В него входили два заместителя президента СССР — вице-президент Г.И. Янаев и заместитель председателя Совета обороны О.Д. Бакланов, четыре члена правительства — председатель Кабинета Министров при президенте СССР В.С. Павлов, председатель КГБ В.А. Крючков, министр обороны Д.Т. Язов и министр внутренних дел Б.К. Пуго, а также двое к ним «примкнувших» — вице-президент Научно-промышленного союза СССР А.И. Тизяков и председатель Крестьянского союза СССР В.А. Стародубцев, призванные олицетворять трудящихся советской индустрии и АПК. Сегодня мы не будем касаться личностей членов ГКЧП: в их индивидуальной искренности, верности своему делу и патриотизме не сомневаются даже их ненавистники. Что касается деловых и профессиональных качеств этих политиков, то они по-прежнему остаются предметом острых споров. Бесспорно лишь то, что в историю Отечества они вошли (кто-то считает, что вляпались) лишь потому, что оказались членами ГКЧП. Кстати, никто из них, кроме «примкнувшего» Стародубцева, многолетнего члена ЦК КПРФ, после августа 1991 года публичной политической деятельностью не занимался.

Судите о них по делам их

В состав ГКЧП почему-то не входили руководители правящей (формально всё ещё правящей) КПСС и высшего органа Советской власти, хотя Советы (скорее, тоже формально) сохраняли своё всевластие, им был подотчётен и президент СССР. Более того, Съезд народных депутатов своим решением мог сместить президента и даже устранить сам этот пост.

До сих пор в обществе идёт дискуссия: члены ГКЧП — это герои или недотёпы-неудачники? Но ещё ожесточённее одни доказывают, что это был путч, который привёл к распаду СССР, а другие утверждают, что то была самоотверженная попытка спасти великую державу, однако её неудача привела к разрушению Союза Советских Социалистических Республик. В общем, при различных политических позициях аналитики сходятся на том, что роль ГКЧП в отечественной истории была судьбоносной. А может, это — всего лишь миф?

Легендарный разведчик-подпольщик Николай Кузнецов признавался, что одно из его самых любимых литературных произведений — стихотворение Максима Горького «Песнь о Соколе». Особенно близки ему были строки: «Безумству храбрых поём мы песню. Безумство храбрых — вот мудрость жизни». Гэкачеписты — это и впрямь те соколы, которые, чтобы до конца познать прелесть полёта человеческого и гражданского духа, по-соколиному бросились вниз с высоченной скалы. А ужи и поныне шипят: они-де защищали собственные кресла.

Обратите внимание: так скулят те, кто чрезвычайно доволен, что после контрреволюции им стало «тепло и сыро».

Как хотелось бы в размышлениях о ГКЧП на этом и поставить точку. Но не получается. Речь-то идёт о создателях не подполья в оккупированной стране, а Государственного комитета, взявшего на себя полноту власти в чрезвычайных условиях. Тут в цене не безумство храбрых, а мудрость, которую всегда оценивают по последствиям деяний.

ГКЧП опубликовал манифест — Постановление ГКЧП № 1, — в котором заявил, что спасти великую державу может только сохранение и укрепление социалистического вектора развития общества. Миллионы советских людей обрадовались, воспрянули духом, стали «кто кивер чистить, весь избитый, кто штык точить, ворча сердито…» Однако к вечеру выяснилось, что никто не призвал не только «прикреплять штыки», но хотя бы надевать красные кивера…

И вот уже 21 год нам тычут в нос, что коммунисты не вышли защищать свою партию, свои парткомы от одичавшей и опьяневшей от полученной вольницы буржуазно-мещанской толпы, которую в те короткие дни выверенно вели кукловоды по точно выбранным маршрутам. Эти обвинения висят клеймом позора не на разбившихся (политически) соколах из ГКЧП, а на каждом из нас, кто остался верен коммунистическим идеалам, кто не изменил марксистско-ленинской теории, не свернул с пути их воплощения в практику. А опорой для этих обвинений-изуверств является миф о том, что ключевой, неоспоримой причиной трагедии советского социализма был ГКЧП. Неоспоримой?

Подлог под великой вывеской

Эти строки поэта-фронтовика, написанные 65 лет назад, бессмертны:

Повсеместно,

Где скрещены трассы

свинца,

Или там, где кипенье

великих работ,

Сквозь века,

                   на века,

                           навсегда,

                                    до конца:

— Коммунисты, вперёд!

