Выбор мой обозначило вот что. Во-первых, это сын одного из талантливейших учеников Станиславского: народный артист СССР Борис Ливанов многие годы был ведущим актёром, а затем и режиссёром Московского Художественного академического театра имени М. Горького. А во-вторых, сам Василий Борисович, хотя он не стал актёром МХАТ, во всей своей работе на сцене, телевидении, в кино всегда руководствовался школой Станиславского, о чём говорил не раз.

Влияние его школы на искусство актёров и режиссёров грандиозно повсюду

— Как вы определили бы, Василий Борисович, место Станиславского в русской и мировой культуре?

— Если мы возьмём десять имён первого ряда среди деятелей нашей культуры, которые стали мировыми знаменитостями, то, безусловно, одним из первых в их числе будет имя Константина Сергеевича Станиславского. Потому что его представление о задачах искусства, о профессии актёра оказало грандиозное влияние во всём мире. И лучшие представители этой профессии в разных странах работают по школе Станиславского — русской национальной школе.

Вот когда в Америку переехал в своё время великий наш актёр Михаил Чехов, он основал там свою актёрскую школу. Но ведь она была фактически вектором школы Станиславского! А Ли Страсберг, американский режиссёр и актёр, организовал школу прямо под таким названием. Причём через неё прошли многие ведущие актёры Америки. Например, лучший, по моему мнению, американский артист Роберт де Ниро вышел из школы Ли Страсберга, то есть из школы Станиславского. И Герри Купер там был, и Марлон Брандо, Аль Пачино, Мерилин Монро и другие. Именно по Станиславскому они определяли, что главное в их профессии.

— Я думаю, вы немало могли слышать о Станиславском и его уроках непосредственно от своего отца.

— Да, мой отец был любимым учеником Константина Сергеевича. Учитель оставил даже своего рода письмо-завещание, адресованное «милому и любимому артисту, хорошему человеку».

— С огромным интересом прочитал я его в давнем сборнике, посвящённом Борису Николаевичу Ливанову. Постараюсь, хотя бы в сокращении, напечатать этот текст вместе с нашей беседой… Так вот, я обратил внимание, чем уже тогда, в 1936 году, всерьёз озабочен Станиславский. Тем (цитирую), «что театр во всём мире кончается навсегда». Не просто чувствовал, а воочию видел великий художник наступление повальной коммерциализации искусства, которая сегодня во многом добивает его. И на кого всё-таки надежда у Константина Сергеевича? На тех, кто знает, что такое истинное искусство, кто понял его тайны и призван отстаивать русское искусство артиста, чтобы спасти искусство мировое. Вот ведь ради чего в конечном счёте трудился Станиславский, создавая и оставляя в наследство будущим поколениям свою знаменитую систему. Не так ли?

— Что касается системы, отец говорил мне: слово такое применительно к наследию Станиславского стали зачастую употреблять те, кто просто хотел с этой системы кушать. Можно ли из бездарности «по системе» сделать артиста? Нет. Это невозможно!

Расскажу вам про забавный случай, о котором знаю тоже от своего отца. Как-то (дело было в 30-х годах) объявили по Москве, что один из корифеев МХАТ Леонид Миронович Леонидов выступит в театральном институте с лекцией на тему «Что нужно, чтобы стать актёром». Народу набилось уйма. На сцене — стол с красной скатертью, сидят ведущие преподаватели ГИТИСа. И вот приезжает Леонидов. Под бурные аплодисменты выходит на сцену и перед затаившим дыхание залом говорит: «Чтобы стать актёром, нужно иметь талант». И уехал…

Действительно, прежде всего и непременно в искусстве требуется талант, без которого ничего быть не может. Но в чём колоссальная заслуга Станиславского? Он смог гениально обобщить актёрский опыт — и не одного поколения! Начиная со Щепкина, даже раньше. Обобщил и сделал определённые выводы, на которых, собственно, и основывается его школа. Напомню, как он пишет: если мои труды помогут кому-то из талантливых людей, я буду счастлив.

Грандиозный вклад его в театральное дело состоит в том, что он дал актёрской профессии терминологию, которой до него не было, дал язык. Если раньше режиссёры объясняли актёрам «на пальцах» либо личным показом, чего от них хотят, то теперь появились «задача», «сверхзадача», «зерно образа» и так далее. Определил всё очень точно! И это — невероятная помощь актёру и режиссёру, это — чрезвычайно важно.

Талант в гранях совести и нравственной ответственности

— Однако же не сводится наследие Станиславского, при всей чрезвычайной важности того, о чём вы сейчас говорили, только к технологии или даже психологии творчества. «Жизнь человеческого духа» — вот по Станиславскому предмет и цель искусства, а одна из главных его книг называется «Этика». Значит, речь о духовной, нравственной, гражданской позиции художника?

