Вопрос. Закончился визит в Россию президента США Обамы. Каковы ваши впечатления об итогах визита?

Ответ. Смешанные. Пока можно делать только предварительные выводы, поскольку многие положения достигнутых договоренностей не раскрыты до конца, нет ясной картины  и того, что происходило в ходе самих встреч и переговоров с Обамой российского руководства. Несомненно, однако, что визит проходил в конструктивном ключе. Обе стороны старались создать совместными усилиями впечатление, что период «перезагрузки» отношений наступает, что усиливавшееся в последние годы отчуждение между Россией и США будет приостановлено, что начнется конструктивный диалог, что обнаружилось много точек соприкосновения и что, одним словом, открываются неплохие перспективы для улучшения отношений. Этого ожидал от визита весь остальной мир. Это было нужно и нашему американскому гостю, и российскому руководству по внутриполитическим соображениям. Но каких-либо чудес и прорывов пока, кажется, не совершилось. Для этого отсутствовали реальные предпосылки в позициях сторон.

Вопрос. Какую цель ставил перед собой Обама, отправляясь в свой первый визит в Россию? Чего добивалась от него российская сторона?

Ответ. Обаме надо было показать, что его многочисленные заявления о переменах, которые он внесет в политику США, не остаются втуне. До сих пор у него это не совсем получалось. Разговоров и посулов оказывалось больше, чем конкретных дел. Это касается его визитов в Европу, на Ближний Восток, переговоров новой администрации с Китаем.  На российском направлении задача у него тоже была непростая. Москва нужна Америке для привлечения ее к решению целого ряда актуальных задач и их внешней политики. Руководствуясь здравой логикой, США должны были бы быть готовы «заплатить» за это соответствующую политическую и иную цену. Но в американские привычки это обычно не входит. Вот Обама и пытался, с одной стороны, выглядеть в глазах российских партнеров максимально конструктивно, а в глазах по-прежнему глубоко консервативной американской аудитории – достаточно твердым и даже жестким, чтобы его не объявили «слабаком». Надо признать, что, не скупясь на конструктивные высказывания, обещания и жесты, он мало что «отдал» в Москве, а получил вещи достаточно существенные.

Что до российской стороны, то, похоже, ей мало что удалось реализовать из тех позиций, с которыми она выходила на переговоры. А там, где что-то вроде бы и наклевывалось, ситуация после переговоров в достаточной мере не прояснилась, остается довольно зыбкой. Какие-то из российских требований были «сброшены», какие-то отодвинулись на задний план. Впрочем, такое происходит в наших делах с американцами не в первый раз. И надо сказать, что они достаточно развращены повторениями подобных ситуаций и в непреклонность и последовательность нашей позиции изначально не очень-то верят. Вот и сейчас в связи с переговорами Обамы в Москве некоторые обозреватели с издевкой пишут, что российская сторона, судя по ее поведению, сама не очень знает, чего она хочет и чего действительно всерьез намерена добиваться от США, кроме признания России равным партнером, великой державой, стоящей на одной доске с Америкой и т.п.

Вопрос. Вы говорите о «сбросе» позиций. Назовите примеры.

Ответ. Их достаточно много. Известно, в частности, что российская сторона при заключении новой договоренности на замену договора о СНВ, например, хотела решить вопрос о так называемом «возвратном потенциале» по ядерным боеголовкам. Американцы боеголовки сокращаемых стратегических ядерных вооружений не уничтожают, а отправляют на склады. Вернуть их и установить назад на платформы ракет-носителей особой сложности не представляет, так что сокращения их ядерных вооружений носят в известной мере условный характер. Нам не хотелось дальше мириться с таким неравноправным для нас положением. Тем не менее в «Совместном Понимании», принятом Обамой и   Медведевым, опять говорится о «предельных уровнях для стратегических носителей и для связанных с ними боезарядов».

Взгляните на п. 6 «Понимания», где сказано о влиянии на стратегическую стабильность межконтинентальных баллистических ракет и баллистических ракет подводных лодок. А где крылатые ракеты морского базирования – один из основных инструментов решения американцами стратегических задач в отношении их противников? Похоже, их опять нет.

