Без малого девять лет прошло с тех пор, как Россия подписала Европейскую социальную хартию. Но только теперь, когда кризис грозит спалить предохранители общественного спокойствия, президент внёс в Госдуму законопроект о её ратификации. 

20 мая на пленарном заседании нижней палаты парламента хартия, а точнее — отдельные её положения были утверждены.

Из 98 пунктов документа после многолетних обсуждений ратифицировано лишь 67. Этого, оказывается, достаточно, чтобы подтвердить нашу приверженность принципам и нормам европейского правопорядка в социальной сфере, но ничтожно мало, чтобы Россия действительно могла называться социальным государством. Сколь-нибудь значимые пункты остались вне поля зрения российской власти, отметил Николай Коломейцев. Министр труда и социального развития Татьяна Голикова объяснила это тем, что статьи “содержат термины, не существующие в российском законодательстве, или содержат неопределенное толкование тех или иных терминов”. Разумеется, “признать право работников на вознаграждение за труд, которое позволит обеспечить им и их семьям достойный уровень жизни”, как того требует пункт 1 статьи 4 хартии, для правителей России — неслыханное дело. И “добиваться постепенного подъёма системы социального обеспечения на более высокий уровень” в соответствии с пунктом 3 статьи 12 — тоже нонсенс. А уж право на жильё, на защиту от бедности и право пожилых людей на соцзащиту — всё это к российской действительности вообще не имеет никакого отношения. Потому неудивительно, что реализация взятых Россией обязательств дополнительных бюджетных расходов не повлечёт, зато в очередной раз прогремит победным тушем социальному курсу президента и правительства. 

“Много шума из ничего”, — сказал бы классик. Пенсия в России составляет лишь 24 процента от размера средней зарплаты, при том, что тарифы на услуги ЖКХ ежегодно возрастают на 20—25 процентов. Уровень заработной платы квалифицированных работников — в 4 раза ниже, чем в Западной Европе. Когда же правительство всерьёз повернётся к проблеме справедливой оплаты труда и, если уж мы берём пример с Европы, не пора ли внести в Трудовой кодекс поправки, защищающие право трудящихся на забастовку, которая широко используется европейскими рабочими в качестве противовеса полновластию работодателей? На вопрос члена фракции КПРФ Валентина Романова министру Голиковой ответить было нечего. 

Тем не менее, несмотря на то, что предложенный к ратификации документ куцый, фракция КПРФ его поддержала.

— В своё время Советский Союз с точки зрения социальных гарантий показывал пример Европе. Сейчас у нас соотношение прав трудящихся и прав капитала настолько разорвано, что, может, хоть в каких-то вопросах Европа нас подожмёт под свои стандарты, — пояснил Валентин Романов.

В иной тональности прозвучал предложенный президентом законопроект, касающийся наделения полномочиями председателя Конституционного суда и его заместителей. Если сегодня они избираются тайным голосованием самими судьями Конституционного суда на альтернативной основе, то с принятием поправок в закон кандидатуры на эти должности будут представляться президентом и утверждаться Советом Федерации. Отношение фракции КПРФ к президентской инициативе прокомментировал Сергей Обухов:

— Тот этап интенсивного реформирования, который сейчас переживает наша политическая система, ставит во весь рост следующую проблему: выдержит ли политсистема, а вместе с ней и государство усиливающийся “идеальный шторм” кризиса? Ведь наша политсистема не прошла базовую проверку на прочность через передачу власти в руки оппозиции. Неустойчивость нынешней политсистемы прежде всего в том, что она базируется не на институтах, а на мифической вертикали власти. И нынешние поправки в закон “О Конституционном суде” усиливают эту неустойчивость. Много говорится, что поправки не затрагивают независимость суда. Да, конечно, соответствующие нормы вроде бы в законе сохраняются. Но здесь я воспользуюсь образом, который любит применять председатель Конституционного суда Валерий Зорькин: “Сороковую симфонию Моцарта можно исполнять по-разному. Но иногда ее исполнение превращается в траурный марш”. Нечто подобное у нас происходит и с независимостью суда. Формально вроде бы всё правильно, но громче и громче слышится траурный марш по его независимости. Вообще, суды стали ширмой для прикрытия произвола исполнительной власти. Поэтому мы настаиваем на укреплении институтов и выступаем против принижения роли как парламента, так и Конституционного суда.

Критические замечания оппозиции думское большинство привычно проигнорировало, приняв законопроект в первом чтении. Симптоматично, что вопрос о Конституционном суде рассматривался сразу же после завершения “правительственного часа”, на котором выступил министр юстиции РФ Александр Коновалов с проблемой так называемого правового нигилизма. По мнению министра, неуважение и несоблюдение законов в российском обществе обусловлено тремя причинами: исторической традицией, несовершенством действующего законодательства и практики правоприменения, а также несовершенством, ангажированностью и коррупционностью государственной и муниципальной службы. Но судя по тому, как “по-домашнему”, не церемонясь, обращаются с законом сами представители власти, думается, ближе к истине здесь Вадим Соловьёв, выступивший от фракции КПРФ.