— Разумеется! Станиславский назвал свой театр — «Общедоступный». Он не мог назвать его — «Народный», тогда это не проходило, но смысл-то именно такой. То есть актёр выходит к своему народу, и он должен быть частью народа, кого бы ни играл, какой бы образ ни создавал. Этим задан высочайший уровень нравственной ответственности, составляющей самую суть завещанного Станиславским.

Нравственная ответственность — вот о чём в искусстве недопустимо забывать! Это неотъемлемая часть нашей русской национальной актёрской школы. Когда-то Михаил Семёнович Щепкин сказал: «Театр — это храм. Священнодействуй или убирайся вон!» Станиславский, как я уже говорил, обобщил многое, что составляло в нашем искусстве лучшие традиции лучших мастеров. И на этом был построен Художественный общедоступный театр.

Ответственность, исключительная требовательность, стремление к бесконечному совершенствованию пронизывали всё в театре, созданном Станиславским и Немировичем-Данченко. Отец рассказывал, что как актёр Константин Сергеевич был даже выше, нежели как режиссёр. Однако с некоторых пор перестал играть в спектаклях. Когда отец спросил его, а почему же, он ответил: «Мои требования к этой профессии задушили бы меня».

Вы понимаете, каковы требования? Не только к другим, а в первую очередь к себе! Это я особенно видел в своём друге и партнёре Виталии Соломине. Он был успешный актёр, но считал, что главного успех не определяет. И он к себе был крайне строг, буквально одержим неискоренимым стремлением к совершенству.

— Прямо по Пушкину: «Ты сам свой высший суд; / Всех строже оценить умеешь ты свой труд…»

— Верно. Да потому что это — искусство, будь то Пушкин, певец Шаляпин или живописец Суриков. Вот мой отец считал, что понятие «талант» лежит в гранях совести…

— То есть он связывал это?

— Да. И отсюда — ответственность художника.

— Замечательно! Изумительная мысль.

— Рождённая, подчеркну, учительством Станиславского.

— А сейчас всё больше — полное забвение и совести, и ответственности.

— К сожалению, это факт. Увы, результат соответствующий…

— Мне посчастливилось видеть на сцене МХАТ многих величайших артистов — учеников Константина Сергеевича. Впрочем, поскольку детство прошло в рязанском селе, а телевизоров тогда не было, сперва я узнал и полюбил их по голосам — в регулярных радиопередачах «Театр у микрофона». Смотреть спектакли начал, став уже московским студентом. Ну а вы, конечно, всё это совершенство видели с младенческих лет?

— Многократно. Например, «Мёртвые души» смотрел 37 раз.

— Восхитительный там был Борис Ливанов в роли Ноздрёва. Или он же — Солёный в «Трёх сёстрах», это был мой самый любимый спектакль во МХАТ, да и вообще самый любимый…

— Старший друг отца Василий Иванович Качалов, в честь которого было дано мне имя, говорил, что высшей ступенью актёрского таланта, которой лишь иногда удаётся достигнуть, становится рождение человека. Это когда зрители видят перед собой не просто известного актёра в роли, а живого человека. Скажем, не Бориса Бабочкина, а Василия Ивановича Чапаева, и абсолютно верят, что перед ними — Чапаев.

Вот таковы у отца и Ноздрёв, и Солёный. Или, например, я видел Михаила Михайловича Тарханова, кода он играл Собакевича. Открывается занавес, на сцене сидят Собакевич и Чичиков (тогда это был Топорков). Долгая тишина, пауза. Потом — ещё не произнесено ни слова, а по залу пробегает смех. Затем смех быстро нарастает, и вот уже это хохот, охвативший все ряды. И потом овация. А почему? Магия театра. Люди увидели и поняли, что перед ними — настоящий живой Собакевич.

Мне тоже повезло с Шерлоком Холмсом в телесериале. Знают, конечно, люди, что это актёр Ливанов, но, встречая на улице или в магазине, иногда говорят: «Мистер Шерлок Холмс». Это высшая награда, а удалось такое, безусловно, благодаря школе Станиславского…

— У вас ведь есть и ещё одна высокая награда за эту работу — орден Британской империи, которым вас наградила английская королева.

— В мировом киноискусстве его получили только трое: режиссёр Стивен Спилберг, актриса Элизабет Тейлор и ваш покорный слуга. Горжусь, но опять-таки отношу это к победам нашей национальной актёрской школы. Мне показывали страницу из дневника королевы, где написано: «Наградить русского актёра Василия Ливанова».

