Журавль победы казался немцам синицей в руках

На что рассчитывали Гитлер и его генералы, нападая на Советский Союз? Ответ на этот вопрос можно найти в воспоминаниях Гудериана: «Верховное командование думало сломить военную мощь России в течение 8—10 недель, вызвав этим и ее политический крах. Оно было так уверено в успехе своей безумной затеи, что важнейшие отрасли военной промышленности уже осенью 1941 года были переключены на производство другой продукции. Думали даже с началом зимы вывести из России 60—80 дивизий, решив, что оставшихся дивизий будет достаточно для того, чтобы в течение зимы подавить Россию». Вестфаль писал в таком же духе: «Гитлер рассчитывал, что Красная Армия быстро развалится. Уверенный в своей победе, он даже приказал сократить объем продукции военной промышленности».

В начале войны политическое и военное руководство Германии откровенно торжествовало. 3 июля Гальдер написал: «Не будет преувеличением, если я скажу, что кампания против России была выиграна в течение 14 дней».

4 июля Гитлер самоуверенно заявил, что практически СССР уже проиграл войну. К концу сентября он дал указание главному командованию сухопутных войск подготовиться к расформированию 40 пехотных дивизий, чтобы использовать эту рабочую силу в промышленности. 9 октября он громогласно провозгласил: «Я говорю об этом только сегодня потому, что сегодня я могу совершенно определенно сказать: этот противник разгромлен и больше никогда не поднимется».

Оценки наших возможностей выстоять в войне с Германией, которые были даны иностранными военными и политическими деятелями, мало отличались от заявлений Гитлера и его окружения. Британский объединенный разведывательный комитет 9 июня 1941 года предсказал, что Германии для захвата Украины и Москвы «потребуется от трех до шести недель, после чего наступит полный крах Советского Союза». Начальник имперского генштаба Дж. Дилл полагал, что «с русскими будет покончено в течение шести-семи недель». Британский посол С. Криппс заявлял: «Россия не устоит перед Германией дольше трех или четырех недель».

23 июня военный министр США Г. Стимсон предположил, что немцы будут заняты войной с СССР «минимум один и максимум три месяца». Морской министр Ф. Нокс считал, что Германии потребуется для разгрома России «от шести недель до двух месяцев». Черчилль констатировал: «Почти все авторитетные военные специалисты полагали, что русские армии вскоре потерпят поражение и будут в основном уничтожены. Президента Рузвельта сочли очень смелым человеком, когда он в сентябре 1941 года заявил, что русские удержат фронт и что Москва не будет взята. Замечательное мужество и патриотизм русского народа подтвердили правильность этого мнения».

Многим на Западе в 1941 году казалось, что победа уже полностью в руках Гитлера, что СССР должен был по примеру ряда «цивилизованных» европейских народов проявить здравомыслие, послушно поднять руки вверх и смириться с немецкой победой и оккупацией. Им казалось, что всё рухнуло, ничто уже не может остановить чудовищного врага и спасти Советский Союз от окончательного краха.

Разгром близко подошедших к Москве немецких войск в декабре 1941 года был для иностранцев неожиданным «чудом». До сих пор многие чужеземцы не могут понять, что русское чудо скрывалось в душах наших людей, в их неистребимом желании быть непокоренными, отстоять свободу и независимость своей Родины. Наша победа была обусловлена высоким моральным духом народа, его непоколебимой стойкостью, великим патриотизмом и героизмом. Было проявлено огромное напряжение ума и воли, нравственно-духовных и физических сил в ходе трагически сложившейся борьбы, не дававшей, казалось бы, никаких оснований рассчитывать на успех. Но советский народ шаг за шагом приближался к победе.

Массовый героизм Красной Армии

Летом 1941 года вермахт, нанеся ряд тяжелых поражений Красной Армии, всё же не смог добиться решающих успехов. С первого дня войны она начала рушить пунктуально расписанные немецкие планы. 485 пограничных застав подверглись внезапному нападению, и ни одна из них не сдалась врагу. Многие бойцы попадали в окружение, но воевали до последней возможности. 41-я дивизия вместе с пограничниками пять суток удерживала Раву-Русскую. Серьезный удар по немецким войскам был нанесен в районе Перемышля. Захваченный неприятелем в ночь на 23 июня, он был освобожден 99-й стрелковой дивизией и удерживался до 28 июня.

