В ходе развернутой властями нынешней кампании по «десталинизации» постоянно делается акцент на то, что народ якобы «забыл» обвинения, высказанные в адрес Сталина за последние десятилетия, а поэтому их надо вновь и вновь повторять. Этой цели служила и передача по Третьему каналу от 28 февраля из цикла «Право голоса», которая была посвящена 55-летию доклада Н.С.Хрущёва на закрытом заседании ХХ съезда КПСС «О культе личности и его последствиях». Ряд ее участников назойливо пытались «просвещать» зрителей аргументами, которые известны с февраля 1956 года.

Получилось, что ХХ съезд стали связывать исключительно с антисталинским докладом Н.С.Хрущёва на его закрытом заседании. Между тем в соответствии с заранее объявленной повесткой дня съезд должен был заслушать и обсудить отчетные доклады Центрального Комитета и Центральной Ревизионной Комиссии КПСС, доклад о «Директивах по шестому пятилетнему плану» и провести выборы цент­ральных органов партии. Все эти намеченные задачи были осуществлены в ходе работы съезда с 14 по 25 февраля 1956 года.

Обсуждение же вопроса о «культе личности» на съезде не предусматривалось. Этот вопрос был поставлен по инициативе Первого секретаря ЦК КПСС Н.С.Хрущёва, а делегаты съезда не были заранее оповещены об изменении повестки дня. Доклад по этому вопросу был представлен лично Хрущёвым без учета мнений других членов Президиума ЦК КПСС. В этом проявилось своеволие Хрущёва и его нежелание считаться с позицией коллективного руководства. Неслучайно, объясняя причины отстранения от власти Хрущёва в октябре 1964 года, Советская историческая энциклопедия сообщает: «В его деятельности имели место проявления субъективизма и волюнтаризма».

Пробный камень

...Есть немало свидетельств (Д.Т.Шепилова, Д.И.Чеснокова и др.): Сталина очень заботила необходимость поднять теоретический уровень партийных руководителей. На XIX съезде пар­тии он предложил существенно расширить число членов вновь образованного Президиума ЦК по сравнению с ранее существовавшим Политбюро с 11 до 36 главным образом за счет тех коммунистов, которые обладали более высоким уровнем образования и идейно-теоретической подготовки и имели немалый опыт работы на современном производстве. Это предложение было принято на октябрьском Пленуме ЦК КПСС, состоявшемся сразу после съезда партии.

В декабре 1952 года Сталин предложил назначить на пост Председателя Совета Министров СССР одного из своих заместителей П.К.Пономаренко, бывшего первого секретаря ЦК Компартии Белоруссии и начальника штаба партизанских сил всей страны. Почти все члены Президиума и секретари ЦК поддержали это предложение. Не проголосовали за него лишь Г.М.Маленков, Л.П.Берия, Н.А.Булганин и Н.С.Хрущёв. Именно они пришли в гости к И. В. Сталину в ночь с 28 февраля на 1 марта. Хотя гости мирно расстались с хозяином, на следующий день И.В.Сталин был найден без сознания. После долгой агонии Сталин скончался вечером 5 марта.

Но еще до его кончины члены руководства отменили решение о вводе в состав Президиума ЦК подавляющего большинства новых членов. В составе Президиума ЦК были оставлены лишь 8 человек, входивших в состав Политбюро до XIX съезда, а также М.К.Первухин и М.З.Сабуров. А вскоре П.К.Пономаренко был назначен руководителем вновь созданного министерства культуры. Затем он был отправлен в Алма-Ату первым секретарем ЦК Компартии Казахстана.

На июльском (1953 г.) Пленуме ЦК КПСС было поддержано решение Президиума об отставке и аресте Л.П.Берии. На этом пленуме Н.С.Хрущёв решительно осуждал своего бывшего друга, называя его «провокатором», «карьеристом», «шпионом», «негодяем» и уверяя, что его взгляды «на партию ничем не отличаются от взглядов Гитлера». Перечисляя фамилии осуж­денных в советское время руководителей правоохранительных органов, Хрущёв говорил: «Берия, Ягода, Ежов, Абакумов – все это ягодки одного поля». А вскоре на сентябрьском (1953 г.) Пленуме ЦК КПСС Н.С.Хрущёв становится Первым секретарем ЦК КПСС.

Высший пост в партии означал для Хрущёва не только реванш тех, кто уже не соответствовал требованиям времени, но и торжество тех, кто был чужд коммунистической теории и накопленному опыту социалистического строительства. Об этом свидетельствовали первые же инициативы Н.С.Хрущёва на новом посту: штурмовщина целины, кукурузная эпопея, крымский передел, кадровая перетряска… Особо подозрительно и нетерпимо проявлял он себя по отношению к сталинским соратникам.

