Зная и помня значимость важность решений Ялтинской конференции для завершения ВОВ и послевоенного мироустройства Президиум ЦК КПРФ еще в августе 2014 года запланировал проведение серию мероприятий посвященных юбилею со дня проведения этого знаменательного события.

Анализируя прошедшее 70-летие мы отчетливее понимаем важность для мирного развития решений Ялтинской конференции для всей планеты, лучше осознаем скрытые мотивы действий различных стран, провоцировавших конфликты в разных точках мира, проверяя его устойчивость и жизнеспособность достигнутых тогда договоренность.
К сожалению агрессивность мирового и прежде всего американского капитала,

Волюнтаризм Хрущева, откровенное предательство интересов нашей страны Горбачевым и Ельциным девальвировали многие положения Ялты.
Пытаясь выстроить мир под себя, американцы и их сателлиты по так называемой 7 реализуют стратегию управляемого хаоса, провоцирую с помощью цветных революций дестабилизацию целых регионов, свергая законно избранные правительства и ввергая страны в братоубийство гражданской войны, зачастую в нарушение устава ООН используются ВС НАТО, как это было в Ираке, Югославии, Ливии, Сирии и др..

Сегодня ими развязана братоубиственая бойня на Украине, а точнее уже в пределах исторической России.  И всем нам необходимо предпринять неимоверные усилия для организации отпора агрессии и восстановления порушенного

Большинство исследователей называют Ялтинскую конференцию апогеем сотрудничества стран антигитлеровской коалиции. В ходе нее Советскому Союзу удалось закрепить основные дипломатические достижения предшествующих лет. Ялтинская, или Крымская, конференция «большой тройки» по характеру и важности принятых решений заметно выделяется на фоне других международных встреч представителей союзных государств периода Второй мировой войны. Ее справедливо сравнивают по значению с такими важнейшими событиями международной политики, как Венский конгресс 1814–1815 гг. и Парижская (Версальская) мирная конференция 1919 г.

Среди обширной литературы, посвященной конференции[1], выделяются мемуары советского государственного деятеля и дипломата А. А. Громыко. В годы войны он был советником посольства СССР в США, а с 1943 г. — Чрезвычайным и Полномочным Послом СССР в США. А. А. Громыко участвовал в подготовке и проведении конференций «большой тройки» в Тегеране, Ялте и Потсдаме, руководил советскими делегациями на конференциях в Думбартон-Оксе и Сан-Франциско. Мемуары А. А. Громыко показывают общую атмосферу на этих конференциях, рисуют портреты их участников, позволяют уточнить советскую позицию по отдельным вопросам. Несомненный интерес вызывают характеристики советских дипломатов, содержащиеся в мемуарах одного из ведущих политических деятелей СССР.

В итоге конференции были выведены из войны малые страны — союзницы фашистской Германии: Финляндия, Румыния и Болгария. При этом советской дипломатии удалось обеспечить благоприятные условия для установления в этих странах лояльных к Советскому Союзу режимов. Решение политической судьбы Польши и Чехословакии также осенью 1944 г. переместилось из Лондона в Москву. Ключевыми в этом были практически одновременные, но противоположные по содержанию с точки зрения взаимоотношений с Москвой Варшавское и Словацкое национальные восстания. Еще до окончания войны Москва обеспечила стратегически выгодные изменения границы с Польшей и Чехословакией. Таким образом, были заложены условия для политических преобразований в Восточной Европе по периметру советских границ, соответствующих интересам Москвы.

Советская дипломатия «переиграла» британцев на Балканах, в Болгарии и Югославии.

Союзники признали также преобладание интересов СССР в Румынии и Венгрии, освобождение которой приближалось благодаря прорыву советскими войсками венгерско-германской обороны в районе озера Балатон. Заинтересованность англо-американских союзников в тесном военном взаимодействии с Красной армией, невозможном без преодоления дипломатических трений, стала дополнительным рычагом для обеспечения геостратегических и геополитических интересов СССР в Европе.

Пожелание провести конференцию «большой тройки» на территории Советского Союза, в одном из приморских городов юга европейской части страны высказала впервые американская сторона, а И. В. Сталин его горячо поддержал. 19 октября он писал Ф. Рузвельту: «Посол Громыко информировал меня о недавней своей беседе с г-ном Гопкинсом, в которой Гопкинс высказал мысль о том, что Вы могли бы прибыть в конце ноября в Черное море и встретиться со мной на советском черноморском побережье».

