История с Олегом Кашиным день за днем из болезненной раны превращается в танцплощадку, заманчивую и для государственных телеканалов, и для правозащитной оппозиции. Пропагандистское крыло партии власти и либеральное сообщество «делят шкуру», к счастью, выжившего человека. Уникально, но «с душком».

Кое-какие комментарии по этому нападению я давал на следующий день.
Сказал, что дело политическое. Сказал, что власть сама привела к снижению социальной значимости журналиста и несет ответственность за атмосферу вседозволенности в методах затыкания рта. Отметил, что помимо истинных борцов за свободу слова в такие дни вылезают крикуны, которые бьют себя в грудь только тогда, когда им это кажется подходящим, и молчат, когда, например, преследуют журналистов нашей партийной печати.

Сегодня хочу поговорить о другом.
Точнее, обозначить это «другое».

Каша вокруг Кашина – она, несмотря на всю трагичность случившегося, просит задуматься о будущем свободного слова в России в целом.
При этом я не хочу обсуждать, кого и почему Кашин ругал, кого и за что хвалил, как это делают некоторые. Меня, не только как политика, но и как профессора МГУ, больше интересует: чего ждать молодым людям, которые оканчивают факультеты журналистики либо как-то иначе приходят в эту профессию.

Хорошо известно, что история журналистики России – это во многом история цензуры.
Про царскую Россию все понятно, о советском времени я тоже фантазировать не стану. Более того, считаю, что монополизм, в том числе в СМИ, отсутствие условий для дельной дискуссии о развитии, во многом и погубили КПСС. Некоторые ставят в пример 90-е годы, как чуть ли не идеал свободы прессы, как нечто, чего не было никогда в нашей стране. Да, думаю, было в этом плане посвободнее, чем во многие иные периоды, но идеализировать я бы тоже не стал. Достаточно вспомнить президентские выборы 1996 года, чтобы дать оценку той свободе с промывкой мозгов олигархическими СМИ.

Смотрю на это вот в каком разрезе.
Если во все времена вопрос решался просто: не печатать, запретить, уничтожить тираж, и отчасти это остается в ходу, то последние десять лет, с развитием интернета, мобильной связи, мир менялся. Сегодня мы живем в мире - открыто и безгранично циркулирующей информации. Таким образом, не только журналисты, но каждый человек с графоманскими наклонностями, – может найти себе большую или маленькую трибуну, чтобы выразить ее в буквах, в слове, в мысли. Тут я, конечно, не о Кашине, в целом говорю.

Путь от буквы до мысли – как движение от рукоятки кинжала до лезвия.
И кем бы ни был автор, острая и неприятная мысль может доставить неудобства тому, о ком она высказана. Так было, так будет. И вот в такой информационный век, вспоминается (не помню кем придуманный) афоризм: «топором вырубают не написанное, а написавших». Цензура теряет свой привычный инструментарий борьбы. Чем больше становится каналов общения с широкой аудиторией, тем, выходит, все больше «цензурный рефлекс» стремится к единственному для себя выходу: дать по башке.

Конечно, это не единственная сторона проблемы.
Есть еще и вопрос размывания авторской ответственности за написанное. Дневник – не сайт, сайт не газета, газета не телеэкран. От нижней до высшей ступени публичности эта ответственность стала очень разная, разница между нижней и высшей ступенью стала все значительнее. В интернете так вообще можно практически все, что угодно, без оглядки на этику. А сколько не готовых, не обученных и не созревших авторов, которые сами себя порой назначают журналистами одним нажатием на кнопку компьютера «опубликовать» и прячутся за термином «блоггер».

То есть у цензуры, которая зачастую представляет собой сторону озлобившихся мишеней публикаций, становится реально все меньше средств проявить себя «мирными» методами.
А у авторского сообщества все больше искушения сказать, что угодно, и какими угодно словами.

Я не говорю сегодня о том, хорошо все это или плохо.
Вопрос глубокий, долгий, для научных публикаций. Пусть об этом поразмышляет профессиональное сообщество. Но ясно одно: «дело Кашина» – это не только дело поимки и наказания заказчиков. Это еще и обострение двух тем: продуманных мер гарантий безопасности работникам СМИ и ясного и довольно жесткого профессионального кодекса поведения.

В целом я не сторонник выделять какие-то группы в особенные.
Каждый гражданин должен быть одинаково защищен. Но, наверное, на уровне законодательства можно ввести норму – о специальной защите журналиста со стороны органов правопорядка исключительно на время ведения журналистского расследования, острой темы, которая влечет конфликт интересов. Гарантией, что эта тема действительно ведется, может стать поручительство редакции в той или иной форме. А органы должны создать какой-то особый отдел по примеру того, который занимается защитой свидетелей. При этом данный отдел не должен уведомляться о том, что за расследование ведется, зачем и почему. Речь о физической охране, и только. Возможно, все это как-то можно внедрить и в новый закон о милиции (не хочу произносить слово полиция).

Олегу хочу пожелать здоровья.
Но и напомнить всем, что пока мы обсуждаем, кто его заказал, десятки, может, даже сотни угроз приходят к другим, возможно, менее известным личностям. И от чиновников, и от криминала, и от бизнеса. И их защита – не менее важное дело, чем поиск преступников по делу Кашина.