Возвращаясь к спектаклям МХАТ времени Станиславского, в том числе поставленным им самим, я обязательно должен сказать о «Женитьбе Фигаро». В моём сознательном детстве он уже не шёл, но к 50-летию театра, в 1948 году, когда мне было 13 лет, в честь юбилея решили один раз его показать. Впечатление было необыкновенное! Мне кажется, такого театрального пиршества, такого в полном смысле совершенства я на сцене больше никогда не видел. Вспоминаю тот потрясающий вечер и  каждый раз думаю: вот что значит Станиславский…

Традиция — это не повторение, а творческое развитие принципа

— Давайте потолкуем о соотношении новаторства и традиции в искусстве. Станиславский, безусловно, был величайшим новатором, но вот говорят, что сегодня он «сковывает», как и следование любой традиции.

— А кто так говорит?

— Ну какой-нибудь Кирилл Серебренников.

— И не он один… Мой отец, имея в виду, конечно, Станиславского, говорил так: «Традиция — это не есть повторение одного и того же, а развитие принципа». Воплощением русской национальной традиции был Малый театр. Станиславский впитал эту традицию и стал развивать её принципы.

Среди его учеников были Мейерхольд и Вахтангов. Их нередко противопоставляют учителю, но ведь они не создали своей школы. То, чем занимались, были поиски, эксперименты, опыты. При этом могу сказать, что во многом их работа была развитием принципов, заложенных Станиславским, который сформулировал актёрскую школу.

Вот я вахтанговец, однако, как и многие другие, без этой школы обойтись не мог.

— Василий Борисович, но почему вы пошли в Щукинское училище при Театре имени Вахтангова, а не в Школу-студию МХАТ? Не хотели, чтобы у кого-нибудь возникло подозрение в «блате»?

— И это, конечно. Однако меня, по первому образованию художника, влекло вахтанговское искусство. Парадное, праздничное. Я уже окончил художественную школу, уже поступил в Академию художеств. И вдруг — забираю оттуда документы и подаю в Щукинское.

А отец, между прочим, всячески меня от актёрства отводил. Боялся фамильной инерции. Когда узнал про этот мой шаг, при мне позвонил Рубену Николаевичу Симонову и попросил, чтобы мне был устроен строжайший экзамен с пристрастием. Сказал: «Если поймёте, что Васька не тянет, гоните его в шею!» И, знаете, в кабинете Симонова собрались семеро ведущих мастеров, начиная с Абрикосова, и полтора часа гоняли меня по русской поэзии, благо, что я неплохо её знал. А потом Рубен Николаевич позвонил отцу: «Успокойся, Василий на правильном пути». Для меня это был один из самых страшных экзаменов в жизни — определение судьбы.

— Что ж, я опять вспоминаю «Этику» Станиславского. Мог бы отец за вас хлопотать, а он — наоборот…

— Расскажу ещё про один случай, связанный с отцом. Когда я уже был актёром с именем, знаменитый драматург Алексей Арбузов дал во МХАТ свою новую пьесу «Ночная исповедь», которую должен был ставить отец. При этом Алексей Николаевич сказал, что главную роль он написал для Василия Ливанова.

Директор МХАТ позвонил мне: «Мы приглашаем вас». Я отказался. И тогда звонит отец: «Это правда?» Отвечаю: «Да, поскольку никто ведь не узнает про желание автора, а все будут думать, что я просто пристроился к тебе; и как мы оба будем выглядеть?»

— Как же реагировал Борис Николаевич?

— Была большая пауза, а потом я услышал: «Негодяй… Я тебя обожаю».

— Тоже, по-моему, соответствует нравственным принципам Станиславского.

— Так нас учили. Так воспитывали.

К чему ведут власть денег и курс на «развлекуху»

— Да, в наследии Станиславского слились воедино наивысшие нравственные требования и глубочайшее проникновение в профессиональные тайны театра. Физически Константин Сергеевич ушёл из жизни давно, однако его присутствие в бытии нашего искусства ощущалось явственно и сильно. До каких-то пор. Теперь подчас кажется, что его забыли. Даже имя не звучит. Почему?

— А вот вы упомянули модного ныне режиссёра Серебренникова. Ему и таким, как он, Станиславский не нужен. Более того, он им мешает! Потому что это — критерий, недостижимый для них и раздражающий.

Вы же видите, как падает уровень — в театре, кино, на телевидении. Если взять, например, телесериалы, которые имеют самого массового зрителя, то играются они на уровне второго курса театральных институтов. Есть этапы вхождения в профессию. Первый курс — дикция, упражнения на внимание и т.п., то есть техника, овладение основами ремесла. Второй курс — этюды по установке «Я в предлагаемых обстоятельствах». Это ещё не создание образа. Человек учится общаться и произносить текст. Вот что нынешние телесериалы и демонстрируют.