Возьмите п. 9, где сказано, что «договор не будет применяться к существующей практике сотрудничества в области стратегических наступательных ядерных вооружений между одной из сторон и третьим государством». Речь тут явно о том, что в будущем договоре по-прежнему не должны учитываться ядерные вооружения союзников США по НАТО – Англии и Франции, а, возможно, и таких стран, как Израиль или Пакистан. Но в результате намечаемых сокращений ядерный потенциал России становится все более сопоставимым с ядерными потенциалами некоторых из них. Раньше, когда на советско-американских переговорах устанавливался баланс между 8–10 тыс. боезарядов на каждой стороне, теми же английскими или французскими ядерными силами можно было в конце концов ради достижения договоренности на время и пренебречь. А можно ли это делать сейчас?

Вопрос. В «Понимании» определена цель установить предельные уровни для стратегических носителей в диапазоне 500–1100 ед., а для связанных с ними боезарядов – в диапазоне 1500–1675 ед. Как вы можете прокомментировать эти цифры?

Ответ. Надеюсь, что они достаточно тщательно просчитаны нашими военными. Вопрос этот очень сложный. Причем сложность его увеличивается, чем ниже устанавливаемый уровень, поскольку необходимо сохранить и в будущем убедительный потенциал ядерного сдерживания после сокращения.

У нас с американцами имеется договор о стратегических наступательных потенциалах, вступивший в силу в 2003 году. Он разрешает сторонам в 2012 году иметь 1700–2200 боезарядов. Это число теперь по новой договоренности определяется в 1500–1675 ед., т.е. предусматривается понижение уровня на одну треть или одну четверть. По носителям же на будущее определен уровень в 500–1100 ед.

В реальности же, а не на бумаге, если    пользоваться американскими данными, то на январь 2009 г. у США было 1198 носителей и 2200 боезарядов, а у России – 816 носителей и 2–3 тыс. боезарядов. Таким образом, по сравнению с разрешенным договором 2003 года уровнем по боезарядам сокращение довольно скромное, а вот по носителям – более существенное, особенно если речь пошла бы о 500 носителях, да еще включая сюда ракеты-носители в неядерном сохранить и в будущем убедительный потенциал ядерного сдерживания после сокращения.

У нас с американцами имеется договор о стратегических наступательных потенциалах, вступивший в силу в 2003 году. Он разрешает сторонам в 2012 году иметь 1700–2200 боезарядов. Это число теперь по новой договоренности определяется в 1500–1675 ед., т.е. предусматривается понижение уровня на одну треть или одну четверть. По носителям же на будущее определен уровень в 500–1100 ед.

В реальности же, а не на бумаге, если    пользоваться американскими данными, то на январь 2009 г. у США было 1198 носителей и 2200 боезарядов, а у России – 816 носителей и 2–3 тыс. боезарядов. Таким образом, по сравнению с разрешенным договором 2003 года уровнем по боезарядам сокращение довольно скромное, а вот по носителям – более существенное, особенно если речь пошла бы о 500 носителях, да еще включая сюда ракеты-носители в неядерномоснащении. (Кажется американцы согласились с необходимостью учитывать носители стратегической дальности в неядерном оснащении наряду с ядерными носителями.)

Как известно, о сокращениях стратегических носителей «в разы» говорила наша сторона. Американские комментаторы склонны усматривать здесь подвох: поскольку, мол, русские из-за быстрого старения своего ракетного парка и недостаточного объема производства новых носителей будут неизбежно терять их во все возрастающем числе, так они и хотят заставить американцев пойти на адекватное сокращение своих средств. Вопрос, однако, не столь очевиден. Дело в том, что у нас может остаться парк, состоящий в основном из носителей с моноблочным боезарядом, а у американцев ситуация будет несколько другой. Помимо этого США имеют многочисленные средства передового базирования по периметру наших границ, которые способны решать стратегические задачи. Такой способностью наши средства с дальностью меньшей, чем стратегическая, не обладают. Добавьте сюда американские крылатые ракеты морского базирования, о которых сказано выше. Тут есть над чем задуматься, принимая решение о резком понижении уровня стратегических носителей на нашей стороне. Будем надеяться, что у нас сохранились еще кадры специалистов, способных правильно определиться по этому комплексу вопросов.

Вопрос. А как обстоят дела с американской ПРО? Российское руководство ведь настаивало на увязке этого вопроса с вопросом о сокращении стратегических ядерных вооружений.

