Хорошо известно, что К. Маркс в «Капитале» строго научно доказал, что устойчивое развитие общества, основанного на частнокапиталистическом способе производства (т.е. способе производства, регулирование которого осуществляется не путём прямого сознательного контроля со стороны общества, – что возможно лишь при безраздельном господстве общественной собственности, – а благодаря колебаниям товарных цен, вызываемые биржевой спекуляцией), просто невозможно; что до тех пор, пока развитие общества осуществляется на основе капиталистического способа производства, экономическое развитие этого общества (называемого также капиталистическим) всегда будет осуществляться как слепо действующий естественный закон, т.е. закон, который пролагает себе путь только посредством периодического разрушения (кризис) производительных сил и продуктов потребления в массовом количестве.

Несмотря на то, что это, в высшей степени важное для понимания развития всякого общества, в том числе и для понимания развития социалистического общества, гениальное открытие К. Маркса блестяще подтверждается самим фактом регулярно повторяющихся каждые 8-10 лет мировых экономических кризисов на протяжении вот уже более двух сот лет, спекуляции на тему о возможности устойчивого развития капиталистического общества продолжаются до сих пор.

До мирового экономического кризиса 2007 года, пока шло более или менее успешное   восстановление российской промышленности в виде так называемых государственных корпораций, а вместе с этим восстановлением параллельно набирала обороты мировая спекуляция нефтью, которая с неизбежностью приводит к так называемому перегреву экономики, либеральные экономисты бодряче внушали себе и всему обществу, что спекуляция нефтью на мировом рынке приводит не только к перегреву экономики, но, позволяя создавать огромные государственные запасы нефтедолларов – так называемый стабилизационный фонд, создаёт ещё и «подушки безопасности», смягчающие разрушительные действия мирового экономического кризиса. Аргументация этих идеологов спекуляции была поражающе проста. Дескать, при первом же признаке перегрева мировой экономики, деньги стабилизационного фонда будут направляться в банки, а банки, являясь центром финансовой системы, в свою очередь, будут направлять эти деньги промышленным предприятиям, что позволит этим последним бесперебойно функционировать; и, таким образом, будет обеспечено устойчивое функционирование российской экономики в целом.

Но, когда проявились первые признаки мирового экономического кризиса, а именно, когда произошло резкое падение цены на нефть на мировом рынке, судьба осталась немилостивой к этим прорицателям экономической устойчивости. Именно в тот момент, когда лучший министр финансов среди развивающихся стран – А. Кудрин возвестил всему миру, что российская экономика остаётся «островком стабильности» в бушующем море мирового экономического кризиса, – именно в этот момент в российской экономике произошли многочисленные банкротства, рост безработицы, падение заработной платы, замедлилась торговля, массово стали закрываться заводы и фабрики и т.д., словом: произошло резкое сокращение объёма российского промышленного производства. И никакие вливания стабилизационных денег в банковскую систему не смогли предотвратить падение российской промышленности в бездну краха. От устойчивости российской экономики остались, таким образом, одни воспоминания.

Не следует, однако, думать, что либеральные экономисты согласятся с этим последним обстоятельством. Наоборот, оскандалившись на «подушках безопасности», они ухватились за «модернизацию». Теперь либеральные экономисты, – которые ещё вчера, опьянённые спекуляцией всем и вся, предрекали россиянам райскую жизнь от идеального мирового разделения труда, в котором России отводилась роль главного поставщика природных ресурсов на мировой рынок, – теперь эти жрецы спекуляции, без зазрения совести, заявляют, что ограничение российской экономики рамками распродажи природных ресурсов угрожает превращению российской экономики в сырьевой придаток мировой экономики. Более того, эти противники всякого государства, сегодня вынужденные известными обстоятельствами маскировать своё экономическое и умственное банкротство, на манер античных оракулов предрекают: дескать, если в ближайшее время не начнётся модернизация российской экономики, или, точнее говоря, усовершенствование российской экономики на основе научно-технических разработок, то Россия вообще может прекратить своё существование как цивилизованное государство; и – как «истинные» патриоты, «радеющие» об Отечестве – наперебой предлагают программы модернизации для спасения Государства российского.