Советские войска целый месяц героически обороняли Брест. В одном из помещений казармы Брестской крепости после войны обнаружили надпись: «Нас было трое, нам было трудно, но мы не пали духом и умрем как герои. Июль.1941». На кирпичной стене Брестской крепости были выбиты слова неизвестным солдатом: «Я умираю, но не сдаюсь. Прощай, Родина. 20 июля 1941 года». Эта надпись была сделана на 29-й (!) день войны.

Писатель С.С. Смирнов, тщательно расследовав многие неизвестные факты обороны Брестской крепости, в газетных публикациях, а затем в своей книге «Брестская крепость» воздал должное многим героям. Среди них — отважный командир 44-го стрелкового полка П.М. Гаврилов, до конца выполнивший свой воинский долг, попавший в бессознательном состоянии после взрыва снаряда в плен 23 июля 1941 года. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 30 января 1957 года за героизм и мужество ему было присвоено звание Героя Советского Союза. Такое же звание получил пограничник лейтенант А.М. Кижеватов, несколько раз раненный, но продолжавший сражаться с врагом, ушедший взрывать мост и героически погибший. Его мать, жена, трое маленьких детей попали в плен в 1942 году и были расстреляны гитлеровцами. В книге С. Смирнова отражено героическое поведение полкового комиссара Е. Фомина, попавшего в плен и расстрелянного немцами, командира батальона 125-го стрелкового полка В.В. Шабловского, комсорга С.М. Матевосяна, капитана И.Н. Зубачева, умершего в плену в 1944 году, секретаря комсомольской организации штаба 84-го полка А.М. Филя, воспитанника полка четырнадцатилетнего храбреца Пети Клыпы и других защитников крепости.

Героически бились с врагом миллионы советских людей. «Войска 3-й танковой группы, — писал в июле 1941 года генерал Г. Гот, — понесли большие потери. Моральный дух личного состава подавлен… Противник появляется повсюду и ожесточенно обороняется». Гудериан в работе «Опыт войны с Россией» писал, что русские генералы и солдаты «не теряли присутствия духа даже в труднейшей обстановке 1941 года».

Генерал Блюментрит поражался тем, с чем встретилась немецкая армия в России: «Поведение русских войск даже в первых боях находилось в поразительном контрасте с поведением поляков и западных союзников при поражении. Даже в окружении русские продолжали упорные бои». Гальдер в первые недели войны записал в «Военном дневнике»: «Следует отметить упорство русских соединений в бою. Имели место случаи, когда гарнизоны дотов отказывались сдаваться в плен, взрывали себя вместе с дотами». Офицер 18-й танковой армии вермахта с тревожным удивлением зафиксировал: «Несмотря на то, что мы продвигаемся на значительные расстояния, нет того чувства, что мы вступили в побежденную страну, которое мы испытали во Франции. Вместо этого — сопротивление, сопротивление, каким бы безнадежным оно ни казалось».

Можно ли как-то согласовать эти красноречивые показания немецких генералов и офицеров и многие приведенные выше факты с подлыми измышлениями Иващенко о том, что «миллионные массы бойцов и командиров перешли к немцам с оружием в руках»?

Более 400 советских воинов закрыли амбразуры дотов своими телами, спасая от смертельного огня товарищей. Более семидесяти из них — до Александра Матросова. Алексей Очкин после такого подвига остался в живых, врачи спасли его. Он написал автобиографический роман «Амбразура», в котором объяснил поведение своего героя. Накануне 60-летия Победы английская газета «Обсервер» признала: «Мощь самой сильной армии мира была истощена и, наконец, сломлена самопожертвенными подвигами русских солдат».

Немцы не смогли уничтожить главные силы Красной Армии западнее Днепра, что было основной целью плана «Барбаросса». Они окружили ряд советских дивизий, но те и в окружении продолжали отчаянно сражаться. Наши солдаты, ведя неравные бои с врагом и даже зная, что они наверняка погибнут, бились до последней возможности, твердо веря, что Россия победит. Без этой святой веры мы бы не победили.