Поездка Рузвельта в Ялту произвела неизгладимое впечатление на американского президента. Вернувшись в Вашингтон, он рассказывал: «Я видел примеры безжалостного и бессмысленного яростного разрушения… Ялта не имела никакого военного значения и никаких оборонительных сооружений… Мало что осталось от Ялты, за исключением руин и опустошения. Севастополь являл картину предельного разрушения, и во всем городе осталось меньше десятка нетронутых домов. Я читал о Варшаве, Лидице, Роттердаме и Ковентри, однако я видел Севастополь и Ялту, и я знаю, что на земле не могут существовать одновременно германский милитаризм и христианская добродетель».

Ф. Рузвельт разместился в Ливадийском дворце, известном прежде всего как летняя резиденция русской императорской семьи. У. Черчилля поселили в Воронцовском дворце, который был и остается самым знаменитым архитектурным памятником Крыма. Юсуповский дворец, где остановился И. В. Сталин, был внешне не столь величествен, хотя и вполне соответствовал статусу главы могущественного государства.

Конференция продолжалась дольше, чем первоначально рассчитывали ее участники, — восемь дней, с 4 по 11 февраля 1945 г. включительно. Основной формой ее работы были заседания глав правительств — И. В. Сталина, Ф. Рузвельта и У. Черчилля. Их так и называли — «заседания конференции», и проводились они в Ливадийском дворце. Там же были подписаны итоговые документы.

Сразу же выяснилось, что советская сторона придает первостепенное значение вопросу о Германии как в его военных (скорейший разгром противника), так и политических аспектах (как победителям строить с ней отношения дальше). Американская сторона отдавала предпочтение вопросу о создании международной организации безопасности, а британская — польскому вопросу. При этом, как показали события, от обсуждения отдельных аспектов германской проблемы, связанных с послевоенным урегулированием, американская и британская делегация хотели бы уклониться. Тогда как советская делегация с подозрением относилась к американским планам создания международной организации, опасаясь некоего нового пресловутого «единого фронта» империалистов против социалистического государства. Не стремилась она и к интернационализации польского вопроса. Еще в беседе с А. Иденом 4 февраля В. М. Молотов заявил: «Главное сейчас состоит в том, чтобы не мешать полякам, поскольку Польша уже освобождена».

Три указанных вопроса и стали центральными в дискуссиях на Ялтинской конференции.

По этим вопросам на конференции были приняты самые важные по существу и резонансные с точки зрения мировой политики решения

На конференции затрагивались и многие другие темы. Большое оживление вызвал вопрос о статусе Франции, претендовавшей на более значимую роль в составе антигитлеровской коалиции, чем другие освобожденные страны, и стремившейся войти в более тесные отношения с тремя державами. Сторонам понадобилось согласовывать свои взгляды по ряду положений американского проекта «Декларации об освобожденной Европе». Во время беседы И. В. Сталина с Ф. Рузвельтом 8 февраля обсуждался вопрос о помощи, которую Советский Союз мог бы оказать Соединенным Штатам в войне с Японией, и о перспективе вступления в эту войну СССР на стороне своих союзников.

Участники конференции проявили интерес к положению в отдельных странах Европы (Болгария, Румыния, Греция, Югославия) и Азии (Иран, Китай, Корея, Индокитай). Британская делегация постаралась привлечь внимание к вопросу о границах между Италией и Югославией, а также между Югославией и Австрией. Советская делегация поставила вопрос о пересмотре конвенции относительно режима черноморских проливов. В беседе И. В. Сталина с У. Черчиллем 10 февраля обсуждалась судьба военнослужащих обоих государств, освобожденных из немецкого плена в ходе наступательных операций союзных войск. По ряду перечисленных вопросов были приняты формальные решения или, во всяком случае, согласованы позиции, закрепленные в итоговых документах.

Вопрос о расчленении Германии

У. Черчилль предложил посвятить второй день конференции «политическим вопросам, а именно — о будущем Германии… если у нее будет какое-либо будущее». На эти слова живо отреагировал И. В. Сталин, возразив, что «Германия будет иметь будущее».