Но уже ближайшее рассмотрение либеральных программ модернизации российской экономики, осуществление которых якобы превратит Россию в ведущую развитую страну планеты, обнаруживает их обманчивую, лицемерную суть. Лицемерие либеральных программ состоит в том, что эти программы строятся на оценке процессов, происходящих в обществе, лишь с одной, чистой количественной стороны – уровня развития научно-технического прогресса (производительных сил и массы произведённой продукции), игнорируя при этом качественную определённость социальной структуры общества – общественные отношения. В результате подобного игнорирования качественной определённости общественных отношений, подобного рассмотрения общественных процессов главным образом со стороны научно-технического прогресса, возникает иллюзия, будто научно-технический прогресс тождественен социальному прогрессу, или, говоря морализаторским языком, «социальной справедливости». Но это не так. Это со всей убедительностью опровергает более чем 5-ти вековая история капиталистического общества. Впрочем, тут ничего нового нет. Отождествление научно-технического прогресса с социальным прогрессом – это старый прием обмана трудящихся классов идеологами капитализма, которые утверждают, будто научно-технический прогресс, в силу своих собственных внутренних законов, приводит к увеличению массы производимой продукции, а эта увеличившаяся масса продуктов автоматически приводит к всеобщему благосостоянию, к «социальной справедливости». Однако реальная действительность разоблачает всю лживость такой концепции общества.

Конечно, научно-технический прогресс, или, говоря новым модным словом: модернизация, есть самый глубокий источник и решающая причина развития любого общества. Но, научно-технический прогресс не существует сам по себе, в отрыве от определённых общественных отношений. Последние же определяют всю социальную (классовую) структуру общественной жизни, которая, пока сохраняются частнособственнические общественные отношения, всегда будет порождать массу сверхбогатства на стороне небольшой кучки неработающих капиталистов и массу нищеты, эксплуатации на стороне огромной массы трудящихся. А отсюда следует, что, пока сохраняются частнокапиталистические общественные отношения, с непреодолимой силой постоянно растёт социальная напряжённость в обществе, которая в один прекрасный день может доставить немало тревог политически господствующему классу капиталистов.

Короче говоря, либеральные экономисты требуют модернизации российского общества не для того, чтобы уничтожить обе крайности – сверхбогатство и нищету, а для того, чтобы ослабить, притупить растущую в обществе социальную напряжённость. Модернизацию они понимают не как уничтожение частнокапиталистических общественных отношений, которые вызывают социальную напряжённость в обществе, а понимают как политические изменения, осуществляемые на основе этих частнокапиталистических общественных отношений, следовательно, ничего не изменяющие в характере современных российских эгоистических общественных отношений.

Теория К. Маркса в течение 70-ти лет (1847-1917г.г.) оставалась гипотезой, в высшей степени вероятной, но всё-таки гипотезой. Когда же русские большевики, в Октябре 1917 года, на основании данных этой теории не только совершили социалистическую революцию, но и блестяще применив её (теории) революционную суть – метод диалектического материализма, доказали, что:

«Социалистическое общество» не является… какой-то раз и навсегда данной вещью, а как и всякий другой общественный строй его следует рассматривать как подверженное постоянным изменениям и преобразованиям. Решающее его отличие от нынешнего строя состоит, конечно, в организации производства на основе общей собственности сначала отдельной нации на все средства производства (жирно выделено мной – Р. К.)…распределение продуктов в будущем обществе (т.е. в социалистическом обществе – Р.К.)…существенным образом зависит от того, какое количество продуктов подлежит распределению, и что это количество, конечно, меняется в зависимости от прогресса производства и организации общества, а следовательно, должен меняться и способ распределения…Но если рассуждать здраво, то можно всё-таки: 1) попытаться отыскать способ, с которого будет начато, и 2) постараться найти общую тенденцию дальнейшего развития» (К. Маркс и Ф. Энгельс, изб., т. 3, с. 534-536, Москва, 1979 г.), – теория К. Маркса была доказана.