Д. Бедного в 1938 году исключили из партии и Союза советских писателей (в партии его восстановили только после смерти — в 1962 году). За две недели до войны на встрече с читателями в Кимрах, как я помню, А. Фадеева спросили: «Что сейчас делает Д. Бедный?» Немного подумав, суховато официально, но с оттенком горечи он ответил: «Демьян Бедный что-то пишет, его никто не печатает. Живет он на то, что продает книги из своей библиотеки». Началась война — и его стихи снова появились в центральных изданиях. В ноябре 1941 года он писал:

Пусть приняла борьба

опасный поворот,

Пусть немцы тешатся

фашистскою химерой,

Мы отразим врагов. Я верю

в свой народ

Несокрушимою

тысячелетней верой.

9 июля 1941 года «Красная звезда» сообщила о героическом поединке командира 45-миллиметровой пушки сержанта Ивана Панфилёнка с немецкими танками. 25 июня 1941 года — в день своего двадцатилетия — он в районе города Луцка подбил 11 немецких танков, а всего его орудие уничтожило 17 танков. Три других орудия из его батареи, вставшие на пути трех танковых дивизий врага, подбили 30 танков, но были уничтожены вместе с расчетами. Оставшись один, сержант вел огонь около часа. Он был тяжело ранен. Но продвижение танковых дивизий было задержано на сутки.

В шести километрах от Могилёва, по Бобруйскому шоссе, стоит на кургане часовня, у дороги указатель: «Мемориальный комплекс «Буйничское поле». Здесь 388-й полк под командованием полковника Кутепова 12 июля 1941 года уничтожил 39 вражеских танков. Это поле стало в истории Великой Отечественной войны символом обороны Могилёва, которая задержала прорыв немецких войск к Москве. Могилёв держался 23 дня. В областном музее хранится записка, найденная через 20 лет после окончания войны в проржавевшем корпусе мины: «Нас осталось в живых три человека — Михаил Фастин из Ленинграда, я с Донбасса и Владимир из Житомира. Прощайте, товарищи! Умираем, но не сдаем…» Последнее слово не дописано, оборвалось с их жизнью.

17 июля 1941 года у моста через речку Добрость вблизи деревни Сокольничи молодой артиллерист Николай Владимирович Сиротинин добровольно вызвался прикрыть отход наших войск. Из замаскированного в кустах орудия он расстрелял идущую на 476-м километре Московско-Варшавского шоссе колонну немецких танков и пехоты. «Его ранило еще в начале боя, и он вел огонь, истекая кровью… В соседнем березовом лесочке немцы рыли 57 могил для убитых в этом поединке с русским артиллеристом». Офицер 4-й танковой дивизии Ф. Хенфельд отметил в своем дневнике речь немецкого полковника, по приказу которого «четверо офицеров опустили в свежевырытую могилу тело героя… Полковник перед могилой говорил, что, если бы все солдаты фюрера дрались так, как этот русский, мы завоевали бы весь мир. Три раза стреляли залпами из винтовок».

Генерал Лукин

Диссидент Ж. Медведев, плохо знающий историю России, нашел, что в 1941 году Красная Армия действительно героически «обороняла лишь города, которые имели какую-то символическую историческую русскую военную славу: Брест, Одессу, Севастополь, Ленинград и Москву. Киев, Минск, Смоленск, Вильнюс, Рига и многие другие сдавались без боя». Он странно разделил города.