Сталин предложил, во-первых, рассмотреть «предложения о расчленении Германии». Во-вторых, необходимо было, чтобы союзники договорились между собой и о статусе послевоенной Германии. И. В. Сталин так сформулировал стоящую перед ними задачу: «Допустим ли мы образование в Германии какого-либо центрального правительства или ограничимся тем, что в Германии будет создана администрация, или если будет решено все же расчленить Германию, то там будет создано несколько правительств по числу кусков, на которые будет разбита Германия?» В-третьих, советского руководителя беспокоил вопрос: «Оставят союзники или нет правительство Гитлера, если оно безоговорочно капитулирует?» По его мнению, методы, которыми действовали западные державы в связи с капитуляцией Италии в 1943 г., вряд ли применимы по отношению к Германии. Наконец, в-четвертых, требовалось решить «вопрос о репарациях, о возмещении Германией убытков, вопрос о размерах этого возмещения».

Черчилль обозначил свою позицию: вопрос о расчленении Германии следует вынести за скобки дискуссий в Ялте. Ф. Рузвельт заявил: «Говорить в наши дни о планах децентрализации Германии — значит, увлекаться утопиями». В нынешних условиях он не видел «иного выхода, кроме расчленения», но пока и у него не было ответа на вопрос о том, каким образом нужно расчленить Германию, на сколько частей — «на 6–7 или меньше».  Совещание министров иностранных дел 7 февраля  окончательно отредактировало статью 12 документа о безоговорочной капитуляции Германии, имея в виду включение в текст статьи 12 слова «расчленение».

Репарации

В итоге дискуссий:

1. Главы трех правительств согласились, что Германия должна возместить в натуре убытки, причиненные ею в ходе войны союзным странам;

2. Поручить московской репарационной комиссии обсудить вопрос о размерах убытков, подлежащих возмещению, и о своих выводах доложить правительствам.

Спорный вопрос об общей сумме репараций был изложен в новой редакции, которая учитывала особую позицию британской стороны. В отношении определения общей суммы, а также ее распределения между пострадавшими от германской агрессии странами советская и американская делегации договорились о следующем: «Московская комиссия по репарациям в первоначальной стадии своей работы примет в качестве базы для обсуждения предложение советского правительства о том, что общая сумма репараций в соответствии с пунктами «а» и «б» статьи 2 должна составлять 20 миллиардов долларов и что 50% этой суммы идет Советскому Союзу».

Международная организация безопасности (ООН)

Ф. Рузвельт предложил утвердить доклад министров иностранных дел, в котором были изложены основы будущей Организации Объединенных наций, но с поправкой, что «на конференцию будущей международной организации приглашаются все Объединенные Нации, которые объявили войну против общего врага до 1 марта». И. В. Сталин сразу насторожился: значит ли эта поправка, что и советские республики должны будут подписать декларацию Объединенных Наций до указанного президентом срока? Не случится ли так, что на том формальном основании, что они не подписали декларацию, им могут отказать в статусе первоначальных членов? Ф. Рузвельт и У. Черчилль постарались рассеять сомнения советского руководителя, заверив его, что это вопрос технический, решение уже имеется, и этого достаточно. И. В. Сталин был удовлетворен, получив эти заверения. Его просьбу упомянуть Украину и Белоруссию в решении министров иностранных дел президент и премьер министр удовлетворили. На этом конференция признала «вопрос о Думбартон Оксе» исчерпанным.

Польский вопрос

Самые острые дискуссии шли по польскому вопросу. У. Черчилль, задетый за живое доводами И. В. Сталина о том, что лондонское польское правительство в эмиграции занимается подрывной деятельностью против Красной Армии, высказал предположение, что советское и британское правительства пользуются различными источниками информации. По данным британского правительства, поддерживаемое СССР правительство Польши вряд ли «представляет хотя бы 1/3 польского народа». Но дело даже не в этом: столкновения между политическими противниками могут привести к кровопролитию.

Британское правительство, заявил премьер-министр, осуждает нападения на Красную армию сторонников польского правительства в Лондоне, но вместе с тем не может признать и легитимность люблинского правительства. Ф. Рузвельт призвал премьер-министра к сдержанности, назидательно заметив: «Польский вопрос в течение пяти веков причинял миру головную боль».

Ф. Рузвельт и У. Черчилль со всей очевидностью рассчитывали, что признание ими линии Керзона в качестве советско-польской границы заставит И. В. Сталина смягчить свою позицию относительно правительства Польши. Их расчеты перечеркнуло предложение советского руководителя о компенсации территориальных потерь Польши на востоке посредством значительного расширения ее границ на западе за счет Германии. Ни отклонить это предложение, ни тем более взять назад свои твердые обещания относительно линии Керзона было немыслимо. Вполне сознавая слабость своей переговорной позиции, Ф. Рузвельт и У. Черчилль были вынуждены уступить И. В. Сталину.