Уже в самом начале 1955 года Хрущёв добился смещения Г.М.Маленкова с поста Председателя Совета Министров СССР. А вскоре вступил в конфликт с В.М.Молотовым, который возражал против многих непродуманных инициатив Хрущёва, включая ускоренное освоение целинных земель. Весной 1955 г. Молотов выступил против предложенной Хрущёвым поездки партийно-правительственной делегации в Белград с извинениями перед югославскими руководителями за разрыв с ними в 1948 году. Так как Хрущёв уверял, что благодаря этому Югославия вернется в блок социалистических государств, он получил поддержку в Президиуме. Тогда на заседании Президиума ЦК 23 мая 1955 г. Молотов предложил включить в директивы для советской делегации, направлявшейся в Югославию, слова о том, что Югославия отошла от позиции социализма. Но это предложение было отвергнуто.

Полемика по югославскому вопросу продолжилась на июльском (1955) Пленуме ЦК КПСС. В своем докладе о визите советской делегации в Югославию Хрущёв особо остановился на своих разногласиях с Молотовым. При этом Хрущёв возложил ответственность за разрыв с Югославией «на Сталина и Молотова». Хотя Хрущёву не удалось вернуть Югославию в социалистический лагерь, казалось, что антисталинская риторика Тито заразила Первого секретаря ЦК КПСС. Это был первый камень, брошенный Хрущёвым в Сталина.

ХХ съезд КПСС

Хотя Молотов потерпел поражение на июльском Пленуме, победа Хрущёва над ним не была полной. Молотов сохранил все свои правительственные посты, а главное – авторитет опытного партийного руководителя. Молотов воспринимался как живой ученик и продолжатель дела Ленина–Сталина, под руководством которых он работал в Секретариате ЦК, а затем в Политбюро с начала 20-х годов. Несмотря на острую критику Сталина в его адрес на октябрьском (1952 г.) Пленуме ЦК, Молотов в течение трех десятилетий был вторым человеком в стране после Сталина. Молотов вместе с Кагановичем и Ворошиловым являлись наиболее близкими людьми к Сталину в разгар острой внутрипартийной борьбы. Авторитет Молотова позволял ему давать наиболее весомые идейно-политические оценки. С такой же жесткостью, с которой Молотов критиковал политику в отношении Югославии за «отступление от ленинизма», он мог обрушиться на всю деятельность Хрущёва. Поскольку неурожай на целине осенью 1955 года подтвердил опасения Молотова, Хрущёв боялся, что кремлевский ветеран станет обвинять его в авантюризме или в чем-нибудь похлеще.

Хрущёв постарался сорвать предложение Молотова поставить на обсуждение предстоявшего вскоре ХХ съезда доклад о новой программе КПСС. (Эта программа должна была быть подготовлена в соответствии с решением XIX съезда партии.) Каганович вспоминал, что летом 1955 года Хрущёв позвонил ему и сказал: «Молотов предлагает включить в повестку дня ХХ съезда вопрос о программе партии. Видимо, он, Молотов, имеет в виду, что докладчиком по этому вопросу будет он. Но если уже включать в повестку дня съезда вопрос о программе, то докладчиком надо назначать тебя, потому что ты этим вопросом занимался еще к ХIХ съезду. Но вообще, – сказал он, – мы не готовы к этому вопросу».

Хотя уже в течение четверти века съезды партии открывал В.М.Молотов, Н.С.Хрущёв решил сам открыть ХХ съезд. Но этого было ему мало. Хрущёв старался дискредитировать то историческое прошлое, в котором Молотов занимал достойное место. Для этого Хрущёву надо было атаковать Сталина.

Кроме того, после расстрела Л.П.Берии, обвиненного в незаконных репрессиях, после отставки Г.М.Маленкова, которого помимо прочего обвинили в причастности к клевете на Н.А.Вознесенского и других, Н.С.Хрущёв опасался, что всплывут его деяния 1937–1938 гг. Поэтому он стремился переложить вину за репрессии на Сталина.

И все же главным мотивом в действиях Хрущёва было его желание порвать с теорией, которой руководствовалась партия в предшествующие годы, а также с практикой предшествующего социалистического строительства. О том, что продолжавшееся развитие страны быстрыми темпами, рост ее экономического потенциала, улучшение материального благосостояния населения, укрепление международных позиций страны стали следствием огромных достижений СССР за последние десятилетия, Хрущёв старался вспоминать как можно реже. Его неспособность к серьезному историческому анализу проявлялась в том, что он мог искренне забывать об очевидных достижениях СССР до своего прихода к власти и заслугах Сталина. Многочисленные воспоминания свидетельствуют о том, что Хрущёв постепенно утратил способность к критической самооценке.

К этому времени Хрущёв не только отвергал с порога критику в свой адрес, но и грубо обрывал всякого, кто занимал отличную от него позицию. Вспоминая военное совещание в Крыму, проведенное в октябре 1955 года, адмирал Н.Г.Кузнецов писал: «На первом же заседании Хрущёв бросил в мой адрес какие-то нелепые обвинения с присущей ему грубостью... Возмущало его злоупотребление властью. Я еще формально был Главкомом ВМФ, и он не имел права распоряжаться государственными делами, как в своей вотчине. В еще большее смятение я приходил, слушая в те дни его речь на корабле при офицерах всех рангов о флоте, о Сталине, о планах на будущее. Вел он себя как капризный барин, которому нет преград и для которого законы не писаны».