Ответ. В «Понимании» есть  п. 5., где сказано, что будущий договор должен включать в себя положение о взаимосвязи стратегических наступательных и стратегических оборонительных вооружений. По поведению Обамы на совместной пресс-конференции создалось, однако, впечатление, что он не настроен на то, чтобы ставить сокращения стратегических наступательных ядерных вооружений в зависимость от решения вопроса об американской глобальной ПРО. Это вынудило нашего президента напомнить ему о п. 5. Не думаю, однако, что американцы согласятся изменить свою известную позицию по вопросу о дальнейшем развертывании ими  широкомасштабной ПРО. А это даже при равных с ними потолках по стратегическим ядерным вооружениям будет означать для нас фактическое неравенство, да к тому же все более нарастающий перекос ядерного баланса в их пользу. Этого они добивались еще со времен Рейгана с его «Стратегической оборонной инициативой», а затем уже, после ликвидации СССР, пойдя на полный разрыв договора по ПРО 1972 года. Они посчитали, что после того сокрушительного поражения, которое потерпела Россия в 90-е годы, никакой эффективной широкомасштабной собственной противоракетной обороны она создать уже не в состоянии, что позволит Америке выйти на монопольные позиции.

Взгляните на совместное заявление обоих президентов по вопросам ПРО. Интересный документ. В его тексте нет даже упоминания о ПРО. Речь только о сотрудничестве по «реагированию на вызовы распространения баллистических ракет», т.е. не о ядерном равновесии между нами, а лишь о развертывании элементов ПРО против третьих стран, проще говоря, против Ирана и КНДР. Но это ведь в чистом виде прежняя американская позиция: помогите нам надавить на Иран и Северную Корею, заставить их капитулировать, и тогда мы, может быть, и внесем кое-какие коррективы в свои планы применительно к Чехии и Польше. Для того чтобы сделать эту позицию более приемлемой для нас, говорят сейчас, что еще раз рассмотрят вопрос об эффективности предназначенных для развертывания там систем ПРО, о сроках развертывания, о возможностях взаимной информации и т.п. Но для России-то и ее безопасности дело не может сводиться к одной корректировке планов США в Чехии и Польше!

Вопрос. Но тогда зачем американцы согласились вписать в «Понимание» взаимосвязь стратегических вооружений и ПРО?

Ответ. Я бы не стал переоценивать этот факт. Помнится, они и в 1985 году под нашим сильным нажимом согласились, чтобы, наконец, возобновить переговоры по стратегическим вооружениям, рассматривать этот вопрос в комплексе с вопросом о ПРО и о средствах средней дальности. Согласились, но выполнять не собирались. Они часто так поступают. Тактика у них и в этом случае может быть довольно простая: провести форсированными темпами до конца 2009 г. переговоры по стратегическим ядерным вооружениям, просаботировать одновременно обсуждение вопроса об увязке с ПРО, а затем громко объявить, что согласованы серьезные сокращения опаснейших видов оружия массового уничтожения и что к их реализации мешают приступить русские, которые никак-де не хотят проявить гибкость по вопросам ПРО. Затем устраивается вселенский крик, их сателлиты и друзья, поддерживаемые многочисленными неправительственными организациями, а также добровольцами из рядов карасей-идеалистов, указывают пальцами на Россию, обвиняя ее во всех грехах, после чего Москва отступает в угоду интересам международной безопасности и благополучия человечества. Американцы при этом хихикают в кулак. Они добились того, чего хотели, укрепили свои военные позиции в ущерб нашей безопасности, да к тому же выглядят «белыми и пушистыми» по сравнению с нами.

Вопрос. А что по Ирану и Северной Корее?

Ответ. Иранский вопрос США намеренно загоняют в тупик, мешают заключению равноправного договора с Ираном по вопросу о мирном использовании в этой стране ядерной энергии, добиваясь смены существующего там режима. Бьюсь об заклад, что в тот момент, когда власть в Иране переменилась бы и встала на проамериканские позиции, весь базар вокруг ядерных программ в Иране и их якобы угрожающих последствиях для США, России, Европы тут же прекратился бы. Давно пора тем государствам, которые действительно не хотят ядерного вооружения Ирана, договориться с Тегераном о том, чтобы он принял соответствующие обязательства под строгим международным контролем. Иначе США действительно приведут дело к созданию Ираном собственного ядерного оружия или развяжут еще одну войну на Ближнем Востоке. Обратите внимание, что недавно американский вице-президент Байден взялся вслух рассуждать о том, что нанести удар по Ирану – это суверенное решение Израиля. По сути дела, это подстрекательство к войне. Этому пора решительно положить конец, а не подыгрывать и дальше нынешней бесперспективной и крайне опасной американской линии на то, чтобы заставить Иран попросту капитулировать. Это напрасные расчеты.