Коммунисты, вперёд!

Более трёх миллионов коммунистов положили свои жизни в боях и битвах Великой Отечественной войны за победу великой коммунистической идеи.

Но 6 августа 1991 года председатель Центральной контрольной комиссии КП РСФСР Н. Столяров опубликовал в «Комсомольской правде» статью «Стоит ли начинать всё сначала?» В ней он бросил вызов всем, кто погибал за страну, кто поднимал её из руин со словами «Коммунисты, вперёд!», всем, кто по-прежнему был искренне верен их заветам (тогда о них издевательски говорили: «ортодоксальная часть партии»). Да и не только им. Это теперь господа буржуи, их власть и их трубадуры не стесняются говорить, что им достался не тот народ, а тогда это было ещё в диковинку. Так вот сей деятель вещал: «В списке тех, кто сегодня отказывает нам, коммунистам, и нашей партии в признании, на первом месте, как это ни прискорбно, стоит Его Величество Народ. Задумаемся, почему это происходит… Партии нужно использовать шанс на демократическое обновление. Едва ли не последний».

Задуматься, почему народ отворачивается от партии Горбачёва—Яковлева—…—Столярова, сей пустозвон был не в состоянии. Его не интересовало, хочет ли народ навязываемой ему демократии чистогана. Но он лихо вещал об обновлении, которое в народе называют перелицовкой.

Так случилось, что в тот же день за действия, направленные против социализма, президиум ЦКК КП РСФСР попытался исключить из партии своего председателя. За ренегатство. Не получилось. Потом он сбежал из Компартии сам. В августовские трагические дни был на стороне антисоциалистического переворота ельциноидов, летал вместе с Руцким в Форос «освобождать» Горбачёва… За предательство ему вскоре были пожалованы генеральские голубые лампасы. Но сейчас не об этом, а о том, что ещё за две недели до ГКЧП партийная ЦКК оказалась уже не в состоянии исключить из партии перевёртыша-антикоммуниста, демонстративно нарушавшего Устав и ещё действовавшую Программу КПСС. Правда, на XXVIII партсъезде член Президиума ЦК КПСС горбачёвец И.Т. Фролов предлагал от неё отказаться, ограничившись Программным заявлением съезда, на что всегда спокойный и уравновешенный В.А. Ивашко возмущённо бросил: «Партии без Программы не бывает!»

Кстати, возвышение Столярова в видные деятели партии очень смахивает на анекдот, демонстрирующий степень разложения КПСС её оппортунистической верхушкой во главе с Горбачёвым. Безвестный старший преподаватель этики Военно-воздушной академии имени Гагарина благодаря чётко управляемым клакерам из столичной делегации (на XXVIII партсъезде они не раз делали погоду) получил трибуну и произнёс пустопорожнюю, но трескучую речь. Это позволило ему (пустозвонство на том форуме часто оказывалось в высокой цене) стать членом ЦК КПСС, а на втором этапе Учредительного съезда КП РСФСР занять пост председателя ЦКК. И вот снова получив трибуну, этот профессиональный блюститель нравственности (этика — наука о нравственности) настаивал на том, чтобы съезд избрал заместителем председателя ЦКК… его приятеля, все достоинства которого ограничивались тем, что он был другом Столярова. Столь дикое предложение не прошло, но самого Столярова на пост «совести партии» избрали.

Вообще XXVIII съезд был самым длинным оглашением смертного приговора, а привели его в исполнение, запретив Коммунистическую партию, августовские триумфаторы. Партия перестала быть руководящей силой общества не потому, что была отменена 6-я статья Конституции СССР. Её разрушили ренегаты, они вынули из неё марксистско-ленинский ум и коммунистическую душу.

Горбачёвско-яковлевское руководство делало всё мыслимое и немыслимое, чтобы вытолкнуть партию из государственных структур. XXVIII партсъезд отлучил партию от руководства государством. Впервые за советскую историю глава правительства и руководитель высшего органа Советской власти не были избраны в Политбюро ЦК. Из Политбюро были выведены все члены Совета Министров и председатели палат «советского парламента», которые прежде входили в него.