Советские предложения были следующими:

1. Считать, что границей Польши на востоке должна быть линия Керзона с отклонением от нее в некоторых районах на 5–8 километров в пользу Польши;

2. Считать, что западная граница Польши должна идти от города Штеттина (для поляков), далее на юг по реке Одер, а дальше по реке Нейсе (Западной);

3. Признать желательным пополнить временное польское правительство некоторыми демократическими деятелями из эмигрантских польских кругов;

4. Считать желательным признание пополненного временного польского правительства союзными правительствами;

5. Признать желательным, чтобы временное польское правительство, пополненное указанным в пункте три способом, в возможно короткий срок призвало население Польши к всеобщим выборам для организации постоянных органов государственного управления Польши;

6. Поручить В. М. Молотову, господину А. Гарриману и господину А. Керру обсудить вопрос о пополнении временного польского правительства совместно с представителями временного польского правительства и представить свои предложения на рассмотрение трех правительств.

Компромиссный характер советских предложений не подлежал сомнению.

Стороны достигли соглашения с большим трудом. Но исследователи обратили внимание на то, что доводам И. В. Сталина, которыми мотивировалась советская позиция, У. Черчилль и Ф. Рузвельт не смогли противопоставить серьезных возражений. Высказывается предположение, что на самом деле они смирились с неизбежностью существенных уступок Советскому Союзу по польскому вопросу еще до Ялты. Именно поэтому главы западных делегаций, начав с громогласных деклараций, в итоге свели дискуссию к поиску приемлемых для себя политкорректных формулировок.

Достижение компромисса по польскому вопросу открыло в Ялте путь к принятию «Декларации об освобожденной Европе», подготовленной Госдепом США. Этот документ представлял собой некое пожелание установить ответственность великих держав за демократические порядки в освобожденных странах Европы.

Дальний Восток

Ф. Рузвельт твердо обещал, что «южная часть Сахалина и Курильские острова будут отданы Советскому Союзу», как того и желал И. В. Сталин.

Он также заявил , что не возражает против предоставления Дайрену статуса вольного порта, находящегося под международным контролем, но обязательно с уточнением, что «в этом порту должны быть гарантированы преобладающие интересы Советского Союза». Что же касается Порт-Артура, он продолжал настаивать на его аренде в качестве «морской базы СССР». Президент США принял предложенный ему компромисс.

Аналогичным способом были преодолены разногласия относительно железных дорог в Маньчжурии — совместное управление, но с гарантией соблюдения интересов СССР. На согласованных условиях Советский Союз принял на себя обязательство вступить в войну против Японии «через два-три месяца после капитуляции Германии и окончания войны в Европе».

Оценка Ялты Рузвельтом

Ф. Рузвельт не побоялся назвать Ялтинскую конференцию «поворотным пунктом в американской истории». В ближайшем будущем он обещал представить на рассмотрение сената и американского народа документ, который, по его словам, «определит судьбу Соединенных Штатов и судьбу всего мира на будущие поколения». Речь шла, разумеется, об учреждении международной организации безопасности (ООН). Перед лицом событий такого масштаба, утверждал президент, «не может быть среднего решения… Мы должны взять на себя ответственность за международное сотрудничество или мы должны будем нести ответственность за мировой конфликт».

По мысли президента, Ялтинская конференция должна стать вехой в мировом развитии: «Эта конференция означает конец односторонних действий, исключительных союзов, сфер влияния, системы равновесия сил и всех других способов, к которым прибегали на протяжении столетий и которые не имели успеха». Имея в виду, по всей видимости, не только себя, но и других лидеров большой тройки, Ф. Рузвельт заявил: «Мы предлагаем заменить все эти системы всеобщей организацией, к которой смогут присоединиться в конечном счете все миролюбивые страны».

Пересмотр итогов Ялты в послевоенное время

В годы холодной войны на Западе всячески муссировался тезис о том, будто бы именно Советский Союз нарушил обязательства, принятые на себя в Ялте, особенно в отношении стран Восточной Европы. Саму же Ялтинскую конференцию там долгое время изображали как пример «советского диктата», которому якобы не имели возможности противостоять западные лидеры, и как один из символов политико-идеологического «раскола Европы» после Второй мировой войны.

В связи с этим правомерным будет вопрос: «кто из трех лидеров первым изменил курсу на сотрудничество», провозглашенному Ялтинской конференцией? Вину за это западная историография традиционно возлагает на И. В. Сталина, ссылаясь на признание им в январе 1945 г. люблинского правительства как на решающее доказательство.

