— В Интернете появилось письмо доктора исторических наук, руководителя Центра всеобщей истории РАН Александра Шубина. Он описал историю, которая приключилась с ним, его женой и вашим братом, 68-летним Николаем Николаевичем Тетекиным, на «Марше против палачей» 12 июня 2013 года. Хотелось бы знать, действительно ли он был избит на акции протеста?

Рукоприкладства в традиционном смысле этого слова не было — я имею в виду, когда наносят удары. Но физическое насилие применялось. К брату подошел некий полицейский и грубо потребовал: «Пошли!». Естественно, последовал вопрос: куда именно пошли, почему и зачем? Всякий нормальный человек начнет задавать такие вопросы, когда ему заявят — пройдемте! В ответ полицейский грубо схватил его за локоть и грубо толкнул так, что он упал.

Есть фотографии в Интернете, где он лежит под ногами у полицая, с искаженным от боли лицом. Затем его подхватили под руки и потащили к автозаку. При этом его практически плашмя протащили по луже.

Избиением это все не назовешь. Но то, что это грубое насилие над личностью, вполне очевидно. От такого обращения и молодому придется не по себе, а тут человеку 68 лет! Как результат, резкий скачок артериального давления. Когда его запихивали за решетку, он уже находился в полуобморочном, полубессознательном состоянии. Тем не менее, его грубо кинули на пол, да еще пнули ногой, потому что дверь «автообезьянника» не закрывалась.

— Скажите, пожалуйста, а вы сами добивались его освобождения?

Нет. Полиция испугалась, когда остальные задержанные стали кричать, что человек находится в полубессознательном состоянии. Они побоялись, что может произойти инсульт или инфаркт, и человек умрет прямо у них на руках в результате их же действий.

Но квалифицированную помощь оказать они были не в состоянии. Сначала полицейские привели какую-то совершенно некомпетентную «медсестру». Единственное, на что она была способна, — обмахивать его каким-то листочком бумаги. Это при том, что по всем правилам обеспечения правопорядка на такого рода массовых мероприятиях полагаются присутствие и работа профессиональных медиков.

Медиков не оказалось, и какая-то сестра обмахивала его, изображая заботу. И только когда стало ясно, что состояние задержанного быстро ухудшается, полицейские соизволили вызвать скорую помощь, которая и настояла на госпитализации. Сейчас мой брат находится в 4-й городской больнице, в отделении кардиологии.

— В связи с этим возникает такой вопрос: у нас в обществе люди с «корочками» — депутаты, сенаторы, сотрудники МВД — могут больше, чем простые смертные. Вы — депутат Госдумы, и ваш брат столкнулся с подобным обращением. Что вы будете делать для того, чтобы эту историю не замяли? И будете ли вообще что-то делать?

Начнем с того, что тут, по моему мнению, мы имеем дело с грубыми нарушениями Закона «О полиции». По закону прежде всего полицейские, осуществлявшие задержание, должны были представиться. Потом объяснить причину задержания, а перед этим потребовать прекратить правонарушение (если уж они считали, что такое совершается).

Есть совершенно четкие процедуры пресечения противоправных действий. Они прописаны в Законе «О полиции. И полиция обязана исполнять законы. Если они в полицейской форме, это еще не значит, что они стоят выше закона.

В данном случае, на мой взгляд, был нарушен целый ряд положений Закона «О полиции» и ведомственных инструкций. Когда брат выйдет из больницы, мы с участием адвокатов сформулируем соответствующее обращение к генеральному прокурору и министру внутренних дел. Я намерен требовать служебного расследования деятельности полицейских в ходе акции 12 июня. И не только в отношении моего брата, но и других задержанных. В какой мере деятельность «правоохранителей»  соответствовала Закону «О полиции»? Это первое.

Но есть еще второе, очень важное обстоятельство. Как мне сказали потом остальные задержанные, когда я встречался с ними в полицейском участке, прошла команда полиции не допускать участия в демонстрации символики «Левого фронта».