За две недели до открытия ХХ съезда КПСС состоялось заседание Президиума ЦК. На нем Хрущёв бросил реплику в адрес Молотова: «Расскажите в отношении тт. Постышева, Косиора, как вы их объявляли врагами». Однако, видимо, не решаясь прямо обвинить Молотова, Хрущёв заключал: «Виноват Сталин... Ежов, наверное, не виноват, честный человек». Стремление выгородить Ежова было объяснимо: Хрущёв и Ежов были соавторами многих сфабрикованных дел.

Хрущёву возражал Молотов: «Но Сталина как великого руководителя надо признать. Нельзя в докладе не сказать, что Сталин – великий продолжатель дела Ленина». Его поддерживал Каганович: «Нельзя в такой обстановке решать вопрос. Многое пересмотреть можно, но 30 лет Сталин стоял во главе». Ворошилов заявлял: «Страну вели мы по пути Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина». Молотов вновь выступил: «Присоединяюсь к Ворошилову. Правду восстановить. Правда и то, что под руководством Сталина победил социализм. И неправильности соразмерить. И позорные дела – тоже факт». Однако в поддержку Хрущёва выступало большинство членов Президиума.

В заключение дискуссии Хрущёв заявил: «Ягода, наверное, чистый человек. Ежов – наверное, чистый человек. Сталин – преданный делу социализма, но все варварскими способами. Он партию уничтожил. Не марксист он. Все своим капризам подчинял. На съезде не говорить о терроре. Надо наметить линию – отвести Сталину свое место (почистить плакаты, литературу). Усилить обстрел культа личности».

Лишь на заседании Президиума от 13 февраля было решено, чтобы «на закрытом заседании съезда сделать доклад о культе личности». К этому времени Молотов, Каганович и Ворошилов, требовавшие от Хрущёва уравновешенной оценки Сталина, успокоились, поскольку в текст отчетного доклада был включен абзац: «Вскоре после ХIХ съезда партии смерть вырвала из наших рядов великого продолжателя дела Ленина – И.В.Сталина, под руководством которого партия на протяжении трех десятилетий осуществляла ленинские заветы».

Открыв съезд партии 14 февраля 1956 года, Хрущёв заявил, что за период между съездами «мы потеряли виднейших деятелей коммунистического движения: Иосифа Виссарионовича Сталина, Клемента Готвальда и Кюици Токуда. Прошу почтить их память вставанием». То обстоятельство, что Хрущёв не выделил особо Сталина и поставил его в один ряд с руководителями компартий Чехословакии и Японии, свидетельствовало о том, что Хрущёв явно постарался снизить статус Сталина. Об этом же свидетельствовало и все содержание доклада Хрущёва.

Правда, в разделе доклада, названном «Партия», было сказано: «Вскоре после ХIХ съезда партии смерть вырвала из наших рядов Иосифа Виссарионовича Сталина». Однако вторичное упоминание о смерти Сталина служило лишь для того, чтобы сказать о том, что «враги социализма рассчитывали на возможность растерянности в рядах партии», но их «расчеты провалились». Слова, содержавшиеся в утвержденном проекте Отчетного доклада о том, что Сталин был «великим продолжателем дела Ленина» и что «под его руководством партия осуществляла ленинские заветы» исчезли. В докладе не приводилось ни одной цитаты из Сталина, которыми обычно пестрели речи ораторов на предыдущих съездах, в том числе и речи Хрущёва.

Однако понижение статуса Сталина не получило одобрения среди зарубежных гостей съезда. В первом же выступлении зарубежного гостя – главы китайской делегации Чжу Дэ прозвучало несогласие с тем, как оценивал Сталина Хрущёв в своем докладе. В зачитанном на заседании съезде приветствии, подписанном Мао Цзэдуном, говорилось: «Чем крепче Коммунистическая партия Советского Союза, чем больше побед одержано Советским Союзом во всех областях, тем больше проявляется непобедимость Коммунистической партии Советского Союза, созданной Лениным и выпестованной Сталиным вместе с его ближайшими соратниками». Эти слова были встречены продолжительными аплодисментами всего зала. Слова Мао Цзэдуна и реакция делегатов съезда свидетельствовали о том, что непризнание выдающейся роли Сталина Хрущёвым не принимают ни в Пекине, ни в Кремле.

Ответом на послание Мао Цзэдуна должна была стать речь М.А.Суслова, который уже на следующем заседании высказался о вреде культа личности. Однако выступление Суслова носило анонимный характер в духе известной песни о том, что «кто-то кое-где у нас порой честно жить не хочет». В то же время целый абзац в выступлении Суслова мог быть адресован не столько Сталину, сколько нынешнему руководству. Суслов подчеркивал: «Восстановление ленинского принципа коллективного руководства означает восстановление основы основ партийного строительства... Коллективность руководства, выборность и подотчетность партийных органов, критика и самокритика –  все это важные условия для проявления инициативы, вскрытия ошибок и недостатков в работе, нахождения путей их устранения, для развития активности коммунистов».