Съезд не только вывел партию из руководства государством, но и способствовал разрушению её единства, что ярко проявилось при голосовании резолюций. Невозможно забыть, например, принципиальную дискуссию по поводу экономического курса КПСС. На второй день съезда от микрофона выступил делегат Ю.В. Абрамов из Красногорска Московской области: «Постановка вопроса о принятии резолюции «О переходе к регулируемой рыночной экономике» некорректна в части выбора названия. Ибо предполагается, что съезд уже признал, даже не обсуждая, однозначность и неоспоримость этого пути развития экономики… Поэтому предлагаю резолюцию о проблеме хозяйственного развития назвать так: «О политике КПСС в проведении экономической реформы и принятии неотложных мер по стабилизации социализма в стране». Предложение было принято 3745 голосами (это почти 85% делегатов).

Однако через неделю та же резолюция после небольших редакционных изменений была принята под названием «О политике КПСС в проведении экономической реформы, переходе на рыночные отношения», Горбачёву и его подельникам-«перестройщикам», покинувшим (или дезертировавшим?) теперь Политбюро, было очень надо, чтобы своим названием съездовская резолюция не ориентировала на социализм, но обязывала партию молиться рынку. Под рынком же фактически понимался капитализм. А лукавая терминологическая подмена была введена в политическую практику по рекомендации австро-американского экономиста Ф. фон Хайека. Он объяснял, что капитализм всегда увязывается обществом с острыми социальными конфликтами и классовой борьбой, а на рынок ходят все, и это слово людей не раздражает. В «перестроечном» руководстве КПСС у либерала Хайека нашлись усердные ученики.

Что касается организационного единства, то вместо монолитного строения партии горбачёвцы навязали федерализацию, записав в Устав, что в Политбюро входят все первые секретари ЦК компартий союзных республик, так сказать, по должности. В результате в 1991 году в его составе одновременно были два первых секретаря расколовшейся КП Эстонии.

Конечно, в КПСС осталось немало людей, которые сопротивлялись сползанию партии к буржуазному соглашательству и отказу от марксистско-ленинской идеологии и социалистических ценностей. Появились клубы марксистов-ленинцев. Первый секретарь ЦК КП РСФСР И.К. Полозков на пленуме ЦК в декабре 1990 года призвал к созданию комитетов общественного спасения. Позже он обвинил «демократов» в стремлении превратить державу в сырьевой придаток транснационального капитала. 27 июля 1991 года 11 общественных деятелей (в том числе писатели Ю. Бондарев, А. Проханов, В. Распутин, секретарь ЦК КП РСФСР Г. Зюганов, генерал В. Варенников, представитель ВПК А. Тизяков, аграрий А. Стародубцев и другие) обратились со «Словом к народу». В нём они призвали к созданию народно-патриотического движения, «чтобы остановить цепную реакцию гибельного распада государства, экономики, личности». В апреле 1991 года на пленуме ЦК КПСС группа его членов попыталась сместить Горбачёва с поста генсека. Но она осталась в меньшинстве.

В 1989—1990 годах горбачёвцы активно обновляли руководителей республиканских, краевых и областных организаций. В компартиях РСФСР, УССР и БССР из 109 первых секретарей остались только четыре, которые были избраны до «перестройки». К августовским событиям 80% руководителей региональных комитетов в этих республиках имели опыт работы на занимаемых должностях менее двух лет. Троцкистский лозунг «Огонь по штабам!» Горбачёвым и Ко был осуществлён на практике.

В воздухе висел переворот

После XXVIII съезда в своей идеологии и практической политике руководители КПСС энергично сдвигали общество вправо. Начал действовать сонм буржуазных и мелкобуржуазных партий — от Республиканской, выросшей на почве «Демократической платформы» в КПСС до «Демократического союза», страдавшего не только агрессивным антикоммунизмом, но и патологической русофобией. Появилась даже сионистская организация «Бейтар».

Однако знаменем антисоциалистических и антисоветских сил выступал Б.Н. Ельцин, который демонстративно выложил свой партбилет после выступления на одном из заседаний XXVIII съезда КПСС. Правда, гроссмейстер популизма решил на всякий случай подстелить соломки. Он оправдывал свой выход из партии не столько идеологическими и политическими мотивами, сколько необходимостью на посту президента РСФСР представлять интересы всех граждан республики. Однако по мере наступления контрреволюционных сил он всё активнее и агрессивнее выражал интересы нарождавшейся компрадорской буржуазии (не случайно в первые дни августовских событий Ельцин готовился искать убежище в находившемся по соседству со зданием Верховного Совета РСФСР посольстве США).