Яркой иллюстрацией того, как русские большевики применяли теорию К. Маркса в реальной действительности, служит практическая история первого в мире социалистического общества – СССР.

Первые строители социалистического общества ставили вопрос о социалистическом обществе, как естествоиспытатель поставил бы вопрос о развитии, скажем, новой биологической разновидности, раз мы знаем, что она так-то возникла и в таком-то определённом направлении видоизменяется. Они, рассматривая рождение нового, социалистического, общества из старого, капиталистического, общества, как непрерывный естественноисторический процесс, зная механизмы возникновения социалистического общества, изучая движущие силы его начальных стадий развития в их изменении, в их развитии, умело улавливая тенденции этих начальных стадий развития, ставили перед собой важнейшую задачу найти закон перехода от его начальных, т.е. низших, стадий развития к его более высоким стадиям развития. И решали они эту задачу блестяще, обеспечивая, таким образом, устойчивое развитие социалистического общества.

Итак, как известно, русские большевики, совершив в октябре 1917 года социалистическую революцию, т.е. ликвидировав частную собственность на землю, на крупные средства производства и на банки, начинают строить социалистическое общество в виде так называемого «военного коммунизма».
«Военный коммунизм» – это своеобразная политическая система, объективно вытекающая из жестокой действительности гражданской войны. Своеобразие этой политической системы состоит в том, что она имеет двойственную природу, внутренне противоречива. С одной стороны, большевики, отменив свободу торговли, жестким политическим правлением подчиняют все наличествующие экономические ресурсы нуждам фронтов. С другой стороны, опять-таки, отмена свободы торговли и жесткое политическое правление подавляют у гигантской массы производителей стимул личного экономического интереса.

Но поскольку, во-первых, гигантская масса производителей – крестьяне – иначе как через торговлю не умеют определять свои экономические взаимоотношения с внешним миром; поскольку, во-вторых, политическое правление, в конечном счёте, определяется действием причин экономических, – то для большевиков ясно само собой, что сохранение политики «военного коммунизма» и после окончания гражданской войны неизбежно превращается в тормоз главной движущей силы экономического развития: промышленного производства вообще. А это фактически означает, что постоянно не хватает жизненно необходимых предметов потребления, а отсюда – устойчиво растёт политико-экономическое напряжение в обществе, грозящее уничтожить власть большевиков. Здесь налицо экономический кризис, перерастающий в политический кризис. И большевики, возглавляемые непревзойдённым мастером диалектики – В. Лениным, без всяких колебаний идут на частичное  допущение свободы торговли с тем, чтобы стимулировать огромную крестьянскую массу на увеличение производства жизненно необходимых предметов потребления.

Так русские большевики, изменив производственно-распределительную политику, преодолели первый кризис социализма, и ходом естественноисторического процесса возникла новая, общая тенденция общественного развития: Новая экономическая политика – НЭП.

НЭП, как и «военный коммунизм», с самого начала имеет двойственную природу, внутренне противоречива. С одной стороны, общественная собственность на землю и крупные средства производства, т.е. социалистические элементы хозяйствования, охраняются жёстким политическим правлением. С другой стороны, в социалистическое хозяйствование допускаются, до определённых границ, свобода торговли, т.е. в социалистическую хозяйственную жизнь допускаются капиталистические (рыночные) элементы распределения.

Но социалистические и капиталистические элементы, как составляющие стороны одного и того же общественного развития, не безразличны друг к другу, они взаимодействуют друг с другом. Более того, эти элементы коренным образом отличаются друг от друга, имеют различные тенденции, и рано или поздно неминуемо сталкиваются между собой, начинают взаимоисключать друг друга, не соответствовать друг другу, приходят, как говорят, в состояние борьбы. И в условиях борьбы социалистических элементов с элементами капиталистическими: «…методы и оружие буржуазии используются социалистическими элементами для преодоления и ликвидации элементов капиталистических. Дело вовсе не в том, что торговля и денежная система являются методами «капиталистической экономики». Дело в том, что социалистические элементы нашего хозяйства, борясь с элементами капиталистическими, овладевают этими методами и  оружием буржуазии для преодоления капиталистических элементов, что они с успехом используют их против капитализма, с успехом используют их для построения социалистического фундамента нашей экономики. Дело в том, стало быть, что, благодаря диалектике нашего развития, функции и назначение этих инструментов буржуазии (экономические категории – Р.К.) меняются принципиально, коренным образом, меняются в пользу социализма, в ущерб капитализму» (И.Сталин, соч., т.7, с.369-370).