С куда большим основанием, пишет один из известных американских исследователей, Ф. Хэрбетт, названия «односторонних» заслуживают действия западных держав в период после Ялтинской конференции, предпринимавшиеся «без всякого предварительного уведомления советской стороны». Сам И. В. Сталин прибегнул к подобному методу «не ранее, чем Черчилль и Рузвельт начали досаждать ему своими кознями после Ялты»[2].

Киссинджер: оценка Ялты

В работе «Дипломатия» (1994 г.), которую многие называют «классической», в концентрированном виде наши отражение все лживые измышления историков и политиков времен Холодной войны.

Это, прежде всего, тезис о «советском экспансионизме», который проявился, якобы, на завершающем этапе войны.

Черчилль, по словам Киссинджера, просто был вынужден настаивать на создании оборонительного вала по восточной границе Франции: «В феврале 1945 года в Ялте, на самой важной конференции стран‑победительниц, Рузвельт упрекал Черчилля в присутствии Сталина за то, что тот будто бы «искусственно» пытается превратить Францию в сильную державу. И как будто абсурдность подобной затеи подразумевалась сама собой, он высмеивал мотивацию Черчилля, – ему казалась нелепой попытка возвести оборонительную линию вдоль восточной границы Франции, за которой Великобритания сумела бы собрать собственную армию»[3]. Но, пишет Киссинджер, «в те времена это представлялось Черчиллю единственным доступным способом сдерживания советского экспансионизма».

Еще один лживый тезис состоит, якобы, в «доверчивости» Рузвельта, который «полагался на личные отношения со Сталиным, чего никогда бы не сделал Черчилль»: «Превращение Сталина, организатора кровавых чисток и недавнего сотоварища Гитлера, в «дядю Джо», символ умеренности, было, конечно, наивысшим триумфом надежды, победившей опыт».

Переворачивая все с ног на голову, Киссинджер убеждает читателей в «чистоте помыслов» и «идеализме» Рузвельта, который «отражал подход народа, больше верящего не в геополитический анализ, а в то, что человек от природы добр. Они предпочитали видеть в Сталине милого дядюшку, а не тоталитарного диктатора».

И это пишет политик, которому доподлинно известны факты о том, что уже начиная с января 1945 г. западные союзники начали готовить план войны против СССР под кодовым названием «Немыслимое», который предусматривал после оккупации Германии поход на восток и захват европейской части СССР! Этому плану препятствовала лишь боязнь военной мощи Советского Союза, а также всеобщее восхищение народов мира беспримерной отвагой и героизмом Красной Армии – Освободительницы народов от фашистского ига.

«Ялта, – клевещет Киссинджер, –  стала символом позора с точки зрения формирования облика послевоенного мира».

Единственный аргумент, по его мнению, который стоит принять во внимание –  «когда проходила эта конференция, советские войска уже давно перешагнули все границы 1941 года и были в состоянии односторонне навязать советский политический контроль над всей остальной Восточной Европой».

Ложь выступает даже в мелочах. Так, Киссинджер рисует облик «безжалостного диктатора Сталина», который вынудил Рузвельта прилететь в Россию: «Будучи серьезно болен, Рузвельт должен был лететь с Мальты в крымский аэропорт Саки, а оттуда ехать на машине девяносто миль до Ялты в течение почти пяти часов по тяжелой, заснеженной дороге». Хотя выше упоминалось, что идея проведения конференции в Ялте была предложена никем иным, как самим Рузвельтом!

«В конце концов, пишет Киссинджер, – Черчилль и Рузвельт согласились на границы 1941 года для России, что было болезненным шагом для Черчилля, чья страна вступила в войну, чтобы сохранить территориальную целостность Польши». Хотя общеизвестно, что после захвата Германией Польши Британия не произвела ни единого выстрела в «странной войне» 1939-1940 гг., ожидая с вожделением нападения Германии на Советский Союз.

«Уступкой Сталина союзникам, – заявляет Киссинджер, – явилась совместная «Декларация об освобожденной Европе», где давалось обещание о проведении в Восточной Европе свободных выборов и установлении там демократических правительств». Это опять ложь, так как Декларация не была юридически обязательным документом, а лишь расплывчатым документом о намерениях.

