Недавно в Центральном доме художника прошла очередная московская книжная выставка Нон-фикшн. Ещё её называют выставкой интеллектуальной литературы. Положим, эта репутация отнюдь не заслужена — литература тут представлена самая разная: от философских книг до пустейших мемуаров. Выставка как выставка и благодаря своей репутации, поддерживаемой рекламой, весьма посещаемая. Естественно, организаторы стараются поддержать этот интерес, устраивая разные викторины, конкурсы, встречи с писателями, а, кроме того, изощряясь в оформлении.
НА ЭТОТ РАЗ посетители были поражены невиданным зрелищем. Прямо перед лестницей, ведущей к вожделенным книжным богатствам, от пола до потолка высился необъятный столб. Сверху донизу он был в полном смысле слова утыкан книгами, растрёпанными, перевёрнутыми вверх тормашками, как бы пригвождёнными к этому позорному столбу. У подножия книги валялись в якобы «художественном беспорядке», беспомощно раскинув кое-где порванные и запачканные страницы. Посетители недоумевали: что бы это значило? «За что распяли книжки?» — висело в воздухе. Надо заметить, многие пришли сюда с детьми, а дети, как известно, должны воспитываться в уважении к книге. Теперь родители не знали, что и сказать. Какой-то малыш неуверенно предположил, мол, это плохие книги, а хорошие наверху, на выставке.
Мы решили посмотреть, каким же книгам так не повезло? И первым, попросившимся прямо в руки, был томик из Собрания сочинений Александра Дюма. Его удалось освободить от гвоздя. Куда крепче был прибит толстый том А.С. Макаренко. Выше покачивался сборник «Русские народные сказки». Ещё выше — «Василий Тёркин». И, наконец, прямо над головой — томик Пушкина! Мы успели ещё заметить растрёпанную «Историю СССР», «Рассказы и повести» К.Г. Паустовского и, к вящему своему изумлению, интеллектуальнейшую «Игру в бисер» Германа Гессе. Тут нас отогнал недремлющий охранник: «Если книга вам на голову упадёт, кто отвечать будет? Их тут пять тысяч! Какая, может, и сорвётся».
Пять тысяч распятых книг! Кто же учудил такое безобразие? В администрации выставки отбоя не было от возмущённых посетителей. И все получали один и тот же ответ: это инициатива Центрального дома художника. На шум явился некто Даниил Викторович Карлов, отказавшийся назвать свою должность. Он был предельно раздражён:
— Что вы понимаете? Это инсталляция! Произведение современного искусства! Книги с помойки получили новую жизнь!
Окончательную ясность внёс директор дома художника Василий Бычков:
— Перед вами — арт-объект испанской художницы Алисии Мартин, осуществлённый на деньги испанского посольства в Москве. Это памятник печатному книгоизданию, которое от нас уходит. Если бы эти книги не попали сюда, они пошли бы под нож. Их списали в макулатуру. Меня самого сначала покоробило, что книги прибиты к колонне, но художница объяснила, что она делает подобные вещи во многих странах мира и нигде это не вызывает возмущения. Она удивлена и даже обижена вашей реакцией. Да, это грубо, вызывающе. Но говорить, что это кощунство — просто ханжество. И мы не собираемся убирать инсталляцию. А если вы искренне возмущены — выкупите эти книги и подарите библиотеке. Только боюсь, что скоро они снова окажутся в макулатуре.
Что было сказать в ответ? Конечно, испанка не уразумела, на что подняла руку. Не учла, так сказать, нашей ментальности. Священное отношение к книге складывалось в России из века в век, на протяжении многих поколений. А в советское время оно приобрело, можно сказать, политико-воспитательное значение. Книга стала символом не только просвещения, но и гражданской активности. Почитать и беречь книгу нас приучали с раннего детства. Порвать книгу считалось злостным хулиганством. Конечно, в годы тяжёлых лишений книги шли, бывало, на растопку, на раскурку, но никогда здесь не устраивалось книжных аутодафе. Так что возмущение посетителей объяснялось легко и просто. Но обиженная испанка так и осталась в убеждении, что посетители не поняли её замысла, потому что наше общество в целом не ориентируется в «современной арт-культуре». Мол, при чём тут русский менталитет? Книги-то действительно списаны в макулатуру в московских библиотеках! Не на помойках собирала их художница — привезли навалом в брезентовых мешках.