Очевидно, Хрущёв и его союзники были не удовлетворены выступлением Суслова. На следующем заседании выступил А.И.Микоян, который заявил: «В течение примерно 20 лет у нас фактически не было коллективного руководства, процветал культ личности, осужденный еще Марксом, а затем и Лениным, и это, конечно, не могло не оказать крайне отрицательного влияния на положение в партии и на ее деятельность. И теперь, когда в течение последних трех лет восстановлено коллективное руководство Коммунистической партии на основе ленинской принципиальности и ленинского единства, чувствуется все плодотворное влияние ленинских методов руководства. В этом-то и заключается главный источник, придавший за последние годы новую силу нашей партии». Так Микоян прозрачно намекал на то, что Сталин нарушал ленинские партийные нормы на протяжении 20 лет, а новое руководство партии во главе с Хрущёвым положило этому конец.

Однако, выступая на следующем заседании, руководитель Французской компартии Морис Торез, подтвердил верность традиционной оценке места Сталина среди вождей коммунистического движения. Он заявил: «Коммунистическая партия Советского Союза всегда была образцом принципиальной твердости, нерушимой верности идеям Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина». Слова одного из самых авторитетных коммунистов Западной Европы были встречены аплодисментами всего зала. Вряд ли можно признать случайным, что в своей речи на съезде Л.М.Каганович неожиданно стал расхваливать Мориса Тореза. Правда, он хвалил его не за выступление на съезде, а за работу «об обнищании трудящихся Франции». Однако таким образом Каганович выразил свою поддержку позиции Тореза.

Хрущёв понимал, что изгнание им Сталина из великих вождей коммунизма не получало единодушной поддержки. А это можно было рассматривать как вызов ему лично. Напоминавшие же о выдающейся роли Сталина в советской истории невольно ставили под сомнение значимость «успехов», достигнутых Хрущёвым. Он мог заподозрить, что среди делегатов съезда бродит недовольство им и его политикой, что проявлялось в аплодисментах при упоминании имени Сталина. Хрущёв мог осознать, что дела Сталина оцениваются несравнимо более высоко, чем его собственные начинания.

Чтобы доказать, что достижения Сталина сильно преувеличены, надо было напоминать о культе его личности. Одновременно надо было принизить положительные деяния Сталина, шокировав слушателей сведениями о беззаконных репрессиях и свалив ответственность за них на Сталина.

Каганович вспоминал: «ХХ съезд подошел к концу. Но вдруг устраивается перерыв. Члены Президиума созываются в зад­ней комнате, предназначенной для отдыха. Хрущёв ставит вопрос о заслушивании на съезде его доклада о культе личности Сталина и его последствиях. Тут же была роздана нам напечатанная в типографии красная книжечка – проект текста доклада. Заседание проходило в ненормальных условиях – в тесноте, кто сидел, кто стоял. Трудно было за короткое время прочесть эту объемистую тетрадь и обдумать ее содержание, чтобы по нормам внутрипартийной демократии принять решение. Все это за полчаса, ибо делегаты сидят в зале и ждут чего-то неизвестного для них, ведь порядок дня съезда был исчерпан».

Каганович вспоминал, что он, Молотов и Ворошилов заявляли, «что даже беглое ознакомление показывает, что документ односторонен, ошибочен. Деятельность Сталина нельзя освещать только с одной стороны, необходимо более объективное освещение всех его положительных дел... Заседание затянулось, делегаты волновались, и поэтому без какого-либо голосования заседание завершилось и пошли на съезд. Там было объявлено о дополнении к повестке дня: заслушать доклад Хрущёва о культе личности Сталина».

Хрущёв придавал большое значение форме, в которой он собирался произнести доклад. Он решил изложить доклад эмоционально, смакуя истории о беззакониях и снижая уровень повествования до обывательских баек, которыми он впоследствии украшал свои мемуары.

Хрущёв решил зачитать доклад на закрытом заседании съезда, после того как состоялось тайное голосование по выборам центральных органов партии, но до официального закрытия съезда, на котором следовало принять заключительные резолюции и огласить результаты выборов. Прекрасно понимая, на какой риск он шел, атакуя Сталина, Хрущёв знал, что те, кто оказался бы несогласным с содержанием доклада, голосовал бы против избрания Хрущёва и его сторонников в состав ЦК. Поэтому он позаботился о том, чтобы эти люди слушали доклад, после того как они проголосуют.

Миф Хрущёва

25 февраля на утреннем закрытом заседании ХХ съезда КПСС, которое стало его заключительным, Хрущёв выступил с докладом «О культе личности и его последствиях». С первых же строк доклада стало ясно, что он содержит не теоретические рассуждения о культе личности, а принципиально новую и сугубо отрицательную оценку Сталина.

Доклад Хрущёва содержал множество фактических ошибок, строился на антиисторических посылках и отражал вульгарное представление его автора об общественных процессах в обществе. Хрущёвская версия означала, что в течение тридцати лет Коммунистическую партию и Советский Союз возглавлял человек, отличавшийся патологической подозрительностью, мстительностью и самомнением. По этой версии, Сталин, теоретически обосновавший программу глубочайших экономических и социальных преобразований страны и руководивший ее реализацией, совершал лишь ошибки и преступления.