Это вам не «Адъютант его превосходительства» или «Место встречи изменить нельзя». Актёры не создают образы, что есть их главная художественная задача, а просто обслуживают текст, причём, как правило, текст плохой, бездарный. Поэтому зрителя ничто не волнует и ничто ему не запоминается. Существует ведь эманация между актёрами и зрителями — взаимная передача чувств. А если герой актёру не интересен и не дорог, то и зритель остаётся равнодушным.

— Но в чём причина этого?

— Могу сказать: цель — деньги. Актёр говорит, что надо семью кормить, а выкладываться не обязательно.

— Семью и раньше надо было кормить.

— Но при этом была внутренняя ответственность актёра как гражданина.

— А почему она исчезла?

— Потому что рынок. Искусство переводят в рынок. Всем командует продюсер, озабоченный одним: лишь бы вернуть деньги. А кто как играет — ему безразлично.

Актёр должен работать в соавторстве с драматургом. Но поскольку драматургии у нас сегодня нет, то берётся классика и калечится. Модные режиссёры дописывают Гоголя, Островского, Чехова... Ужас! Калечат классику кто во что горазд.

Курс взят на «развлекуху». Такова их установка. Чтобы люди приходили в театр не думать, не чувствовать и сочувствовать, а только развлекаться. Поэтому большой артист ныне Максим Галкин, а он — одарённый конферансье, не более того.

Да почти все, куда ни кинь, гениальные, великие, в крайнем случае — легендарные. На телевидении (надо же!) — «Фабрика звёзд». Какая-то девица что-то там пропищала — и уже она «звезда»! Сперва за-ради извращенцев испохабили голубой цвет неба, а теперь похабят Млечный путь. В чём звёзды-то виноваты, что их сдёргивают в это болото?

— Не порадовался бы Константин Сергеевич…

— Какое там! Разрушают критерии.

— Культуру разрушают. Вы согласны с этим?

— Да, есть «пятая колонна», которая разрушает русскую культуру. Это мечта любого завоевателя. Мечта у Гитлера такая была.

Память о великом должна жить, работать, духовно поднимать народ

— Мы приближаемся к юбилею величайшего деятеля отечественной культуры, но, если устроить опрос, кто такой Станиславский, большинство, наверное, не сможет ответить.

— Ничего удивительного. В последние десятилетия это имя действительно не звучит. В Москве даже улицу Станиславского, где он жил и работал, переименовали опять в Леонтьевский переулок. А кто этот Леонтьев? Бригадир, то есть воинский чин при императрице Елизавете Петровне. Не Суворов и не Кутузов. Знаменит лишь тем, что когда-то построил на этом месте свой дом.

Ну кому, спрашивается, помешал Станиславский? Кому помешал Чехов, что улица его имени стала Малой Дмитровкой?

— Протестов было много, но — без результата.

— Продолжу тему. Нет в Москве памятника Станиславскому. Недавно мы говорили об этом с замечательным актёром и моим другом Евгением Стебловым. Он в Союзе театральных деятелей заместитель Калягина. И мы решили, что надо обязательно со всей остротой поставить этот вопрос. Может быть, даже объявить Всероссийский актёрский сбор средств на создание такого памятника, чтобы все наши актёры были причастны к этому.

Но памятник непременно должен быть! Память о великом нашем национальном достоянии должна жить, работать, духовно поднимать народ.

К.С. Станиславский — Б.Н. Ливанову:

«Чтоб тайны нашего дела не оказались навсегда схороненными»

…Милому и любимому артисту, хорошему человеку.

Кому много дано, с того много и спросится. Отвечайте мне, что Вы сделали с Вашим прекрасным талантом? Поняли Вы главные основы искусства? Изучили Вы их? Знаете ли Вы, что единственная радость в нашем деле — познавание творческих тайн органической природы? Подсказал ли Вам талант, что театр во всём мире кончается навсегда; что уцелели единицы, ещё знающие, что такое искусство? Таких единиц, знающих кое-что об искусстве, больше, чем где-нибудь, — в нашем театре. Это обязывает его ко многому. Но и эти единицы стареют и уходят от нас, а с ними уходит и русское искусство артиста. Не пропустите их, чтоб тайны нашего дела не оказались навсегда схороненными. МХАТ — призван спасти мировое искусство. За неисполнение этого указа судьбы ответите Вы, оставшиеся в живых молодые последователи. Если это Вам удастся — Вас ждёт Слава. Нет — Вас заклеймит позор…

Любящий и надеющийся на Вас

К. СТАНИСЛАВСКИЙ.

8 июля 1936 г.