— Я сама была там и удивилась, что нет флагов «ЛФ».

Полиция занималась систематическим вышибанием из рядов демонстрантов людей с символикой «Левого фронта». Мало того что эта символика не запрещена никаким судебным решением, и в этом смысле действия полиции были, на мой взгляд, противоправными. Но дело в том, что мой брат является активистом не «Левого фронта», а «РОТ Фронта». А это совсем другая политическая организация. Он шел с флагом «РОТ Фронта».

Хваленая московская полиция, судя по всему, не понимает разницы между двумя организациями. И у меня немедленно возникает вопрос: а как насчет «Народного фронта», который создал господин Путин? Его активистов тоже будут задерживать на демонстрациях только потому, что на флагах есть слово «фронт»?

— Конечно, их не будут задерживать.

Не скажите. Ведь эти самые «джентльмены» отреагировали на слово «фронт».

— Я думаю, они отреагировали на флаги. На подобных акциях привычно уже видеть красные с черным флаги. И ты уже знаешь, что это «Левый фронт».

У «Левого фронта» есть определенная символика. Если у них было указание пресекать использование символики «Левого фронта» (хотя, как я уже отметил, и противоправное) — так выполняйте это указание. При чем тут «РОТ Фронт»?

Это означает, что полицейские вышли за рамки приказов собственного начальства. Они схватили человека, который не имел никакого отношения к поставленной им задаче. Это говорит о вопиющей некомпетентности людей, которым поручено обеспечивать охрану общественного порядка.

И это усиливает сомнения в правомерности действий полиции 6 мая прошлого года. Нам сегодня говорят, что они — ангелы во плоти и действовали по инструкции. Но инцидент 12 июня свидетельствует о том, что полиция вполне может выйти за рамки не только собственных инструкций, но и закона.

— Адвокат Дмитрий Аграновский сказал нам, что вы были в СИЗО у Владимира Якименкова. Вы с ним встречались?

Да, дважды.

— Как, на ваш взгляд, он себя чувствует? Всем известно, что он там слепнет, и ему весьма тяжело.

Чувствует он себя, разумеется, не лучшим образом. Во-первых, стесненные условия пребывания: у него там маленькая четырехместная камера. Это даже хуже, чем общая. Там нет пространства для движения, это сильно давит. Но парень держится. Не особенно жалуется, скажем так. Говорил о том, что проблемы с глазами усугубляются.

— А есть ли вообще способ хоть как-то облегчить его жизнь, пока он в СИЗО?

И для Владимира Акименкова, и для другого политзаключеного, студента МГУ Ярослава Белоусова, которого я тоже несколько раз посещал в СИЗО, крайне важна морально-политическая поддержка. И Акименков, и Белоусов получают массу писем, в том числе от незнакомых людей, которые выражают им свою поддержку. Это для них крайне важно. И демонстрация 12 июня наряду с прежними акциями поддержки заключенных тоже для них очень важна.

Я бы привлек ваше внимание к тому факту, что Дмитрий Аграновский, адвокат Акименкова и Белоусова, является кандидатом в члены Центрального комитета КПРФ. И в недавнем спецвыпуске газеты «Правда», в статье первого заместителя председателя ЦК КПРФ Ивана Ивановича Мельникова, тоже содержится упоминание о нашей солидарности, о нашей симпатии к узникам Болотной площади.

— Скажите, а какова судьба законопроекта об амнистии «болотных узников», который вносили Борис Кашин и Анатолий Локоть?

Я тоже являюсь соавтором этого законопроекта. Дело в том, что существует определенная парламентская процедура рассмотрения законопроектов. Он должен пройти юридическую экспертизу, получить заключение правительства. В конечном счете законопроект должен попасть на Совет Думы, который и решит, когда вставлять его в повестку дня. Но, поскольку до окончания работы осталось лишь несколько заседаний, значит, в весеннюю сессию он уже не попадает. Вернемся к этому вопросу осенью.

— А что вы думаете по поводу «болотного процесса»?

