Как вступить в КПРФ| КПРФ в вашем регионе Eng / Espa

Путин и aпельсины

Два неприятных для российской власти кризиса породили среди ее оппонентов бурное ликование, потирание рук и взаимное ободрение друг друга: переворот на Украине и январский "льготный бунт".

С.Черняховский
2005-02-25 11:39

Первое, действительно, оказалось ударом по тем намекам на реинтеграционную политику, которые проявлялись в поведении российской власти на постсоветском пространстве.

Второе – поставило под вопрос стабильность и устранение раскола в обществе, которые, как казалось, утвердились с приходом Путина на пост президента России.

Вместе – они были восприняты опальными элитными группами как заря их будущего реванша, как оранжевое зарево российской апельсиновой революции. Вопрос "возможна ли в России оранжевая революция?" стал, с одной стороны, риторической формой другого вопроса: "а когда в России произойдет оранжевая революция?", а, с другой, – лег в основу многочисленных опросов экспертов и профессионально экспертных обсуждений.

Ожидание оранжевой зари многими членами сообщества и представителями политического класса стало тождественно ожиданию смены курса и поражения Путина.

Следует констатировать, что это не только не одно и тоже, это вещи разнонаправленные, разнознаковые.

Что такое оранжевая (розовая и т.д.) революция? В геополитическом смысле слова это, по сути, свержение, по отработанной и известной технологии, относительно пророссийской части элиты оголтело антироссиссийской – это было в Сербии, в Грузии, на Украине, планировалось в Белоруссии.

В собственном, т.е. сугубо украинском смысле этого слова – это государственный переворот, в котором сошлись крайне разнородные составляющие. С одной стороны, часть украинского бизнеса, связанного, в основном с разворовыванием национальной экономики, и поднявшего мятеж против того, что в России принято называть "отечественными производителями" – против промышленных "олигархов" Востока, опиравшихся на крупное промышленное производство.

С другой стороны, это остатки политической элиты 90-х годов, пришедшие к банкротству, порожденные режимом Кучмы и ставшие оттесняться от власти новыми группами, освоившими свои сектора и стремившимися упорядочить экономику Украины.

С третьей, – это мятеж западенских националистов против интеграции с Россией, поддержанный европейскими политическими структурами и частью американских.

С четвертой, это раздражение значительной части общества кучмовским беспределом и коррупцией, недовольство той самой политической элитой, которую, с одной стороны, и начали вычищать из власти в последние два года, а, с другой, – которая и стояла за оранжевым мятежом.

Наконец, в еще более широком смысле контекста новейшей истории, оранжевая революция – это, как бы парафраз "бархатных революций" конца 80-х годов в Восточной Европе.

Последние события, с одной стороны, были связаны со стремлением социалистических обществ к переменам, с другой стороны – были инициированы и поддержаны (это почти на сто процентов очевидно сегодня) советскими спецслужбами по приказу Горбачева, который, вслед за нарастанием его провалов во внешней и внутренней политике, стремился устранить более эффективные режимы в других странах социализма. Власть Чаушеску, скажем, казалась незыблемой, пока осенью 1989 года он не выступил с обращением к коммунистическим партиям с призывом провести международное совещание и дать межпартийную партийную оценку деятельности Горбачева.

С третьей стороны, эти события, относительно прошедших в этих странах ранее социалистических революций были контрреволюциями, направленными на восстановление предреволюционных порядков.

Можно без труда убедиться, что какая-либо конфигурация сил, подобная описанным выше, сложится в России не может, в силу просто абсолютно иной ситуации.

Не может, в сложившихся условиях, послужить основой такого переворота требование "скорейшей интеграции в Европу", возглавленное либеральными группами и поддержанное широкими слоями населения.

Не может сложиться такое положение вещей, когда элитные группы 90-х, оттесненные сегодня от власти, наберут достаточное для оспоривания итогов выборов количество голосов и, при активной поддержке русских фашистов и повышенной активности уставшего от нынешней власти общества, смогут заблокировать деятельность власти.