Наши войска свыше двух месяцев стойко защищали Одессу, но ошибочно думать, что её историческое прошлое было более славным, чем история «матери городов русских» Киева, за который в 1941 году тоже шла жестокая битва. Нельзя понять, почему Смоленск отнесен к городам без «исторической русской военной славы». Как показал И. Стаднюк в романе «Война», Сталин, узнав, что немцы вошли в Смоленск, возмущенно сказал: «Это не город, а памятник! Слава русского воинства! Триста с лишним лет назад поляки два года не могли взять Смоленск! Наполеон обломал о него зубы! А красный маршал Тимошенко позволил врагу взять Смоленск…»

Ж. Медведев глубоко ошибается, заявляя, будто Смоленск сдали врагу без боя. За обладание этим городом два месяца шло сражение, в ходе которого, как вспоминал Г. Жуков, «войска Красной Армии, жители города и его окрестностей проявляли величайшую стойкость. Ожесточенная борьба шла за каждый дом и улицу, за каждый населённый пункт». 2 июля 1941 года К. Симонов, проехав через Смоленск, отметил: «В тот вечер я почти не увидел в Смоленске разбитых бомбами зданий. Но несколько центральных кварталов было выжжено почти целиком. И вообще город был на четверть сожжен. Очевидно, немцы бомбили здесь главным образом зажигалками». 10 июля германские войска подошли к городу, началось Смоленское сражение, которое длилось два месяца и закончилось 10 сентября.

Задержка немецкого наступления в районе Смоленска стала важным стратегическим успехом наших войск. Большую роль в этом сыграла 16-я армия, которой командовал генерал-лейтенант Михаил Фёдорович Лукин. Он родился 18 ноября 1892 года в деревне Полтухино Погорелов-Городищенского района Калининской области (ныне Зубцовского района Тверской области) в семье крестьянина. Из его автобиографии: «Семья отца состояла из десяти человек. Семь человек детей. В хозяйстве были три десятины земли, одна лошадь, одна корова, одна свинья и несколько овец. Своего хлеба не хватало, а потому отец на лето, а иногда и на зиму уходил на заработки». Самому Михаилу пришлось начать трудовую деятельность в 14 лет. Окончив училище в деревне, он поступил в городе Торжке в учительскую семинарию.

Однако большие материальные затруднения вынудили его уйти с первого курса и уехать в Питер. Там он работал «трактирным мальчиком», официантом в ресторане, продавал мороженое в Царском Селе. Жизнь в крестьянской семье, где Михаил Фёдорович с ранних лет приучался к труду, и последующие нелегкие трудовые «университеты» в Питере способствовали закалке его стойкого характера, умеющего преодолевать жизненные невзгоды. В 1913 году его призвали в царскую армию, в 1916-м он окончил 5-ю московскую школу прапорщиков, стал офицером (поручиком), командовал ротой, на фронте воевал до ноября 1917 года, был награжден орденом Святого Владимира 4-й степени, орденом Святой Анны 4-й степени, орденом Святого Станислава 3-й степени.

В 1918 году М. Лукин пошел добровольно в Красную Армию, в том же году окончил курсы разведчиков при Полевом штабе РККА. Он вступил в ряды ВКП(б) в 1919 году. Во время Гражданской войны М. Лукин был помощником начальника штаба дивизии, командиром полка и бригады, затем начальником штаба дивизии. За умелое командование и мужество его наградили двумя орденами Красного Знамени.

Журавль победы казался После окончания в 1926 году курсов усовершенствования начальствующего состава при Военной академии имени М.В. Фрунзе Лукин служил на разных командных и штабных должностях. С 1939 года он — заместитель командующего войсками Сибирского военного округа. В 1940 году ему было присвоено воинское звание генерал-лейтенант. В том же году в Забайкалье по поручению командования он сумел быстро сформировать, хорошо обучить, сплотить 16-ю армию. В мае 1941 года в связи с нарастающей угрозой германского нападения был получен приказ о переброске 16-й армии в Киевский особый военный округ. Прибыв раньше своей армии на Юго-Западный фронт, он воевал сперва под Шепетовкой, где находились главные склады боеприпасов фронта. Здесь по своей инициативе он стал командовать наспех собранными частями. В книге «Так начиналась война» маршал И. Баграмян отметил: «Группа Лукина приняла на себя весь удар фашистских танковых и моторизованных войск, прорвавшихся на Острогско-Шепетовском направлении, и остановила их». Маршал удивлялся и восхищался тем, что группа со своими скромными силами целую неделю удерживала натиск фашистской лавины. Г. Жуков отмечал: «Семь дней Лукин сдерживал превосходящие силы врага. Между прочим, в сводках того времени сражавшиеся под Шепетовкой наши части именовались «Оперативной группой генерала Лукина»… Выиграть тогда у врага семь дорогих суток — это, конечно, было подвигом».