В начале доклада Хрущёв прибег к избитому аргументу антисталинской пропаганды, который постоянно использовала оппозиция 20-х годов, процитировав известные места о Сталине из «Письма к съезду» Ленина. Правда, из этого следовало, что недостатки Сталина возникли задолго до появления его культа личности, но докладчик не замечал очевидной натяжки в своих рассуждениях. Натяжки допускал Хрущёв и в своем комментировании ленинского «Письма». Если Ленин писал о том, что «Сталин слишком груб» и, к тому же Ленин не уверен, что Сталин «всегда будет в состоянии использовать... власть с необходимой осторожностью», то Хрущёв истолковывал их так: «Ленин указал, что Сталин является чрезвычайно жестоким человеком, что он... злоупотребляет властью». Таким же вольным образом были процитированы письма Крупской Каменеву с жалобой на Сталина, и письмо Сталину от Ленина, когда послед­ний узнал о жалобе Крупской.

Хрущёв игнорировал обстоятельства написания письма Лениным. Он умалчивал, что в это время Ленин был тяжело болен, а его душевное равновесие было нарушено. Хрущёв ничего не говорил о том, что Политбюро ЦК поручило взять под контроль лечение Ленина Сталину, как наиболее близкому к нему человеку из руководства. Хрущёв умалчивал, что обвинения Сталина в грубости провоцировались Крупской, которая была измучена затяжным и серьезным недугом Ленина, с одной стороны, а с другой стороны, болезненно воспринимала любой контроль за лечением ее мужа. Хрущёв вольно использовал отдельные цитаты из ленинских писем для того, чтобы утверждать, что Ленин пророчески разглядел «отвратительные черты» характера Сталина и их усиление в будущем.

Характеризуя Сталина, Хрущёв утверждал, что тот «абсолютно не терпел коллективности в руководстве и в работе», «практиковал грубое насилие по отношению ко всему, что противоречило его мнению, но также и по отношению к тому, что, по мнению его капризного и деспотического характера, казалось, не соответствовало его взглядам». Хрущёв уверял, что «Сталин действовал не методом убеждения, разъяснения и терпеливого сотрудничества с людьми, а путем насильственного внедрения своих идей и требования безусловного к себе подчинения. Тот, кто выступал против такого положения вещей или же пытался доказать правоту своих собственных взглядов, был обречен на удаление из числа руководящих работников, на последующее моральное и физическое уничтожение».

Следует учесть, что в то время воспоминаний очевидцев о Сталине почти не было. Лишь после отстранения Хрущёва от власти появились воспоминания, на основе которых можно было достаточно полно воссоздать наиболее типичные черты характера Сталина и стиль его деловой активности. Благодаря им стало ясно, что, вопреки словам Хрущёва, Сталин стремился к обеспечению максимальной коллегиальности в работе, очень ценил оригинальные суждения, не терпел тех, кто поддакивал ему и, напротив, порой поощрял острые споры.

Уже на закате своих дней Микоян, поддержавший Хрущёва в его нападках на Сталина, да и сам Хрущёв, фактически признали абсурдность обвинений Сталина в нетерпимости к иным мнениям. Вспоминая свое участие в заседаниях со Сталиным, Микоян писал: «Каждый из нас имел полную возможность высказать и защитить свое мнение или предложение. Мы откровенно обсуждали самые сложные и спорные вопросы... встречая со стороны Сталина в большинстве случаев понимание, разумное и терпимое отношение даже тогда, когда наши высказывания были явно ему не по душе. Сталин прислушивался к тому, что ему говорили и советовали, с интересом слушал споры, умело извлекая из них ту самую истину, которая помогала ему потом формулировать окончательные, наиболее целесообразные решения, рождаемые таким образом в результате коллективного обсуждения. Более того, нередко бывало, когда, убежденный нашими доводами, Сталин менял свою первоначальную точку зрения по тому или иному вопросу».

Было известно, что Хрущёв в отличие от Микояна избегал вступать в споры со Сталиным, и поэтому его заявление о нетерпимости Сталина к чужим мнениям могло прикрывать его склонность постоянно поддакивать Сталину. И все же, даже Хрущёв позже в своих воспоминаниях признал, что, когда доказывал Сталину «свою правоту и если при этом дашь ему здоровые факты, он в конце концов поймет, что человек отстаивает полезное дело и поддержит... Бывали такие случаи, когда настойчиво возражаешь ему, и если он убедится в твоей правоте, то отступит от своей точки зрения и примет точку зрения собеседника. Это, конечно, положительное качество».

Более того, различные свидетели, которые могли сравнивать стиль работы двух руководителей партии, отмечали, что в отличие от Сталина Хрущёв проявлял нетерпимость к чужим мнениям, самоуверенность и самодовольство. Как это нередко бывает, Хрущёв был слеп к своим недостаткам, но был готов обвинить других людей в слабостях, присущих ему самому. На ХХ съезде Хрущёв объявил, что нетерпимость Сталина к чужим мнениям была главным свойством его характера, ставшая причиной многих тяжелых последствий для Советской страны.