Но на основании этой лживой идеи, делается вывод: «Позднее, когда Америка решилась организовать сопротивление советскому экспансионизму, она это сделала, исходя из того, что Сталин не сдержал своего слова, данного в Ялте, в том виде, в каком это понимали американские руководители и американская общественность».

Этот поток лжи и фальсификаций был подхвачен некоторыми «россиянскими» историками, которые с готовностью дублировали все измышления западных пропагандистов не только в псевдонаучных «трудах», но и в учебниках для средней школы. Так, А.Г. Ложкин писал: «Ялта это игра дипломатов и символ откровенных нарушений СССР принятых на себя обязательств». Г.Н. Рыкун: «Ялта не существует как цельное, емкое событие, а есть некоторый блок частных договоренностей, который неизбежно входит в жесткое противоречие с реальностью и их выполнением». М.Ю. Привалова: «Ялта это факт истории, жестокий, черный факт отечественной истории, где были приняты бесчеловечные документы».

На нестыковки в работах фальсификаторов указывают и объективные западные авторы. Так Ф. Хэрбетт пишет: «В настоящее время грозный перст западной Фемиды направлен против Сталина, которого обвиняют в начале Холодной войне.  Однако этот ход событий был предопределена гораздо раньше – еще в 1917 г., со времен Октябрьской революции. Рузвельт и Черчилль после Ялты были обязаны некоторое время притворно поддерживать в глазах мирового общественного мнения имидж «единства» союзников. Однако они прекрасно понимали, что весь этот маскарад будет свернут в самое ближайшее время после окончания войны. Для этого можно было найти любой предлог. Используя чисто технические моменты по формированию «люблинского правительства» Польши, начался сознательный разрыв отношений, выплыла на свет идея Черчилля по формированию англо-американского фронта».

Вместо реальности великого освобождения Советами Европы,  вылезла идея «советского экспансионизма». СМИ полностью идеологически обеспечили все переходные ступеньки от сотрудничества к крайней агрессивности, возлагая вину за разрыв с бывшими союзниками на Советский Союз. В 1946 г. в США все это дополнялось началом крупнейшей антикоммунистической истерии, «охотой на ведьм», которая и стала психологическим фоном для начала Холодной войны.

Ялта и современная Европа

На фоне Холодной войны, разразившейся почти сразу после окончания Второй мировой войны, большинство исследователей сконцентрировались на противостоянии Советского Союза и западных союзников. 

Однако в стороне осталась судьба самой Европы. Великобритания, а позже другие страны Западной Европы, благодаря своей недальновидной политике ярого антисоветизма, загнали себя в политический тупик, обрекая Европу на роль рядового сателлита, еще одной колонии США.

Американцы на постоянной (как выяснилось позже) основе стали доминировать на европейском континенте, в европейской политике.

Их попытка закрепиться на европейском континенте после первой мировой войны не увенчалась успехом. В.И. Ленин совершенно справедливо отмечал по поводу Версальской конференции: "Вильсон там оказался совершенным дурачком, которым Клемансо и Ллойд-Джордж вертели, как пешкой".

Но после второй мировой войны США учли этот опыт и уже не упустили второй шанс.

Этому способствовали не столько документы, принятые в Ялте, которые оговаривали устройство послевоенной Европы, сколько условия присутствия американских оккупационных войск, уничтожения левой оппозиции.

Как всегда при навязывании своей воли ослабленным в экономическом отношении «партнерам», на первый план были выдвинуты договоренности о «свободном рынке», которые благоприятствовали укреплению США в Европе, амбициозные совместные военно-политические проекты, и вовлеченность американского бизнеса и банков в послевоенное восстановление Европы.

[1] Сиполс В. Я. Великая победа и дипломатия. 1941–1945 гг. М., 2000

Печатнов В. О. Сталин, Рузвельт, Трумэн: СССР и США в 1940-х гг. М., 2006

Бережков В. М. Страницы дипломатической истории. М., 1987.

Внешняя политика Советского Союза в период Отечественной войны. Документы и материа-

лы. М., 1946. Т. 2.

Ржешевский О. А. Сталин и Черчилль. Встречи. Беседы. Дискуссии. М., 2004.

Ялта-45. Начертания нового мира. М., 2010

[2] Harbutt F. J. Yalta 1945: Europe and America at the Crossroads.N.Y., 2010, P. 401

[3] James MacGregor Burns. Roosevelt: The Soldier of Freedom  (Берне Джеймс Макгрегор. Рузвельт: солдат свободы).  N. Y.: Harcourt Brace Jovanovich, 1970. P. 566