Сложившаяся обстановка заставила наше высшее командование перенаправить эшелоны с 16-й армией на Смоленско-Московское направление, где Красная Армия потерпела наиболее жестокие поражения. На Западный фронт отозвали и Лукина.

8 июля 1941 года он прибыл в Смоленск и возглавил его оборону. Здесь он снова принял под свое командование 16-ю армию, развернувшуюся северо-западнее Смоленска и в труднейшей обстановке вместе с 20-й армией сумевшую остановить продвижение вражеских войск.

Но вскоре обстановка на фронте резко изменилась. Немцы захватили Витебск, вышли к Днепру, Западной Двине, заняли Велиж, Демидов, Рудню, высадили крупные десанты под Духовщиной и Ярцевом. Части 16-й армии, развернутые северо-западнее Смоленска, стойко противостояли продвижению противника. Однако город оставался не защищенным с юга и юго-запада. Немецким войскам удалось в обход Смоленска нанести мощный удар, захватить Кричев, Починок, Ельню, Глинку, перерезать железные дороги, идущие на Рославль и Сухиничи. Вместе с тем с ходу завладеть Смоленском немцы не смогли. Мужество, самоотверженность, стойкость советских воинов сорвали замысел фашистского командования.

Героическая оборона Смоленска

Для обороны Смоленска генерал-лейтенант М. Лукин вместе с городскими органами власти спешно мобилизовал части местного гарнизона, смоленских ополченцев, сводный отряд из работников НКВД, батальон курсантов межобластной школы милиции. М. Лукин доложил маршалу С. Тимошенко: «129 с. д., составленная из сформированных отрядов, отступивших с фронта, и отдельных подразделений других дивизий, сейчас стала одной из наиболее устойчивых дивизий».

Войска 16-й и 20-й армий в июле 1941 года, героически сражавшиеся на подступах и в самом Смоленске с германскими войсками, попали в оперативное окружение северо-западнее города, но продолжали стойкое сопротивление. Всё же 16 июля немцы, имея значительное превосходство в силе, почти полностью захватили Смоленск, но развить свой успех не смогли. Сочетая упорную оборону с решительными контрударами, наши войска остановили наступление рвавшейся к Москве мощной военной группировки «Центр» и в жесточайших боях сдерживали её более двух месяцев.

8 июля германские генералы Браухич и Гальдер докладывали Гитлеру, что из 164 русских стрелковых соединений 89 уничтожены и только 46 — боеспособны. Но уже 23 июля Гитлер заявил Браухичу, что «в условиях упорного сопротивления противника и решительности его руководства от операций с постановкой отдельных целей следует отказаться до тех пор, пока противник располагает достаточными силами для контрудара». По словам К. Симонова, «между двумя этими цитатами, датированными одна восьмым, другая двадцать третьим июля, как раз и лежит первый этап ожесточенного Смоленского сражения, ход и итоги которого породили первые разногласия в германском верховном командовании».

Смоленское сражение включало в себя серию ожесточенных операций. Командование Красной Армии попыталось вернуть Смоленск. 18 июля начальник Генерального штаба отдал директиву «о проведении операции по окружению и разгрому противника в районе Смоленска… Однако создать условия для полного разгрома его духовщинской группировки не удалось». В журнале боевых действий войск Западного фронта за 19 июля записано: «129-я дивизия 16-й армии в течение ночи вела бой за Смоленск и к 6 часам утра овладела северо-западной частью города и аэродрома». Член Военного совета Западного фронта Н.А. Булганин доложил 20 июля Сталину: «В течение 17—18 июля в результате упорных боев отдельные районы города переходили из рук в руки. К утру 19 июля противник овладел большей частью города. Атакой наши войска 19 июля вновь заняли северо-западную часть города».