Не замечая, что его доклад, в котором осуждался культ личности, должен был исходить из того, что движущей силой исторического развития являются общественные силы, а не отдельная личность, Хрущёв сваливал вину за беды в обществе исключительно на Сталина. «В чем же причина, что массовые репрессии против активистов начали принимать все большие и большие размеры после XVII партийного съезда? – спрашивал Хрущёв и отвечал: – В том, что в это время Сталин настолько возвысил себя над партией и народом, что перестал считаться и с Центральным комитетом и с партией... Сталин думал, что теперь он может решать все один и все, кто ему еще были нужны, – это статисты; со всеми остальными он обходился так, что им только оставалось слушаться и восхвалять его».

Хрущёв утверждал, что необходимости в применении суровых репрессий по отношению к оппозиционерам не было, поскольку они «до этого были политически разгромлены партией». Сообщая, что «массовые репрессии происходили под лозунгом борьбы с троцкистами», Хрущёв вопрошал: «Но разве троцкисты действительно представляли собой в это время такую опасность? Надо вспомнить, что в 1927 году, накануне XV партийного съезда, только около 4000 голосов было подано за троцкистско-зиновьевскую оппозицию, в то время как за генеральную линию голосовало 724 000. В течение 10 лет, прошедших с XV партийного съезда до февральско-мартовского пленума ЦК, троцкизм был полностью обезоружен». Эти сведения Хрущёв приводил для того, чтобы посрамить Сталина.

Однако достаточно взять доклад Сталина на февральско-мартовском (1937 г.) Пленуме ЦК, чтобы убедиться в том, что Хрущёв почти буквально повторил слова Сталина. Тогда Сталин говорил: «Сами по себе троцкисты никогда не представляли большой силы в нашей партии. Вспомните последнюю дискуссию в нашей партии в 1927 году... Из 854 тысяч членов

пар­тии голосовали тогда 730 тысяч членов партии. Из них за большевиков, за Центральный комитет партии, против троцкистов голосовали 724 тысячи членов партии, за троцкистов – 4 тысячи... Добавьте к этому то обстоятельство, что многие из этого числа разочаровались в троцкизме и отошли от него, и вы получите представление о ничтожности троцкистских сил».

Умалчивая о своей роли в репрессиях, Хрущёв с возмущением говорил о том, что «этот террор был в действительности направлен не на остатки побежденных эксплуататорских классов, а против честных работников партии и Советского государства».

Хотя половина доклада была посвящена репрессиям, в организации которых обвинялся Сталин, Хрущёв попытался доказать порочность всей его политической деятельности. Особое внимание он уделил критике действий Сталина в период подготовки к войне и во время Великой Отечественной войны. По словам Хрущёва, Сталин только мешал успешному руководству Красной Армии. Он утверждал, что Сталин обсуждал осуществление военных операций, прибегая лишь к глобусу. В качестве же единственного примера неудачного руководства Сталиным военными действиями была приведена Харьковская операция, за провал которой лично нес ответственность Хрущёв.

Учитывая, что слушателями его доклада были делегаты пар­тийного съезда, Хрущёв привел данные о том, что было арестовано 70% всех делегатов XVII съезда партии и членов ЦК, избранных на этом съезде. Таким образом, он давал присутствовавшим понять, какие ужасы им пришлось бы пережить, если бы они были делегатами ХVII, а не ХХ съезда. О том, что эти репрессии были осуществлены по заказам Эйхе и других деятелей, которые в докладе числились как жертвы «культа личности», а также по указаниям самого Хрущёва, докладчик умалчивал.

Хрущёв убеждал своих слушателей в том, что Сталин был злейшим врагом партии и партийных руководителей. Фактически с этого времени Хрущёв ввел «принцип ненаказуемости» партийных верхов. Стараясь снискать поддержку значительной части партийных верхов, Хрущёв рассчитывал, что так он сможет нейтрализовать своих соперников в Президиуме ЦК.

Вспоминая это заседание, председатель Госплана СССР Н.К.Байбаков писал о потрясении, которое испытывали первые слушатели доклада Хрущёва: «Хорошо помню и свидетельствую, что не было тогда в зале ни одного человека, которого этот доклад не потряс, не оглушил своей жестокой прямотой, ужасом перечисляемых фактов и деяний. Для многих это все стало испытанием их веры в коммунистические идеалы, в смысл всей жизни. Делегаты, казалось, застыли в каком-то тяжелом оцепенении, иные потупив глаза, словно слова Хрущёвских обвинений касались и их, другие, не отрывая недвижного взгляда от докладчика. С высокой трибуны падали в зал страшные слова о массовых репрессиях и произволе власти по вине Сталина, который был великим в умах и сердцах многих из сидящих в этом потрясенном зале».