Выступая 9 марта 1991 года в Доме кино, Б. Ельцин заявил: «Нам пора идти в наступление… Да, пришла пора на базе демократических сил, на базе «Демократической России» создавать мощную организованную партию. Я долго не был убеждён, что это нужно было делать, но после того, как мы видим, как на глазах организуется КПСС, мы должны понять: они идут организованным фронтом… Нам не нужен Союз в таком виде, в каком существует сейчас. Нам не нужны министерства, нам не нужна эта бюрократическая крупная машина, которая жёстко всё диктует сверху вниз уже 70 с лишним лет. Мы должны от этого избавиться».

Конечно, можно было бы по поводу этой циничной речи вспомнить, что в «ельцинской» РФ, которая по экономическим и людским ресурсам составляет половину Советского Союза, госчиновников стало в два раза больше, чем было во всём СССР. К месту было бы напомнить, что степень бюрократизма после августовской буржуазной контрреволюции выросла катастрофически. Можно было бы обоснованно отметить очень многое. Но сейчас не об этом речь. За 163 дня до ГКЧП, когда будущие гэкачеписты ещё не были уверены в необходимости своей акции, их главный оппонент уже определил цели, к которым рвалась «новая буржуазия» России. А речь шла именно о её интересах, так как в основу политиче-ской системы, которую обрисовал Ельцин, была положена «Демократическая Россия», в буржуазном характере которой никто никогда не сомневался. За 163 дня до ГКЧП Ельцин нагло объявил о том, что олицетворяемые им политические силы решили, что от существующего Союза Советских Социалистических Республик «должны избавиться». Программа контрреволюции была изложена откровенно.

Впрочем, вектор действий возглавляемых М. Горбачёвым антикоммунистических сил внутри КПСС принципиально не отличался от курса ельциноидов. В партии было сформировано «Демократическое движение коммунистов», которое возглавили члены ЦК, избранные XXVIII партсъездом (например, первый заместитель главного редактора журнала «Коммунист» О. Лацис). Вслед за этим в начале 1991 года в РСФСР по инициативе А. Руцкого появились «Коммунисты за демократию», которые заявили о выходе из КП РСФСР. За полтора месяца до августовских событий, в июле 1991 года, они образовали «Демократическую партию коммунистов России» с буржуазной программой.

В это же время под руководством А. Яковлева, Э. Шеварднадзе, Г. Попова, А. Собчака и им подобных политиканов создаётся «Движение демократических реформ», провозгласившее либеральную антикоммунистическую идеологию. Его первые лица, бывшие члены Политбюро ЦК КПСС горбачёвского призыва Яковлев и Шеварднадзе, заявили о своём выходе из Компартии и разрыве с марксистско-ленинской идеологией. Пресс-центр ЦК КПСС в ответ выступил с заявлением о… готовности партии сотрудничать с новым буржуазным движением.

23 июля был опубликован проект новой горбачёвско-яковлевской Программы КПСС. Выбранный ренегатами способ обнародования программного документа подчёркивал всякое отсутствие его преемственности с документами ленинской партии. Для публикации проекта была выбрана откровенно антисоциалистическая и антисоветская «Независимая газета» (тогда она была органом Моссовета, который возглавлял антисоветчик Г. Попов). Этот шаг был явно демонстративным: ведь «Правдой» в ту пору руководил верный горбачёвец И. Фролов. Представление обществу проекта Программы через буржуазную газету было призвано подчеркнуть буржуазную сущность документа.

Через день под давлением Горбачёва пленум ЦК КПСС, не оправившийся от неудачной апрельской попытки снять генсека, проголосовал за решение созвать XXIX съезд партии и принять на нём новую Программу.

Наряду с семимильными шагами в сторону замены идеологии трудящихся идеологией капитала важную роль играли практические шаги в области экономики. Верховный Совет СССР законодательно отказался от понятия «общенародная собственность», «безобидно» объявив её государственной. Этим «невинным актом» были устранены юридические барьеры для намечавшейся приватизации. Дело в том, что если собственность общенародная, то, чтобы её продать, надо спрашивать разрешение у её хозяина-народа, то есть проводить всесоюзный референдум, а госсобственностью вольно распоряжаться по своему усмотрению правительство. В декабре 1990 года в Российской Федерации была узаконена частная собственность.