Почему же лишними оказались эти книги там, где они служили людям десятки лет? У кого поднялась рука списать в макулатуру Пушкина? Каким бы ветхим ни оказался этот том, а нельзя было оправлять его под нож. Но и ветхим-то он не был. Почти все списанные книги могли ещё долго служить людям. Как же вышло, что они оказались никому не нужны? Почему так легко расстались с ними поборники книжной культуры — библиотекари?
Много лет зная этих бескорыстных тружеников, не жалеющих сил во имя авторитета своей профессии и всей библиотечной отрасли, понимаешь, что они, как говорится, грудью защищали каждую книгу. Нет, не лёгким был процесс чистки библиотек. Библиотекарь — фанат книги. Ему бессмысленно говорить, что печатное книгоиздание уходит в историю, что будущее за электронными носителями информации. Он всегда на страже вверенных ему фондов. Конечно, во все времена обветшавшие книги утилизировались, но не в таком качестве и количестве, как сейчас, не с такой лихорадочной быстротой, словно бы продиктованной пожарной необходимостью. Может быть, изменились стандарты утилизации? Но и в таком случае как можно было выставить в самом центре Москвы на всеобщее обозрение этот символ варварского отношения к книге?
На эти вопросы прямо тут, у позорного столба, нам ответила Нина Николаевна Назарова, библиотекарь с сорокалетним стажем, и сегодня ещё работающая в главном библиотечном коллекторе.
— С болью гляжу на это издевательство, — сказала она. — Мы-то всегда старались продлить жизнь книге, по собственному почину овладевали навыками переплётчиков: подклеивали, случалось, и переплетали заново. И книги оставались в строю — на книжной полке. Страна богатела, книгоиздание набирало обороты, наши фонды пополнялись. Но мы не списывали старые издания — отсылали их в провинцию, главным образом в сельские библиотеки, клубы и школы: ведь тогда вся страна была Читателем. Говорят, новый век несёт новые приоритеты: компьютер вытеснил книгу, новые электронные технологии по своим возможностям опередили книгопечатание. Мол, теперь, когда целое собрание сочинений может уместиться на одном диске, традиционная печатная книга обречена на умирание. Но это неправда. Книгопечатание использует те же технологии и динамично развивается. Книжный рынок растёт, невзирая ни на какие кризисы. Бумажная книга всегда будет востребована, как востребованы бумажные фотографии: всё, что существует на бумажных носителях, — ближе к человеку. Так что дело вовсе не в новых технологиях. Дело в капитализме. Я не искушена в политической экономии, но скажу попросту: при капитализме важны не содержание, не моральное и воспитательное значение книги, не её художественные достоинства — важен только оборот. Вал новых книг в обязательном порядке сметает старые книги. Отсюда и громадная утилизация. При капитализме она неизбежна.
Для капиталиста библиотека — это мёртвый груз. Как известно, библиотеки у нас до сих пор бесплатные. И капитализация тут начинается с платных мероприятий. Открываются компьютерные залы, всевозможные клубы по интересам, проходят платные выставки и концерты. Сразу же встаёт вопрос о размещении новых активов. И начинается демонтаж книжных полок.
Оказывается, фонды занимают слишком много места. Вот книги и снимаются с полок, складируются, наконец, списываются. На моей памяти за минувшие двадцать лет были раскурочены (иного слова не подберёшь) несколько крупных библиотек. И каких библиотек!..
Да, тема затронута громадная. В тяжелейшие 90-е годы, грозившие стране разорением, мы были озабочены судьбой работников культуры: библиотекарей, музейщиков, архивариусов. Мизерная зарплата, тяжелейшие издержки труда в условиях кризиса, отсутствие жизненных перспектив грозили обрушить целые отрасли. Библиотекари работали на чистом энтузиазме, вызывая глубочайшее сочувствие у всего общества. Мы думали о людях, о сбережении кадров и забывали о самих книгах. Ведь книги не просят есть-пить. Им нужен только режим хранения. И в голову не приходило, что книги можно сознательно уничтожать.
Наверное, у каждого есть свой чёрный список раскуроченных библиотек, как городских, так и ведомственных. Одним из ценнейших книжных собраний Москвы была библиотека издательства «Искусство». Сюда приезжали работать крупнейшие искусствоведы и художники. Тут были собраны не только книги, выходившие в издательстве на протяжении 70 лет, но и многие раритеты советских лет. В первый же год капиталистических реформ директор издательства сдал обширное помещение библиотеки некоей фирме — книги выбросили в сырой холодный подвал соседнего дома. Сколько было при этом расхищено и сколько списано, никто не считал. Теперь, когда давно уже нет ни издательства, ни библиотеки, о чём говорить? Да всё о том же — о безобразном отношении к нашему книжному богатству, о непростительной расточительности.