Здесь, как видно, у большевиков нет никаких иллюзий насчёт автоматического, мирного врастания капиталистических элементов в социалистическую хозяйственную жизнь. Наоборот, они без всяких колебаний используют своё жесткое политическое правление для преодоления, ликвидации капиталистических элементов. Более того, большевики, возглавляемые, как говорят, диалектиком до мозга костей – И.Сталиным, преодолевают и ликвидируют капиталистические элементы капиталистическими же экономическими категориями: товарно-денежными отношениями.

Так русские большевики, изменив производственно-распределительную политику, преодолели второй кризис социализма, и ходом естественноисторического процесса возникла новая, общая тенденция общественного развития: коллективизация (обобществление земли), культурная революция, расширение избирательных прав и т.д., одним словом – дальнейшая демократизация общества на основе безраздельного господства общественной собственности.

Общество, экономическая организация которого построена на безраздельном господстве общественной собственности, заключает в себе условия – централизацию, концентрацию и комбинирование производства в масштабах всего общества, – которые в силу своих внутренних законов приводят к экономии в применении средств производства и рабочей силы. Результат этой экономии получается такой, как если бы сокращалось бы рабочее время, необходимое для производства единицы продукта, или, иначе говоря, удешевлялось бы производство единицы продукта; а удешевление производства единицы продукта означает не что иное, как повышение общественной производительной силы труда. Таким образом, уже один факт построения экономической организации общества на безраздельном господстве общественной собственности, позволяет поднять общественную производительную силу труда на качественно другой, более высокий уровень, чем это позволяет сделать общество, экономическая организация которого строится на частной собственности. Но тем самым доказывается, что социалистическое общество, экономическая организация которого построена на безраздельном господстве общественной собственности, более производительно, более способно к прогрессивному развитию, чем капиталистическое общество, экономическая организация которого построена на безраздельном господстве частной собственности.

Чем дальше развивается социалистическое общество, тем стремительнее растёт общественная производительная сила труда. И в той же мере, в какой растёт общественная производительная сила труда, возрастает и производство предметов потребления, которое (используемое в качестве источника накопления элементов производства для производства средств производства) служит мощнейшим средством ускорения развития промышленности. Но поскольку развитие промышленности приводит к двум результатам: во-первых, возрастает применение научно-технических средств производства, а во-вторых, сокращается количество применяемого физического труда, – оно служит могущественным средством изменения соотношения между интеллектуальным и физическим трудом в общественном хозяйстве в сторону увеличения интеллектуального труда, мощнейшим фактором видоизменения социально-экономической структуры общества. А это фактически означает, что общественные отношения, базирующиеся на приоритете физического труда, с которых собственно и начинается развитие социалистического общества, начинают стареть и впадать в противоречие с дальнейшим развитием общественной производительной силой труда, что они начинают терять роль главного двигателя общественной производительной силы труда и превращаются в его тормоз; что, следовательно (чтобы не потерять достигнутого уровня развития общественной производительной силы труда), на место этих старых, базирующихся на приоритете физического труда, общественных отношений, надо ставить новые, базирующиеся на приоритете интеллектуального труда, общественные отношения, роль которых состоит в том, чтобы быть главным двигателем дальнейшего развития общественной производительной силой труда.

Это своеобразное развитие социалистического общества, – развитие, которое совершается точно так же, как и развитие капиталистического общества, а именно: когда, начиная с определённого момента, в недрах капиталистического общества, которое начинает своё существование как прогрессирующее общество, возникают силы, которые неустанно оказывают тормозящее действие на его дальнейшее развитие до тех пор, пока существенным образом не изменят его социально-экономическую структуру, – составляет один из главнейших элементов марксистской материалистической диалектики.

