В Верховном суде РФ идет рассмотрение иска КПРФ о признании недействительными результатов выборов в Государственную думу РФ 2 декабря 2007 года. Одна из судебных баталий разгорелась вокруг приглашения свидетелей со стороны КПРФ. Это люди, ставшие непосредственными очевидцами грубейших фальсификаций на избирательных участках. Однако судья Верховного суда Н.Толчеев,  председательствующий на процессе, отказался от вызова 93 свидетелей, которых предложила пригласить КПРФ. Единственное «послабление» судья сделал в отношении члена Центральной избирательной комиссии от КПРФ с правом решающего голоса Е.И.Колюшина. Мы попросили Евгения Ивановича рассказать о том, как происходило выступление в суде.

– Какие коллизии сопровождали ваше приглашение в суд?
– Суд несколько раз отказывался от вызова меня в качестве свидетеля под предлогом того, что пункт иска «о бездействии ЦИК» суд рассматривать не будет. Однако под давлением аргументов судья был вынужден принять к производству вопрос «об уклонении ЦИК от принятия решений». Это практически то же самое, что и «бездействие», но в иной юридической форме. Вот в этой связи я и был приглашен. Кроме меня был приглашен г-н Иванченко – руководитель Центра избирательных технологий при ЦИК. 
– Как проходил ваш допрос в качестве свидетеля?
– Выступал я час с небольшим. Сначала судья долго предупреждал меня о том, что в рамках рассматриваемого вопроса я не могу давать оценок самому Центризбиркому или законодательству. Я должен был излагать только факты. Когда мне задавали вопросы, которые предполагали какие-либо оценки или какие-либо выводы, судья эти вопросы отводил. То есть я был не в праве давать характеристику выборам. При этом судья подчеркивал, что свои оценки я, мол, уже изложил в своем Особом мнении по итогам выборов и необходимости повторять их нет.
Вопросы задавали в основном представители КПРФ. Но и сторона ЦИК тоже задавала вопросы. Правда, их вопросы судья не раз отводил, ибо они задавали их «для галочки», чтобы показать, что они энергично работали на процессе.
– То есть ваши свидетельские показания максимально «заужались» до технических вопросов и суд не позволял вам высказаться по вопросам сущностным?
– Примерно так.
– А сам судья вопросы задавал?
– Практически нет. Дело в том, что у нас сейчас господствует принципиально иная по сравнению со временами СССР концепция поведения судьи. В Советском Союзе в основе суда лежало выяснение истины. Сам судья должен был выявлять суть случившегося. Ныне же доминирует принцип состязательности. То есть две стороны процесса соревнуются в том, кто сможет более убедительно представить свою версию событий. А  судья как бы стоит над схваткой.
– Как бы вы в концентрированном виде изложили суть вопросов к вам?
– Все ли делала Центральная избирательная комиссия для того, чтобы обеспечить законность выборов?
– И как вы отвечали на этот вопрос?
– Я сообщил суду, что на разных этапах избирательной кампании и применительно к ее разным участникам Центризирком вел себя по-разному. На этапе регистрации был очень жесткий контроль за качеством подписей и других документов. На этапе агитации ЦИК не обеспечил требуемого законом равного доступа партий к СМИ. На этапе подведения итогов голосования тоже было разное отношение к разным партиям.
Я сообщил, что было много жалоб, в частности, на неравноправный доступ к СМИ и что эти жалобы либо рассматривались неизвестным мне образом (в том числе и аппаратом ЦИК), либо они рассматривались в Рабочей группе по информационным спорам, но не самим ЦИК.
– Что представляла из себя эта Рабочая группа?
– В ее составе было 24 человека: 4 члена ЦИК, 4 сотрудника аппарата ЦИК и 16 представителей средств массовой информации. Разумеется, представителей оппозиционных СМИ в этой группе не было. Мы попытались добиться более сбалансированного состава за счет введения в нее руководителя Юридической службы ЦК КПРФ В.Соловьёва. Но нам было в этом отказано. По моему мнению, эта группа выступала в качестве громоотвода. Ведь в любом случае ее решения носили юридически лишь рекомендательный характер. Фактически вопросы решались большинством людей, не отвечающих за организацию выборов. А на заседаниях ЦИК эти вопросы не рассматривались.
Надо сказать, кстати, что у меня был очень ограниченный доступ к документам ЦИК. Если раньше мне предоставляли любые документы на основании устного запроса, то теперь даже письменные запросы «удовлетворялись» частично. Надо ведь понимать, что в ходе скоротечной избирательной кампании документы нужны ко времени, а потом необходимость в них теряется. Например, 5 декабря, сразу после выборов, я сделал запрос по ряду документов. И они нужны были мне до 8 декабря, когда ЦИК принимал решение о признании выборов действительными. Но до 8 декабря нужные мне документы я так и не получил. То есть на момент принятия ЦИК решения о признании выборов у меня как члена ЦИК был очень ограниченный объем документов – лишь по 6 субъектам Федерации.