Вот богатейшая библиотека Союза кинематографистов РФ, вроде бы сохранившая и фонды, и читателей. Она переезжала дважды. Первый раз по решению правления Союза кинематографистов, пустившегося в рынок, пришлось уступить свои залы на Васильевской улице ресторану и перебраться в куда более тесное помещение, отведённое ей в Киноцентре. Но и ресторан не стяжал денег кинематографистам, и после долгих перипетий Киноцентр ушёл с молотка. Библиотека надолго закрылась — до той поры, пока ей не отвели разорённое помещение бывшей городской библиотеки № 2. Как известно, каждый переезд равносилен пожару. Ушли из жизни хранители, не выдержав двух переездов. И сейчас Библиотека киноискусства, носящая имя С.М. Эйзенштейна, недосчитывается многих раритетов, составлявших когда-то её гордость. И они могли быть в одночасье списаны «за ветхостью». О строгом учёте и речи нет — многие книги лежат в пачках, развязать их не хватает рук. Обустройство нового помещения продолжается годами.
Через все препоны прошла фундаментальная библиотека Дворца культуры завода имени Лихачёва, на долгие годы сохранив свои фонды и читателей. Обанкротили завод — и Дворец культуры пустился в самостоятельное плавание. Однако время шло, приватизация набирала обороты — и дворец пошёл с молотка. Конечно же, первым делом новоявленные хозяева подступили к книжному собранию: что это за библиотека, где на полках стоят труды Маркса и Ленина, где до сих пор можно получить литературу по историческому и диалектическому материализму? Долой эту библиотеку! Особенно не нравятся им книги, которые дают представление о становлении и развитии советской цивилизации, о строительстве небывалого в мире государства. Никогда не читавшие в силу своего невежества даже Шолохова и Твардовского, они впервые слышат о Константине Федине, Борисе Горбатове, Фёдоре Гладкове. Всё это, по их мнению, «макулатура».
Замечательных советских писательниц, умевших проникновенно отобразить сложность человеческой личности в контексте широкой панорамы общественной жизни, — Валерию Герасимову, Веру Панову, Галину Николаеву, Антонину Коптяеву — они числят по разряду «дамской прозы» прошлого века. «Кто это будет теперь читать?» — этот рефрен уже навяз в ушах у хранителей книги. «А вот представьте себе, читают там, где библиотекарь работает с читателем, — отвечает на это библиотекарь Нина Николаевна Назарова. — И с этими книгами, насквозь пробитыми варварской рукой, можно и нужно было работать. Ручаюсь, только вчера они стояли на наших полках. Узнаю их, что называется, в лицо».
Несомненно, книги, изданные в советское время, и по сей день составляют преимущественную часть библиотечных фондов. Это подлинные памятники эпохи, свидетельства лучших времён нашей Родины. Утилитарный подход к библиотечным полкам, вмешательство неквалифицированных людей, ангажированных рынком, грозит уничтожением этого богатства. Книгам нужна действенная защита от конъюнктуры, вкусовщины, невежества. Кому же защитить их, как не общественным организациям, объединяющим любителей книги? Было когда-то в СССР Всесоюзное добровольное общество любителей книги. Его преемником считает себя Международный союз общественных организаций книголюбов, в уставе которого записано, что союз «объединяет всех, кто любит книгу, заботится о сохранении её приоритета в духовной жизни личности, стимулирует интерес к серьёзному чтению». Тем удивительнее, что руководители союза не считают нужным осудить арт-акцию Центрального дома художника, добиться её немедленного прекращения. При этом они горячо отстаивают честь организации, рассказывая о том, как энтузиасты-книголюбы пристраивают в городские библиотеки целые книжные собрания, оставшиеся без хозяев. Что и говорить, благое дело. Только до восстановления приоритета книги в жизни общества ещё очень далеко. Не оказались бы эти спасённые книги в брезентовом мешке!
А позорный столб по-прежнему стоит в вестибюле Центрального дома художника, свидетельствуя о беззащитности культуры. Пять тысяч распятых книг кричат об угрозе русской словесности, русской советской цивилизации