«КУПРИН» — это цикл из трёх многосерийных фильмов по мотивам «Ямы», «Впотьмах» и «Поединка» с приправой из «Гранатового браслета», «Без заглавия», «Святой любви», «Телеграфиста», «Молоха», «Люции», «Путаницы», «Системы», «Юнкеров», «Брегета», «Пиратки» и «Штабс-капитана Рыбникова». Причудливый коктейль, элементы которого подверглись настолько произвольному перевариванию в кинематографической кастрюле нынешних телеинтерпретаторов, что говорить даже о купринских «мотивах» этой стряпни приходится с известной долей условности. Вряд ли автор, будет помещён перед телевизором по воле каких-нибудь потусторонних сил (весьма популярных на нынешнем российском ТВ), узнал бы, например, своего Платонова из «Ямы», вольного бродягу-разнорабочего и начинающего газетного репортёра, в том вальяжном писателе по имени Александр Иванович Куприн, которого мы увидели в фильме.

Столь же далёк от своего прототипа, циничного торговца «жрицами любви», розоватый экранный Горизонт. А уж хозяйка «заведения» Анна Марковна на пару с первой экономкой, остзейской немкой Эммой Эдуардовной, в образе которых Куприн словно бы предвосхитил чудовищные, но, увы, реальные фигуры зверюг-надсмотрщиц из фашистских концлагерей, просто расцеловали бы создателей фильма, так польстивших им на экране — вполне в духе той слащаво-слезливой мещанской драмы, в которую их переместили из весьма суровой к ним купринской прозы.

Столь же нелепо проводить параллели между рядовыми персонажами убийственно реалистичной «Ямы» — всеми этими трагически униженными и брошенными на дно социальной помойки самодержавно-чиновной царской России женьками, любками, верками и прочими обитательницами и служащими «весёлого дома», под заскорузлыми масками которых, налепленными на них благословлённым властями развратом, писатель находит истинное, но обречённое на гибель человеческое начало, и теми разряженными «дивами», чьи экранные драмы, несмотря на усилия классных актёров, вполне укладываются в рамки развесёлого театрализованного шоу с его банальной искусственной слезой. Дело не в мелочном подсчёте отклонений от первоисточника, неизбежных при всякой экранизации. В принципе несопоставимо — ни по замыслу, ни по воплощению: мощная, зрелая художественная публицистика Куприна и инфантильно-кокетливая беллетристика фильма.

Куприн, как известно, был современником, другом и во многом единомышленником Льва Толстого, Чехова, Бунина, Горького. Каждый из них был, по известному выражению В.И. Ленина, зеркалом своей эпохи — зеркалом индивидуальным, отражавшим парадоксальные противоречия времени и своего положения в общественной структуре. В творчестве Куприна бьётся нерв духовного самочувствия поколения свидетелей и участников великих революционных событий, отношение к которым так круто разломило российское общество. Не только его герои, но и сам писатель лично был вовлечён в этот разлом. Тем более неоценима значимость его художественных свидетельств. Но к фильму «по мотивам», о котором идёт речь, это не относится. Другой калибр.

Из опыта советских лет известно: появление в кино или тем паче на ТВ яркой экранизации классики резко повышает читательский к ней интерес. Сегодня этот эффект далеко не столь очевиден, а порой прямо противоположен. Псевдокультурная политика властей даёт свои плоды: бульварное чтиво явно вытесняет классику. И виной тому в немалой степени — те экранные с нею эксперименты, на которые так горазды нынешние «властители дум», ретиво выполняющие, с большей или меньшей степенью профессионализма, заказы верхов по околпачиванию и расчеловечиванию народа. Новоиспечённый «Куприн» — в этом же ряду.

«Прошло сто лет, но люди не меняются. У всех те же страсти и те же цели. Не меняется наша способность любить и страдать, ревновать, предаваться страстям, мучиться или быть счастливыми», — мудрствуя лукаво, заявляет в одном из интервью продюсер «Куприна» Д. Евстигнеев. Ну чего, в самом деле, ждать от подобных «мудрецов», кроме телеподлогов?