Не будет такого положения, когда требование возврата к допутинским временам станет основой сколь-нибудь массового движения. Может быть, настанет день, когда значительная часть общества и примет лозунг "Путин хуже Гитлера" (в чем стоит усомниться), но уж что широкие массы никогда не поверят, что "Путин – хуже Ельцина" – такого не будет никогда. Или, во всяком случае, Путину еще много над этим предстоит поработать. Хотя, для собственно политического класса – он явно хуже.

Другое дело, если озвученный ранее вопрос понимать предельно условно: возможна ли ситуация, в которой недовольство Путиным разными группами элиты и социальное недовольство его реформами со стороны масс сойдутся вместе и достигнут такого градуса, когда гражданский протест станет массовым, властный аппарат начнет метаться и предавать саму власть и капитулирует перед этим массовым протестом прежде, чем Путин – или его наследник, осознает эту капитуляцию.

В такой, предельно условной постановке – возможно все. И турецкий султан может стать римским папой – если предварительно примет католичество и изберет путь священника, писал Гегель.

Но, при такой предельно общей постановке вопроса – причем тут разговор об "оранжевой революции"? Это вопрос о том, возможна ли в России революция в принципе в нынешних условиях. Вообще, при определенных обстоятельствах, – возможна. Как, впрочем, всегда и везде… при определенных обстоятельствах.

Но, только, эта революция, в принципе, может быть какой угодно, но не "розовой" и не "оранжевой".

Оранжевая революция – это вполне конкретный политический и исторический акт. У российского общества популярностью не пользующийся. Прежде всего, потому, но не только, что он воспринимается как антироссийское явление.

Недовольство Путиным в обществе имеет место по двум векторам. С одной стороны, это давнее недовольство Путиным прежних элитных групп. С другой стороны, это социальное недовольство экономической политикой Путина, связанное как с затянувшимся периодом ожидания исполнения надежд, так и с нынешними реформами. Теоретически эти два недовольства могут соединиться в одно. Но недовольство это еще достаточно далеко от "революционного" барьера. Может быть, оно его достигнет, а может быть, и нет.

Но оно не примет всего того, что сегодня пытается повернуть его в русло реставрации предыдущего периода.

Оно не примет СПС, как претендента на вождя. Потому, что никогда не забудет Гайдара и 92-й год.

Оно не примет оранжевого знамени. Потому, что полагает, что в Донбассе живут почти такие же русские, как и в Москве, а на Львовщине – "бендеровцы", память о которых не уступает памяти о басмачах и гитлеровцах.

Оно не примет ни Горбачева, ни Ельцина, как антитезу Путину. Если Путина и разлюбят – то потому, что признают его равноценным в ряду Горбачев-Ельцин. Но разлюбить его за то, что он такой же, как Ельцин и полюбить вместо него Ельцина или людей его призыва – до такой шизофрении даже российское расколотое сознание не доберется.

Любое противопоставление "оранжевых" Путину – будет делать его сильнее, потому, что он "неоранжевый".

Любое противопоставление Путину Ельцина – будет делать Путина сильнее, потому, что будет доказывать, что он "не Ельцин".

Чем больше Горбачев будет укорять Путина, что тот не оправдывает его надежд – тем больше общественное сознание будет видеть в этом достоинство Путина. Потому, что для массового сознания, человек, который "оправдает надежды Горбачева" – это для страшного сна, а не для политического выбора.

Чем больше Немцов будет критиковать российскую действительность и курс Путина как советник Ющенко, тем больше он будет топить политические шансы СПС в будущем страны, и тем примирительнее общество будет относиться к Путину.

Это общая беда российских либералов. Они всегда хотели говорить не о том, что наболело у общества, а о том, что наболело у них самих, принимая свои рафинированные интересы за интересы всего общества.

Чем больше они будут пугать власть оранжевой революцией, тем меньше шансов, что в России будет какая-либо революция.

Поэтому, возвращаясь к исходно поставленному вопросу "Возможна ли в России оранжевая революция?", приходится ответить: "Это единственная революция, которая в России невозможна".

Администрация сайта не несёт ответственности за содержание размещаемых материалов. Все претензии направлять авторам.