Особых иллюзий у меня нет. Здесь, на мой взгляд, будут действовать не правовые механизмы, а политические. В западной политологии и в западных оценках часто упоминается слово «запугивание» — intimidation. В нашем лексиконе это слово практически не употребляется. У нас говорят об избиениях, о заключении и так далее. Но есть еще такая опасная штука, как запугивание. У нас это воспринимается как нечто само собой разумеющееся, однако это — элемент репрессивных действий.

И в случае с обвиняемыми по «болотному делу» мы сталкиваемся с запугиванием общества в целом. Людям вбивается в голову, что любой выход на демонстрацию, даже санкционированную, может закончиться уголовным преследованием и вполне реальным тюремным сроком.

Лично я думаю, что те, кто проходит по «болотному делу», невиновны. Никаких массовых беспорядков там не было. То, что происходило 6 мая 2012 года на Болотной площади, не является, на взгляд многих экспертов, беспорядками в строго юридическом смысле слова.

Это было рядовым столкновением демонстрантов с силами правопорядка, которые чуть ли не каждый день случаются в европейских столицах. И там никаких громких судебных процессов с многомесячными заключениями фигурантов не бывает.

Речь в данном случае идет не о том, чтобы выявить виновников возможного преступления, а примерно наказать участников — дабы другим неповадно было. Боюсь, именно этот сценарий и будет разыгрываться. У меня нет особых надежд на нынешний российский суд.

— Как вы думаете, почему во всем мире левые идеи набирают популярность, а в России это пока не так?

А почему вы решили, что в России это пока не так? У нас что, есть независимые оценки общественного мнения?

— Да по себе сужу. Я сама — человек левых взглядов, и что-то немногие разделяют мою точку зрения.

Просто у нас более сложная траектория. У нас левые взгляды были отчасти дискредитированы несовершенством модели социализма, которая существовала в нашей стране до 1991 года. Ясно, что это был первый в истории человечества опыт строительства социализма — причем в очень тяжелых исторических условиях. Поэтому ошибки и просчеты вполне объяснимы.

Но это не значит, что левая идея утратила популярность. Мир в целом все больше левеет. И в России этот процесс только начинается, по сути дела. Начинается отрезвление от рыночной эйфории.

В начале 90-х годов, если помните, бытовал «пещерный антикоммунизм». Слова «коммунизм» и «социализм» рядовым обывателем воспринимались в штыки. Дело доходило до грубых оскорблений.

А сейчас мы переходим от враждебности к нейтрально-дружественной позиции. Это очень важный и в историческом плане очень скоротечный процесс. Пусть это не выражается в массовом вступлении в левые партии, однако я не сомневаюсь, что в молодежной среде есть симпатии к опыту Советского Союза, к социализму.

КПРФ получает наиболее активную поддержку в университетских городах, в научных центрах. То есть умные люди голосуют за КПРФ. Я глубоко убежден, что молодежь у нас умная, а это значит, что левые идеи постепенно проникают в ее среду.

— Смотрите, 6 мая на Болотной площади были разные партии и движения. Однако их вожди на свободе, а закрывают именно «Левый фронт» и, соответственно, Удальцова. Возможно, власть понимает, что левые движения способны составить ей конкуренцию?

Естественно, понимают. Не Кудрина же им закрывать в «обезьяннике», хотя тот и попытался сделать себя одним из лидеров оппозиционного движения. С господином Кудриным, Немцовым и прочими каспаровыми нынешняя правящая группировка одной крови. Это одна классовая структура. Просто это различные отряды одного правящего класса. А ворон ворону глаз не выклюет. И предполагать, что они потащат в кутузку людей типа Немцова, абсурдно — ведь они политические родственники. Это патроны одного автомата — они взаимозаменяемы. Сегодня Кудрин и Немцов в оппозиции, а завтра они в правительстве. Никто бы этому не удивился. И нелогично предполагать, что они могут стать жертвами политической репрессии.

А вот левопатриотические силы — реальная опасность для нынешнего режима. И они и становятся жертвами репрессий.