Полностью выполнить наступательный план Ставки войска Западного фронта не смогли: у немцев оказалось больше сил. 28 июля Смоленск пришлось оставить. «Известие о потере нами Смоленска было опубликовано только 13 августа, — писал К Симонов. — Но следует помнить, что почти весь этот и последующий период был связан с ожесточенными боями в районе Смоленска, конец которых и немецкие военные историки датируют только пятым — восьмым числами августа. Не только мы, но и немцы называют этот период сражением, подтверждая его важное значение в ходе всей летней кампании 1941 года».

Для снабжения, пополнения и отхода войск была единственная переправа через Днепр в районе села Соловьева в 15 километрах южнее Ярцева. В июле—августе военным комендантом Соловьевской переправы был Герой Советского Союза полковник А.И. Лизюков, много сделавший, чтобы враг не смог быстро захватить перешеек, через который отходили отрезанные от основных сил части нашей армии. Жестокие бои за Смоленск измотали и ослабили ударные силы группы «Центр», задержали врага на длительное время, что позволило советскому командованию подготовить новый оборонительный рубеж. Однако к концу июля противнику удалось захватить переправы через Днепр восточнее города, и наши сражавшиеся дивизии оказались в окружении.

В начале августа 1941 года 16-я и 20-я армии получили приказ прекратить оборону Смоленска и отойти на восточный берег Днепра. Группа генерал-лейтенанта К.К. Рокоссовского, в составе которой были и танковые части, и войска 16-й и 20-й армий, согласованным наступлением навстречу друг другу сумела прорвать кольцо окружения, выйти к Соловьевской и Радченской переправам.

3 августа началась труднейшая переправа. Установленные нашими саперами понтоны, по которым проходили люди и техника, постоянно подвергались артиллерийскому обстрелу, в воздухе господствовала немецкая авиация, беспрерывно бомбившая эти понтоны. К середине дня все мосты были уничтожены. Наши войска восстановили их только на следующий день, 4 августа, под покровом густого тумана. Переправившись на восточный берег южнее Ярцева, армии М. Лукина и П. Курочкина соединились с главными силами фронта, заняли линию обороны и удерживали эти позиции до октября.

Разгромить окруженные советские войска в районе Смоленска немцам не удалось. Германский генерал Г. Блюментрит уныло констатировал: «В районе Смоленска была окружена большая группа русских… И снова эта операция не увенчалась успехом. Ночью русские войска вышли из окружения и ушли на восток».

Командующий Западным фронтом маршал С. Тимошенко доложил в сентябре 1941 года в Ставку Верховного Главнокомандования: «Сковывание 20-й и 16-й армий стоило значительных сил группе армий «Центр», оно не позволило ей развивать успех из района Смоленска в направлении Дорогобуж, Вязьма и в конечном счете оказало решающее значение в воссоздании сплошного фронта советских войск восточнее Смоленска, который на два с лишним месяца остановил противника на Западном направлении». Эти армии отвлекли значительные силы немецких войск.

Задержка наступления врага на Московском направлении стала для советских войск крупным стратегическим успехом. Она позволила советскому командованию выиграть время для подготовки новых крупных резервов и осуществления оборонительных сооружений под Москвой. А. Василевский в книге «Дело всей жизни» констатировал: «Из оборонительных сражений советских войск, проведенных летом и осенью 1941 года, особое место занимает Смоленское сражение. Наряду с упорным сопротивлением, оказанным врагу в районе Луги и героической борьбой советских войск на Юго-Западном направлении, оно положило начало срыву «молниеносной войны» против Советского Союза, заставило врага вносить коррективы в пресловутый план «Барбаросса». И. Конев писал в воспоминаниях: «Смоленское сражение яркой страницей вошло в летопись Великой Отечественной войны».

5 августа 1941 года М. Лукина за отличное руководство нашими войсками и личную храбрость наградили орденом Красного Знамени. Василевский отметил: «Говоря о боях под Смоленском, нельзя не вспомнить героическую и трагическую судьбу генерала Михаила Фёдоровича Лукина. Личность этого неординарного человека представляет большой интерес. Его мысли, его чувства, его судьба позволяют нам лучше понять сложное переплетение российской истории в ХХ веке».