Что в социалистическом обществе возможен экономический кризис, который, если своевременно не принять соответствующие меры по его преодолению, может перерасти в политический кризис, – на это однозначно указывал И. Сталин в 1952 году. Слушайте: «Товарищ Ярощенко ошибается, утверждая, что при социализме нет никакого противоречия между производственными отношениями и производительными силами общества… Противоречия безусловно есть и будут, поскольку развитие производственных отношений отстаёт и будет отставать от развития производительных сил. При правильной политике руководящих органов эти противоречия не могут превратиться в противоположность, и дело здесь не может дойти до конфликта между производственными отношениями и производительными силами общества. Другое дело, если мы будем проводить неправильную политику, вроде той, которую рекомендует товарищ Ярощенко. В этом случае конфликт будет неизбежен, и наши производственные отношения могут превратиться в серьёзнейший тормоз дальнейшего развития производительных сил… Поэтому задача руководящих органов состоит в том, чтобы своевременно подметить нарастающие противоречия и во время принять меры к их преодолению путём приспособления производственных отношений к росту производительных сил» (И. Сталин, «Экономические проблемы социализма в СССР»).

Здесь, во избежание возможных недоразумений, надо сказать следующее. В настоящее время первое  в мире социалистическое общество (государство) – СССР – разрушено. Но исследование  причин разрушения СССР не является предметом данной статьи. Здесь достаточно сказать: «Люди, развивающие своё материальное производство и своё материальное общение, изменяют вместе с этой своей действительностью так же своё мышление и продукты своего мышления» (К.Маркс). А это фактически означает, что советские люди, изменяя своё материальное производство и материальное общение, изменяли вместе с этой своей изменяющейся действительностью так же своё мышление и продукты своего мышления. Поэтому мы – марксисты – не склонны упрощать и сводить причины разрушения СССР к предательству, ревизионизму, догматизму, перерождению, отсутствию «политических свобод и демократизации общественных отношений» и т.д. Все эти явления в социалистическом обществе, конечно, были, но они ни при каких обстоятельствах не объясняют, даже не показывают, как могло случиться, что 280-ти миллионный народ позволил себя обмануть. Никто из здравомыслящих людей никогда не поверит, чтобы кучка людей, к тому же посредственных, смогла обмануть 280-ти миллионный народ, разрушить мощнейшее государство мира в течение трех лет (1988-1991), если бы эти 280 миллионов не разбирались так же мало в том, в каком направлении развивается советское общество, как и эта кучка людей. Поэтому здесь, рассматривая социалистическое общество в его непрерывном развитии и изменении, исследуя фактический материал, накопленный за десятилетия его существования, надо найти закон социалистических явлений, сверх того, найти закон их изменяемости, т.е. закон перехода от одной организации производства, обмена и распределения к другой, наконец, подробнее рассмотреть последствия, в которых этот закон проявляется.

Итак, первое в мире социалистическое общество – СССР – разрушено. Но что же из этого? Разве не потребовала борьба буржуазии за свое полное политическое господство в обществе более двухсот лет беспримерных битв и трех революций (английской, голландской и французской)? «Уже давно прошли времена, когда господствовал суеверный взгляд, приписывающий возникновение революции злонамеренности кучки агитаторов. В настоящее время всякий знает, что где бы ни происходило революционное потрясение, за ним всегда кроется известная общественная потребность, удовлетворению которой мешают отжившие учреждения. Ощущение этой потребности может быть ещё не настолько сильным,  не настолько всеобщим, чтобы обеспечить непосредственный успех; но всякая попытка насильственно подавить эту потребность лишь заставляет её выступать с возрастающей силой до тех пор, пока, наконец, она не разобьёт своих оков. Поэтому, если мы и разбиты, нам не остаётся ничего другого, как начинать сначала» (Ф. Энгельс, «Революция и контрреволюция в Германии»).