«И все же, – замечал Байбаков, – что-то смутно настораживало, особенно какая-то неестестественная, срывающаяся на выкрик нота, что-то личное, необъяснимая передержка. Вот Хрущёв, тяжело дыша, выпил воды из стакана, воспаленный, решительный. Пауза. А в зале все также тихо, и в этой гнетущей тишине он продолжил читать свой доклад уже о том, как Сталин обращался со своими соратниками по партии... Изображаемый Хрущёвым Сталин все же никак не совмещался с тем живым образом, который мне ясно помнился. Сталин самодурствовал, не признавал чужих мнений? Изощренно издевался? Это не так. Был Сталин некомпетентен в военных вопросах, руководил операциями на фронтах «по глобусу»?

«И опять очевидная и грубая неправда. Человек, проштудировавший сотни и сотни книг по истории, военному искусству, державший в памяти планы и схемы почти всех операций прошедшей войны? Зачем же всем этим домыслам, личным оценками соседствовать с горькой правдой, с истинной нашей болью? Да разве можно ли в наших бедах взять и все свалить только на Сталина, на него одного? Выходила какая-то густо подчерненная правда. А где были в это время члены Политбюро, ЦК, сам Н.С.Хрущёв? Так зачем возводить в том же масштабе культ – только уже «антивождя»? Человек, возглавлявший страну, построивший великое государство, не мог быть сознательным его губителем. Понятно, что, как всякий человек, он не мог не делать ошибки и мог принимать неправильные решения. Никто не застрахован от этого... В сарказме Хрущёва сквозила нескрываемая личная ненависть к Сталину. Невольно возникала мысль – это не что иное, как месть Сталину за вынужденное многолетнее подобострастие перед ними. Так, в пол­ном смятении думал я тогда, слушая хрущёвские разоблачения».

Не дав потрясенным делегатам возможности обсудить доклад, Хрущёв объявил небольшой перерыв. После перерыва он продолжил председательствовать. Возможно, он был готов лично остановить любые попытки начать обсуждение доклада. Сразу же после возобновления заседания Хрущёв поставил на голосование резолюции съезда, которые были приняты единогласно. Был оглашен и новый состав ЦК КПСС. Известный американский советолог Джерри Хаф позже писал: «Среди членов Центрального комитета более трети – 54 из 133 – более половины кандидатов – 76 из 122 – были избраны впервые. Во многих случаях можно увидеть, что эти люди были ранее связаны с Хрущёвым».

После доклада

Несмотря на то, что доклад был засекречен, его содержание стало вскоре всем известно, и он вызвал шок среди коммунистов всего мира, многих друзей нашей страны, и прежде всего среди народов СССР. Признание правоты Хрущёвского доклада означало отречение от всего, что отстаивали коммунисты в течение последних десятилетий и было дорого для подавляющего большинства советских людей и народов других социалистических стран.

Многие советские люди не раз рисковали своей жизнью, терпели тяжелейшие лишения и страдания, веря в мудрость Сталина. С его именем шли на бой, и его слова воспринимались как приказы, которые немыслимо было ослушаться. Система ценностей, в которой они были воспитаны при Сталине, требовала беспрекословного выполнения приказа партии. На сей раз партия, которую привыкли называть партией Ленина–Сталина, отдавала, казалось, немыслимый приказ – отречься от Сталина. Свидетельством непереносимости переживаний, вызванных докладом Хрущёва, стало самоубийство писателя Александра Фадеева, автора прославленной книги о подвиге «Молодой гвардии». Узнав о самоубийстве писателя, Хрущёв и другие члены Президиума ЦК постарались не только скрыть его посмертное письмо, но и очернить писателя. В протоколах Президиума ЦК было записано: «В решении написать о поведении. Сурово осуждают поступок. Медицинское заключение исправить. Пусть врачи напишут, сколько он лечился от алкого­лизма».

Узнав о содержании доклада, многие люди возмущались Хрущёвым и его докладом. Развенчание Сталина, имя которого было связано у миллионов советских людей с самым дорогим, было сделано Хрущёвым столь грубо, что не могло не оскорбить их чувств. В Грузии, где доклад Хрущёва был воспринят помимо прочего и как посягательство на память великого сына грузинского народа, произошли массовые митинги и демонстрации протеста в защиту Сталина, которые усмиряли вооруженные силы. Десятки человек были убиты, сотни – ранены.

Доклад Хрущёва усилил настроения цинизма и неверия, дал мощный импульс процессам моральной и идейной эрозии советского общества. Состоя из смеси шокирующей правды и клеветнических сплетен, доклад Хрущёва внес смуту в общество. Следствием доклада Хрущёва стал повсеместный рост разочарования в советском строе и социализме. Реакцией на доклад Хрущёва стал раскол в международном коммунистическом движении и в социалистическом лагере. Прямыми и косвенными следствиями доклада стали подавленное вооруженными силами восстание в Познани в июне 1956 г. и контрреволюционное восстание при поддержке Запада по всей Венгрии в октябре–ноябре того же года.