– Очень странно, что жалобы по ключевому элементу избирательной кампании – по доступу к СМИ – рассматривались органом, в котором члены ЦИК составляли абсолютное меньшинство, а большинство представляли журналисты, в основном из государственных или проправительственных СМИ. Не противоречит ли это закону?
– Духу закона это, несомненно, противоречит. Но что касается буквы закона, то Верховный суд как раз и должен определить это. Между тем ЦИК упорно держится за эту модель. Ибо это очень удобно. Ведь ЦИК принимает рекомендации Рабочей группы по информационным спорам к сведению и на обсуждение всего состава Центризбиркома не выносит. То есть суть обсуждаемых нарушений остается в недрах Рабочей группы и не становится предметом гласности. Более того, если нет решения ЦИК, то нет и возможности для оппозиции обратиться в Верховный суд. Для Верховного суда это тоже удобно, ибо избавляет его от необходимости вмешиваться в избирательные дела. Все претензии по выборам сейчас сваливаются на районные и областные суды. Так что такая модель удобна для многих. Кроме избирателей, чьи права на получение достоверной информации об участниках выборов нарушаются.
– А как аргументируют в ЦИК явное и откровенное неравенство возможностей участников выборов на доступ к СМИ?
– Все зависит от методики оценки. Оппоненты КПРФ берут исключительно официальную предвыборную агитацию. То есть те минуты рано утром, в середине рабочего дня  или поздно вечером, которые официально предоставляются для агитации. Тут, мол, все в порядке. Но ведь это мизер по сравнению с тем объемом радио- и телеагитации, который получила «Единая Россия» за пределами официального времени, а также огромным объемом телерадиовещания о деятельности должностных лиц, которые являлись кандидатами в депутаты от «Единой России». Перевес в освещении предвыборных мероприятий «Единой России» над аналогичными мероприятиями КПРФ составлял 3–4 раза, а иногда и до 10 раз. Ясно, что ни о каком равноправии в доступе к СМИ говорить совершенно не приходится.
Одновременно оппоненты КПРФ с самым невинным видом заявляют, что у нас в России свободная пресса. Что она, мол, хочет, то и освещает. Вот, дескать, предвыборные мероприятия «Единой России» были интересные – их энергично показывали. А у КПРФ вроде бы ничего интересного не было. Суд поначалу хотел запросить данные независимого мониторинга освещения выборов. Но затем переменил свое мнение и пригласил г-на Иванченко – главу Центра избирательных технологий, который как раз и должен наблюдать за доступом к СМИ. Но этот Центр, работающий на средства Центризбиркома, занимался лишь незначительным сегментом официально выделенного времени. Да и то, насколько я понимаю, только до октября. Во всяком случае, мне были предоставлены данные только по октябрь.
– Какие еще вопросы затрагивались в ходе вашего выступления в суде?
– Я предоставил также показания о неправомерном изменении формы избирательного бюллетеня. Дело в том, что кто-то из правительственных политтехнологов незадолго до выборов усмотрел какую-то микроскопическую возможность того, что избиратель ошибется и проголосует вместо «Единой России» за КПРФ (их строки стояли рядом в бюллетенях). Поэтому было принято срочное решение провести черту посередине бюллетеня. Но это означало изменение его формы. Такое решение было принято 21 ноября, хотя форма бюллетеня была утверждена еще в мае. К концу ноября уже досрочно проголосовали миллионы  избирателей. И тут ЦИК волевым решением, уже в ходе голосования, меняет форму бюллетеня.
– А самый острый вопрос – о массовых фальсификациях на избирательных участках?
– Мне такого рода вопросы не задавали, ибо, как я уже говорил, изначально судья заузил спектр моих свидетельских показаний до фактов деятельности самого Центризбиркома. Суд отказался приглашать свидетелей – членов участковых избирательных комиссий и наблюдателей.
– Как относится руководство ЦИК к вашей особой позиции по выборам?
– Скажем так, без особой радости. После моего выступления в суде председатель ЦИК г-н Чуров приглашал меня на «воспитательную беседу». Интересовался, зачем я пошел в суд, хотя моя позиция уже зафиксирована в Особом мнении, утверждал, что если я и не получал вовремя нужные документы, то это лишь моя собственная вина (мол, действовал недостаточно энергично). И так далее…
– Как вы оцениваете работу «команды» КПРФ?
– Интересы КПРФ защищают как руководители партии, так и команда юристов КПРФ. Они действуют профессионально и энергично. Это внушает надежду на торжество справедливости