Горбачёвская группировка тоже готовилась к буржуазной контрреволюции, хотя, судя по всему, представляла её по чехословацкому образцу — «бархатной». В то же время в печати стали появляться призывы к насильственному свержению существующего строя. Вскоре после XXVIII съезда КПСС был задержан и вскоре отпущен под подписку о невыезде некто Д. Баринов, распространявший листовки с призывом к вооружённому восстанию. Объясняя этот антиконституционный призыв, он заявил, что акция была «экспериментом для проверки реакции массового сознания». Правда, не ясно, кто экспериментировал. В конце мая 1991 года за аналогичные призывы была арестована В. Новодворская.

Весной и летом 1991 года в буржуазных СМИ стали заурядным явлением рассуждения о предстоящем государственном перевороте. Намекалось, что совершать его будут антисоветские силы. Но чаще политоракулы обещали «реакционный» переворот. Это очень походило либо на подсказку, либо на откровения по поводу собственных желаний.

Ждали, как манну небесную

На этом фоне выделяется заявление А. Яковлева после объявления о своём выходе из КПСС. 16 августа он обнародовал документ, в котором утверждалось, что «партийное руководство… ведёт подготовку к социалистическому реваншу, к партийному и государственному перевороту». Это было не гадание на кофейной гуще, присущее журналистам, не прозорливый прогноз. Это была точная информация человека, знающего реалии и сознательно адресующего её определённым силам.

Здесь кстати напомнить, что Яковлев, по многократным заявлениям Горбачёва, всегда был его ближайшим соратником и генсек всегда с ним советовался. Уже 30 августа, то есть после и этого заявления, и «ельцинского» государственного переворота, Горбачёв на заседании ещё не разогнанного Верховного Совета СССР предлагал образовать Совет безопасности, включив в него наряду с главами союзных республик, участвовавшими в ново-огарёвском процессе, А. Яковлева и Э. Шеварднадзе. При таких отношениях Яковлев должен был знать о готовящемся ГКЧП. Как вспоминает бывший член Политбюро Ю. Прокофьев, обсуждение концепции документов ГКЧП было ещё в апреле 1991 года. Причём проводил его М. Горбачёв, а внимал ему костяк будущих гэкачепистов. О том, что Горбачёв был организатором ГКЧП, говорил и Г. Янаев в беседе с автором этих строк.

Надо обратить внимание ещё на одно обстоятельство. Заявление о грядущем «партийном и государственном перевороте» было сделано А. Яковлевым в день публикации проекта Союзного договора, подписание которого было назначено на 20 августа. Как вспоминают все члены Государственного комитета по чрезвычайному положению, именно в этот день они пришли к выводу, что ждать больше нельзя.

Логично предположить, что заявление Яковлева о намечаемом перевороте было адресовано… обеим противоборствующим сторонам. Янаеву, Крючкову и их единомышленникам он напоминал, что время для действий, на которые они получили согласие Горбачёва, истекает. С другой стороны, это был сигнал антисоциалистическим силам, чтобы повысить их готовность. В отличие от Горбачёва Яковлев занимал более радикальную позицию. Он рассматривал действия, порученные Крючкову, Язову, Янаеву и их команде, как повод и для смены системы, и для обязательного запрета КПСС. Горбачёв же надеялся, что останется во главе перелицованной, отказавшейся от рабоче-крестьянской социальной базы, от марксистско-ленинской идеологии и социалистического курса партии — КПСС с некоммунистической программой, а потом, придёт время, и с другим названием.

Объективная заинтересованность антисоциалистических сил в «экстриме», в чём-то похожем на ГКЧП, сомнений не вызывает. Дело в том, что «подготовительный период» контрреволюции был практически завершён. Выяснялась и исчерпанность легальных способов смены общественно-политиче-ской системы. Требовался хотя бы повод для антисоциалистического государственного переворота. Требовался… ГКЧП. Контрреволюционные силы ждали его, как манну небесную.

В общем, ГКЧП в августовской контрреволюции был не детонатором. Это была скорее изготовленная по чужим (с иностранным клеймом) чертежам мина, которую готовые броситься вниз со скалы соколы должны были отважно установить в указанном месте. Но они не ведали, где бикфордов шнур, кто его подожжёт и когда до мины дойдёт огонёк, подпалённый чужой умелой рукой. Не случайно же, что почти все члены Государственного комитета по чрезвычайному положению одновременно вечером 19 августа поняли, что они проиграли, что они преданы. Видно, в это время потянуло с неожиданной стороны гарью от затлевшего шнура.

А миф о судьбоносной роли ГКЧП в разрушении СССР был придуман потом теми, кому он был выгоден. Давно известно, что громче всех орёт: «Держи вора!» — сам вор.