Признания немецких генералов

Немцы практически повсеместно встречали стойкое упорство Красной Армии. Наши войска задерживали противника на большинстве участков фронта на день-два больше, чем тот рассчитывал. Манштейн признал: дивизия «Мертвая голова» в июле в районе Себежа — Опочки «несла колоссальные потери… и после девяти дней три полка пришлось сводить в два». 5 августа 1941 года генерал Бранд доложил: «Деятельность артиллерии противника усилилась. Управление огнем улучшилось. Наши войска в один голос требуют увеличить эффективность борьбы с артиллерией противника».

Гальдер писал 3 августа 1941 года: «Великие Луки. Провал наступления объясняется тем, что 251-я и, по-видимому, 253-я пехотные дивизии оказались не готовыми к выполнению такой задачи. О наступлении на этом участке больше не может быть и речи. Мы вынуждены перейти здесь к обороне… Задача выхода к Торопцу должна быть снята». А вот запись от 5 августа: «Фюрер заявил…, что нынешнее развитие обстановки приведет, как и в прошлую мировую войну, к стабилизации фронтов». 11 августа: «То, что мы сейчас предпринимаем, является последней и в то же время сомнительной попыткой предотвратить переход к позиционной войне… В сражение брошены последние силы».

Немецкий генерал К. Типпельскирх, участник фашистского похода на восток, в своей «Истории Второй мировой войны» высоко оценил стойкость советских воинов: «Русские держались с неожиданной твердо-

стью и упорством, даже когда их обходили и окружали. Этим они выигрывали время и стягивали для контрударов из глубины страны всё новые резервы, которые к тому же были сильнее, чем это предполагалось… Противник показал совершенно невероятную способность к сопротивлению».

В начале войны из-за просчетов Сталина и высшего командования, из-за плохой выучки бойцов и офицеров мы терпели поражения, несли огромные потери, но вместе с тем наши солдаты мужественно сражались — иначе мы бы не победили. Участник боев 1941 года писатель И. Стаднюк «с полной убежденностью» утверждал, что «в тяжких неравных боях 1941—1942 годов Красная Армия заложила фундамент победы 1945 года». Маршал И. Баграмян говорил о первых месяцах 1941 года, что «это время было и самым героическим в ходе всей Великой Отечественной войны».

Эти мысли подтверждают признания немецких политиков и военачальников. Геббельс писал 1 июля 1941 года: «Русские обороняются отчаянно… Оказывают более сильное сопротивление, чем предполагалось сначала». 2 июля: «Сопротивление врага носит жестокий, отчаянный характер… Повсюду идут тяжелые, ожесточенные бои. Красный режим мобилизовал народ. К этому еще надо прибавить баснословное упрямство русских». 4 июля: «Однако русские сражаются очень упорно и ожесточенно».

Гальдер 26 июня записал: «Сведения с фронта подтверждают, что русские всюду сражаются до последнего человека». 4 июля: «Бои с русскими носят исключительно упорный характер». 11 июля: «Противник сражается ожесточенно и фанатически». 15 июля: «Русские войска сражаются, как и прежде, с величайшим ожесточением».

Бои в небе

В первый день войны советские летчики сбили более 200 немецких самолетов, совершили 16 таранов. Рано утром 22 июня 1941 года, через 25 минут после начала войны, лейтенант Иван Иванов таранил «Хейнкель-111» близ города Дубно. Посмертно ему было присвоено звание Героя Советского Союза. 22 июня 1941 года лейтенант Пётр Рябцев таранил над Брестом «Ме-109», сам благополучно приземлился на парашюте. Он погиб 31 июля 1941 года. По два тарана совершили 25 летчиков, а Герой Советского Союза А. Хлобыстов таранил врага трижды. Л. Жукова в книге «Выбираю таран» отметила, что 62 сокола воздушным тараном сбросили с неба самолеты со свастикой… 233 таранщика благополучно приземлились на своих машинах, 176 — с парашютом, 11 — пропали без вести. 216 героев погибли. Огненный наземный таран самолета «на скопление живой силы или боевой техники врага совершили 503 летчика. В первый день войны, за три дня до Николая Гастелло, — Пётр Чиркин. Более 10 героев чудом остались живы».

