьбе — лишь цепь на ногах.

     Всё то, что вызывает сейчас мучительное  содрогание в душе «при виде всего, что совершается дома», напоминает плот в мировой реке, на который  погружена Россия, наша мать будущих  детей ее. И этот плот несет неуклонное течение зло ликующих сил, западных и не западных, несет к гигантскому водопаду, а внизу уже видны с высоты чудовищные, как пики, торчащие камни, угрожающие гибелью тем, кто на плоту, тем, кто недостроил храм социалистической цивилизации.

     Сумеют  ли разум и мужество свернуть плот из жестокого потока к спасительной земле? Не поздно ли? 

Судья глобализма

     Культ безраздельной власти — это стронций, смертоносная Хиросима, облучение чувств и сознания людей, а зараженная кровь  передается и передавалась следующему поколению, от древней рабовладельческой тирании до утончённо извращенной деспотии в эпохи цивилизаций. Облучение властью может возникнуть в каждой стране, когда властолюбцы делают судорожный рывок к неограниченному царствованию, к новому рабству, когда звериная, пахнущая кровью алчность железным кулаком утверждает — как закон — вседозволенность и безнаказанность, тем более жива старая скорпионоподобная формула измены: победителей не судят.

     Но  что бы ни было, философия и литература выступают судьей тиранической силы, которая сейчас украсила себя названием «глобализма».

     Талант  художника, его совесть перед  обществом, его внимание к отдельному человеку — эти понятия служат выражению воли справедливости. И  думая о человеколюбии Толстого, хочется вспомнить и слова англичанина Блейка, сказанные еще в XIX веке: «Наука и искусство уничтожают тиранию и дурное правление». 

  Радость в общении

     Есть  деление на большую и малую  литературу, на литературу исследовательскую  и мемуарную. В большом искусстве художник владеет диалектикой красоты, образов, картин жизни и ее противоречиями. В малом искусстве размытые тени не имеют четких лиц и поступков, как видение во сне. Исследовательская и мемуарная литература — биографии культуры, создателей и разрушителей ее.

     В наше придуманное время, ничего серьезного не сотворив, так легко и просто выскочить в «великие» и «гениальные», так нетрудно стать «гордостью нации». Все эти лжезвезды сериями  производятся в родильных домах  телевидения и нацеленной в указанном направлении прессы.

     Немало  людей больны, к огорчению, сонной болезнью — энтропией, то есть предметы и вещи, окружающие обывателя, —  не материальные слепки культуры, а  они, вещи (и собственность миллионера и нищего), прикрывают его духовную пустоту, леность мысли неповоротливых господ интеллектуалов. Для них предельная эстетическая объективность выражается субъективной формулой: «Мне не нравится, значит, это плохо». И редко побеждает эту умственную укороченность иная формула: «Мне не нравится, но это хорошо», что не стеснялись говорить и Гёте, и Лев Толстой.

     Что ж, серьезный художник должен быть неожидан для многих, познавая чужую радость  и чужую трагедию, открывая искренностью заслонки души и личный мир самого себя. Добровольное рабство в искусстве  наступает тогда, когда нет воли произнести раздражающее утвердительное «да» или резко отрицающее «нет». 

Сохранённые судьбой

     Мы  были молоды, здоровы, хорошо отшлифованные  войной, когда, казалось, всё фронтовое  закончилось навсегда, но вместе с  этим нас еще не отпускали из железных лап, даже веселили четырехлетняя опасность и незабытая верность сотоварищества.

     Всем  нам мнилось: мы стали хозяевами  жизни, «царица атак и полей» —  пехота и «боги войны» — артиллеристы, сжигавшие прямой наводкой немецкие танки на долгом пути от Сталинграда до Зееловских высот. Мы, милостиво сохраненные судьбой, отделавшиеся ранениями, которые в двадцать лет не мешали нам ощущать везение, свое бессмертие, обещавшие целую жизнь впереди.

     Мы, вернувшиеся в Москву из побежденной  Германии, знакомились на улицах, возле многочисленных

     послевоенных  пивных и забегаловок, на танцплощадках, где нас встречали ласковые, обещающие  взгляды юных любительниц модного  тогда танго, пропадали на Тишинке  — знаменитом в годы войны рынке, переполненном инвалидами и демобилизованными солдатами со всех фронтов, торгующими нехитрыми трофеями разных государств на разные вкусы, покупающими водку, спирт, офицерский табак в пачках, батоны белого и черного хлеба, с удальским азартом играющими в «железку» под фронтовые песни лихого, с нагловатыми глазами сержанта, изламывающего мехи аккордеона на распахнутой груди.

     Мы  вернулись в сорок пятом и  сорок шестом — в годы, ошеломляющие, переломные в нашей солдатской судьбе. И вновь началась огромная жизнь  с новыми препятствиями, везением и несчастьями, почти равными для нас, познавших сполна и неудачи отступлений, и неуемную радость всемирной победы.

     С тех дней прожита целая вечность, пережито много судеб, дорогих и  печальных, добрых знакомств и разочарований, главное же было узнавание недостижимого величия искусства, которому до сей поры я учусь и неразделимо предан. Моя биография неразделима с биографией данного мне судьбой литературного времени, то есть написанные книги.

     Моя правда — это мой талант, неоплаченный долг и подарок русской земли и родного мне народа. Колыбель моих романов — Урал, Москва, любимое Замоскворечье, Отечественная война. Должно быть, школа войны явила меня как писателя, и всю жизнь со мной неотделимая мысль, что моё Отечество — неизведанная страна русского духа. Не один я думаю так. Секрет творчества приоткрывается в поиске общей истины, а именно: общей справедливости и общечеловеческой морали, в столкновении с причесанной в модном салоне неправдивой правдой. Литературе противопоказана разгоряченная тщеславность фанатов вычислить квадратуру круга.

     Значение  очищенного от уличных наслоений  слова в том, что мысль-слово  прививает добропорядочность нравственных привычек, объединяя людей в противоборстве с политиканским лицедейством и  коварством, изготовленных свергнуть евангельские правила и накопленный историей опыт.

     Общеизвестно: художественная словесность и философия  — это мир и человек, значит, вопросы о Боге и жизни, о смерти и бессмертии, о границах разума и безумия, наконец, о смысле существования.

     Да, литература и философия — сестры одной крови. Цель моей жизни — быть преданным им.