Столкнувшись с острым политическим кризисом, охватившим весь мир социализма, Хрущёв пошел на попятную. Во время приема в китайском посольстве в честь Чжоу Эньлая 17 января 1957 года он произнес речь, в которой всячески превозносил Сталина и его деятельность. Тогда он заявил: «Дай Бог, чтобы каждый коммунист умел так бороться, как боролся Сталин. ...Каждый из нас, членов Коммунистической партии Советского Союза, хочет быть верным делу марксизма-ленинизма, делу борьбы за интересы рабочего класса, так как был верен этому делу Сталин».

Через месяц, 18 февраля 1957 года, выступая в болгарском посольстве в Москве и сказав немного об «ошибках и извращениях, которые связаны с культом личности Сталина», Хрущёв заявил: «Сталин, с которым мы работали, был выдающимся революционером. Идя по ленинскому пути, партия разгромила врагов социализма, сплотила весь наш народ и создала могучее социалистическое государство. Советский народ в тяжелой борьбе разгромил гитлеровский фашизм и спас народы от угрозы фашистского порабощения. Эта великая победа была достигнута под руководством нашей партии и ее Центрального Комитета, во главе которого стоял товарищ Сталин. (Аплодисменты.) Сталин преданно служил интересам рабочего класса, делу марксизма-ленинизма, и мы Сталина врагам не отдадим. (Аплодисменты.)».

Кампания против Сталина была приостановлена. Однако атака Хрущёва на Сталина на ХХ съезде послужила идейным обоснованием для размывания фундамента советского общества. Хрущёв выдвигал новые и новые необоснованные проекты, призвав, например, обогнать США по производству мяса и молока за 2–3 года. В то же время пятилетний план, принятый на ХХ съезде, не был выполнен и ритм планового развития был нарушен. Система хозяйственного управления, существовавшая при Сталине, была перестроена не лучшим образом: создание совнархозов вызвало разрушение экономических связей в стране. Серьезные потрясения претерпела организация сельского хозяйства. В результате экономическое развитие страны стало замедляться.

Политика Хрущёва была подвергнута острой критике его коллегами по руководству. Он был временно отстранен от обязанностей Первого секретаря. Однако Хрущёв добился созыва пленума ЦК КПСС, на котором преобладали его сторонники. Молотов, Маленков, бывший постоянный покровитель Хрущёва Каганович были объявлены «антипартийной группой». Вместе с ними был исключен из Президиума и Шепилов, о котором сказано, что он был «примкнувшим к ним». А вскоре из Президиума были выведены Булганин, Первухин, Сабуров, Ворошилов, прославленный маршал Жуков. Из членов Президиума, бывших в его составе в марте 1953 г., остались лишь Хрущёв и Микоян.

В конце 1961 года, Хрущёв столкнулся с целым рядом новых острых проблем в реализации своей внутренней и внешней политики. Выдвижение Хрущёвым на XXII съезде КПСС утопического проекта программы КПСС, в соответствии с которым к 1980 году в стране должна быть построена материальная база коммунистического общества, было направлено на то, чтобы отвлечь внимание общества от провалов хрущёвской политики. В.М.Молотов, бывший тогда представителем СССР в

МАГАТЭ, представил развернутую критику проекта.

Но голосов критиков не было слышно. «Борец против культа личности» поощрял славословие в свой адрес. Выступления на XXII съезде были переполнены восхвалениями Хрущёва. Создавая впечатление, что лишь под его руководством страна может построить коммунизм, Хрущёв старался противопоставить себя и свою деятельность предшествовавшему периоду советской истории и перечеркнуть сложившиеся прежде теоретические оценки о развитии советского общества. Поэтому на том же ХХII съезде он возобновил поход против Сталина. По его инициативе тело И.В.Сталина было вынесено из Мавзолея, где оно находилось с марта 1953 года.

Перезахоронение тела Сталина сопровождалось переименованием всех городов, колхозов, предприятий, улиц, площадей, носивших имя Сталина. Город Сталино стал Донецком, Сталинабад – Душанбе, Сталинири – Цхинвалом. Не пощадили и Сталинград. Парадоксальным образом за границей оставались улицы и площади в честь Сталинграда, а в нашей стране имя города, символизировавшего героическую борьбу советского народа и решающий перелом в войне против гитлеризма, было вычеркнуто.

Казалось, что Хрущёв и исполнители его воли старались не только выбросить Сталина из пантеона великих советских вождей, но и удалить его из исторической памяти народа.

Следствием действий Хрущёва стало углубление разногласий внутри социалистической системы, особенно с Китайской Народной Республикой. В то же время деятельность Хрущёва получала все более активную поддержку на Западе и среди прозападной либеральной интеллигенции нашей страны, отдельные представители которой стали именоваться «шестидесятниками».

Разрушительная деятельность Хрущёва была пресечена отстранением его от власти в октябре 1964 г. Вместе с тем многие отрицательные последствия его антисталинских походов продолжали проявляться в дальнейшем. Международный авторитет Советской страны был серьезно подорван. Ссора с Китаем переросла в вооруженные конфликты. Заметно активизировалась внутри Советской страны антисоветская и прозападная либеральная оппозиция. После октября 1964 г. руководство партии и страны не сумело найти верные ответы на многие сложные вопросы советской истории.

Ю. Емельянов.