В сборнике А. Коваленко «Вершины мужества» трижды Герой Советского Союза Иван Кожедуб не понимающим мотива огненного тарана и считающим его «случайным падением на вражеские позиции» объяснял: «12 октября 1943 года меня подбили над территорией, занятой врагом. Нет, думаю, живым не сдамся. Умирать, так с музыкой! Выбрал самое большое скопление немцев и направил туда горящий самолет. Да. Решил повторить подвиг Гастелло. Но, к счастью, набегающим потоком воздуха пламя было сбито».

Музей школы № 3 имени Николая Гастелло в подмосковном посёлке Хлебниково разыскал одного из оставшихся в живых — огненного таранщика Сергея Колыбина. Он объяснил свой поступок просто: «Понял, что жребий мой таков — погибнуть. В плен — не хочу! Направил горящий самолет в самый центр вражеской переправы через Днепр. Пусть улетающие товарищи в полку и моим родным расскажут, как я погиб». Но воздушным потоком его выбросило, герой остался жив. Летчика наградили за подвиг орденом Ленина. Б. Ковзан четырежды победно ходил на таран, при последнем потерял глаз, но, даже получив увечье, продолжил воевать и сбивать врага в небе.

«Советские летчики игнорировали чувство самосохранения», — констатировал генерал люфтваффе В. Швабедиссен в книге «Сталинские соколы. Анализ действий советской авиации 1941—1945 гг.». Он сделал верный вывод: «Русские ВВС своей упорной решительностью и гигантскими жертвами (вспомним их тараны!) смогли предотвратить свое полное уничтожение и заложить предпосылки своего будущего возрождения».

В ночь на 8 августа 1941 года 12 наших бомбардировщиков ДБ-З, поднявшись с острова Сааремаа, прилетели к Берлину, обрушили на него бомбы и возвратились на базу. Немцы объявили, что их бомбили англичане, но те с насмешкой сообщили, что их самолеты в эту ночь отдыхали. До 4 сентября советская авиация свыше десяти раз бомбила Берлин, сбросив на него 311 тонн бомб.

В изданной в ФРГ книге «Мировая война 1939—1945 годов» сказано: «Потери немецкой авиации не были такими незначительными, как думали некоторые. За первые 14 дней боев было потеряно самолетов даже больше, чем в любой из последующих таких же отрезков времени. С 22 июня по 5 июля немецкие ВВС потеряли 807 самолетов всех типов, а за период с 6 по 19 июля — 477». По советским данным, с 22 июня по 10 июля были сбиты в воздушных боях 752 самолета врага и 348 уничтожены на аэродромах, всего — 1100. По германским данным, за первый неполный месяц боев немцы потеряли почти 1300 машин, а потери с начала войны по 31 декабря 1941 года составили 3827 самолетов.

22 июля 1941 года немецкая авиация начала ночные налеты на Москву, продолжавшиеся до ноября. В секретном донесении УНКВД от 23 июля 1941 года сообщалось: «В результате налета… в г. Москве и области… от бомб возник 1141 пожар, значительная часть которых своевременно ликвидирована». На подступах к столице и в боях над ней было сбито 278 самолетов. К 1 декабря 1941 года число самолетов у немцев на Восточном фронте сократилось с 4980 машин до 2830. Такое положение было и в танковых частях. В. Гончаров пишет: «Самым тяжелым для немцев были катастрофические потери танков... С июня по ноябрь 1941 года вермахт безвозвратно потерял 2326 танков (что больше трети всего парка) и около 800 бронемашин».

Черчилль так оценил героическую борьбу народов СССР против фашизма: «Когда 22 июня 1941 года пробил час их испытаний, они оказались гораздо сильнее, чем воображал Гитлер». Американец Ширер пришел к знаменательному выводу: «Нельзя не подчеркнуть одно обстоятельство: сколь ужасной ни была русская зима и сколь ни бесспорно, что советские войска оказались лучше подготовлены к ней, чем немцы, фактором, определившим исход сражения, явилась не погода, а ожесточенное сопротивление советских войск, их неукротимая воля не сдаваться».