Вопрос. Но помимо СНВ и ПРО был достигнут целый ряд и других договоренностей. Как расценивать их?

Ответ. Есть совместное заявление о сотрудничестве в ядерной сфере. В нем присутствует абзац, что будет продолжена работа над вступлением в силу соглашения о двухстороннем сотрудничестве в области мирного использования атомной энергии. Наш Росатом очень добивается такого соглашения, а американцы в ответ на наши действия на Кавказе заблокировали его. Посмотрим, что теперь получится.

Есть, далее, совместное заявление по Афганистану, которое содержит много обещаний российской стороны по поддержке США, которые никак пока не могут добиться ни победы над талибами, ни прекращения производства наркотиков, ни стабилизации внутренней обстановки и укрепления режима Карзая. Думается, что такое положение в Афганистане сохранится еще долгое время и будет связывать возможности силовых действий американцев в других регионах, в частности на Ближнем Востоке. С этой точки зрения российское согласие задействовать транзитный маршрут через нашу территорию для доставки имущества и оборудования, в том числе военного, для США и их союзников в крупном политическом плане имеет смысл. Но, учитывая значение этой нашей уступки для США и предполагаемый размах транзита, возникает вопрос, что мы попросили и что получили взамен? К сожалению, ответ неясен. Создание двухсторонней Российско-американской президентской комиссии с ее многочисленными рабочими группами во главе с министрами и другими высокопоставленными лицами? Но мы уже имели комиссию Гор–Черномырдин, и результаты ее работы были далеко не однозначны. Мы имели также уже ситуацию, когда действовали не просто комиссии на министерском уровне, а в наших министерствах по милости Ельцина и Чубайса сидели многие десятки американских советников. Результат был для нас, как известно, сокрушительный. Так что дело не в комиссиях, а в изменении нынешней американской стратегии в отношении России. А тут пока много неясностей. Небезызвестный советник Белого дома Макфол откровенно заявлял перед отъездом Обамы в Москву: «Мы не собираемся заверять русских в чем-либо, или им уступать, или торговаться с ними в вопросе о расширении НАТО или о противоракетной обороне». Похоже, так оно и выглядело на деле. Поэтому не будем торопиться и предаваться всяким сумасбродным надеждам. Кончено, надо постараться использовать все возможности, вытекающие для нас из результатов визита, но пока особых оснований для самообольщения не видно.

Вопрос.  Последний вопрос. А как вы вообще относитесь к перспективе дальнейших договоренностей с США о сокращениях ядерных вооружений, к их идее всеобщей ликвидации ядерного оружия?

Ответ. Идея эта мне не кажется очень уж реалистичной. Однако вести диалог на эту тему может быть полезно хотя бы с точки зрения замедления эрозий Договора о нераспространении ядерного оружия. В остальном же нельзя упускать из вида, что в прежние годы, когда существовал примерный паритет между СССР и США как по ядерным, так и по обычным вооружениям, для договоренностей о равновеликих или равнозначных сокращениях существовавших тогда обширных арсеналов была взаимовыгодная основа. С тех пор положение радикально изменилось. США имеют сейчас абсолютное превосходство и по ядерным, и по обычным вооружениям над любым возможным противником или даже группой противников. Их военный бюджет – и это в условиях якобы прекратившейся «холодной войны» – превышает уже 400 млрд долларов. Они безостановочно наращивают свои военные возможности, открыто стремятся добиться абсолютного превосходства не только на земле и на море, но и в космосе.

В этих условиях наши договоренности с ними о сокращениях вооружений должны вырабатываться с полным пониманием сложившейся обстановки и заключаться с большой осторожностью. Проще говоря, чем меньше мы будем связывать себя, тем больше возможностей будет оставаться у нас для маневра имеющимися в нашем распоряжении ограниченными средствами. При этом неизбежно возникнет вопрос, имеет ли нам смысл оставаться главным и практически единственным партнером США на переговорах о сокращениях вооружений, когда другие крупные державы благополучно держатся в стороне от них? Надо ли идти на дальнейшие уступки в вопросах обеспечения своей безопасности только ради политических успехов на переговорах с США по вопросам об ограничениях и сокращении вооружений? В сложившемся положении эти успехи будут иметь для нас неизбежно все менее сбалансированный характер и результат.